Дырчатая луна (сборник)

Гайка вцепилась в передний край «седла». Лесь — в Гайку. И Велька — живой веселый Велька! — взметнул их в высоту.
Они достигли береговых обрывов тремя громадными скачками. Велька сел на плиты среди редких мраморных колонн, которые белели в загустевших сумерках. Над головами уже дрожали звезды. А в море мигали похожие на звезды сигнальные огоньки. Резко пахло полынью. Стек-лянно звенели цикады. И не было никого вокруг.
— Будто в Безлюдных Пространствах, — шепнула
Гайка.
— Да... Они ведь рядом. Я думаю, Велька там не соскучится. Мы будем к нему приходить...
— Лесь, как он туда попадет-то?!
— Спускайся... — Лесь помог спрыгнуть Гайке (она охнула), соскочил сам. Выдернул из-за пояса флейту. — Велька! Слушай...
Велька со вниманием наклонил круглую башку. Умница.
— Ты должен сейчас опять... Ну, как тогда... снова пре -вратиться в бабочек. Это обязательно надо, Велька! Бабочки пролетят за нами в проход, а потом ты превратишься опять... Понял?
Велька кивнул.
— Я заиграю, а ты... разлетайся. Давай! — И Лесь заиграл.
Он хорошо играл. И эта музыка, видимо, нравилась Вельке. Он даже в такт ей стал переступать передними ногами. Но в бабочек не превращался. То ли не мог, то ли все-таки не понимал, чего от него ждут.
— Ну что же ты! Это ведь обязательно! Иначе — никакого выхода! Скорее!
И Лесь заиграл опять!
Велька, видимо, решил, что его дрессируют. Начал пританцовывать и даже крутнулся на месте.
Лесь чуть не заревел от досады.
— Балда пластмассовая! Тебе что говорят! Рассыпайся немедленно! Ну!.. — И Лесь в отчаянии поступил беспощадно. Сунул флейту под резинку, а с плеча рванул излучатель и вскинул, как автомат. — Та-та-та! Огонь! Ды-ды-ды-ды...
Что и говорить, жестоко это было. Но правильно. Велька то ли понял, то ли просто испугался. Вскрикнул, как ребенок, и мигом превратился в тучу бабочек. Теперь они не казались светлыми. Заметалась среди колонн темная пурга.
— Не разлетайтесь! — изо всех сил закричала Гайка. — Не смейте! Летите за нами!
— За нами! — крикнул и Лесь.
Бабочки не разлетелись. Шелестящей тучей собрались над головами.
Вход в Бухту, о Которой Никто Не Знает, был недалеко. Вообще-то в него можно было попадать лишь в полдень. Однако Лесь направил на камни излучатель, и щель открылась.
Гайка включила фонарик.
— Летите за нами! — опять крикнул Лесь.
Они с Гайкой, цепляясь плечами и локтями за камни, стали протискиваться среди тесноты. В ней резко пахло морской влагой и водорослями.
Бабочки не отставали. Тянулись позади, как плотный шелестящий шлейф.
Сперва выбрались на берег бухты. И без задержки устремились в другой проход среди скал — такой же тесный, извилистый, но ведущий круто вверх.
И в конце прохода в лицо Лесю и Гайке ударил оранжево-золотистый свет.
Солнце над Безлюдными Пространствами еще не зашло. Оно висело у морского горизонта, раскатав до берега огненную дорогу. Видимо, здесь, как в аппарате «СКОО» на телескопе Леся, была смещена оптическая ось.
На Пространствах лежал особый вечерний свет — в нем растворялся ласковый покой, память о многих сказках и легкая печаль.
Бабочки сделались золотыми. Стояли в воздухе сверкающим шелестящим облаком.
— Сейчас! — пообещал им Лесь. — Все сейчас будет в порядке... — И потянулся за флейтой.
Флейты за поясом не было.
Не было!
Видимо, она выскользнула из-под резинки, когда пробирались среди тесных камней. Как он мог это не заметить?! Что же теперь? Опять лезть в черные коридоры? Искать? А если ее там нет? И если бабочки не станут ждать, разлетятся по бескрайним пространствам?
— Иди ищи, — прошептала Гайка. — А я побуду здесь, чтобы они не разлетелись.
В голосе ее не было уверенности. Ой как не хотелось ей оставаться без Леся.
— Ладно, — потерянно сказал Лесь. Но медлил. Он вдруг почувствовал, как отчаянно устал. Сесть бы в траву и не двигаться... Он не сел. Он собрал силы и шагнул. И в этот миг услышал музыку. Ту с а м у ю. Вдалеке. Только играла не флейта, а целый оркестр.
Лесь замер. Гайка замерла. Даже бабочки замерли в воздухе.
А старинный марш быстро приближался. С пологого холма каскадом спускалась полуразрушенная лестница с широкими площадками. Там-то и появились ребята-музыканты.
Они шли дружно и легко, словно по воздуху. Исчезающее солнце успело загореться на трубах и громадном геликоне пунцовыми огнями. По желтым рубашкам, по загару, по волосам пролетали бронзовые отсветы. Ровно ухал турецкий барабан, за которым видны были только ноги маленького оркестранта. Трубы пели негромко и упруго. А голос флейты переливчато вплетался в эту музыку, был в ней главным. Вязников с флейтой шел на левом фланге и смотрел прямо на Леся...
Лесь краем глаза увидел, как в бабочках произошло стремительное движение. И когда он оглянулся, Велька — живой, невредимый, с дурашливой улыбкой — сидел в пяти шагах. Сильно блестели его большущие, с лохматыми ресницами глаза.
Оркестр замолчал. Музыканты опустили инструменты. Три девочки и семеро мальчишек в желтых рубашках с серебристыми аксельбантами смотрели на Вельку. И на Леся. Молчали и улыбались.
Лесю они казались знакомыми. Откуда? Из того сна?
Вязников подошел, протянул флейту.
— Возьми, это та самая, что ты потерял...
— Не похожа... — неуверенно отозвался Лесь. Флейта была настоящая — черная, с серебряными клапанами.
— Та самая, — повторил Вязников. — Бери.
— А как же ты?
— У меня есть еще. А эта — твоя. Ведь недаром ее послушались бабочки...
Все это было.
Правда, у взрослых есть другое объяснение. Мама, дядя Сима и Це-це рассказывают, что вечером они вошли в комнату и увидели: Лесь без памяти лежит на своей постели. Горячий, шепчущий беспрерывно: «Велька, к берегу. Велька, вперед... Бабочки, за мной...»
Сбегали за дядей Андреем, тот, к счастью, оказался дома. Пришел, сделал Лесю укол. Сказал:
—- Случаются такие рецидивы. Ничего, пройдет...
Лесь затих. Не бредил уже, уснул. Все стояли у постели, мама тихонько всхлипывала. Це-це тоже, погромче. Дядя Андрей успокоил их опять:
— К утру будет в порядке. А пока пусть поспит в тишине. Выключите радио...
Радио в комнате не было. Однако откуда-то доносилась музыка — негромкая, неотчетливая. Все заоглядывались. Дядя Андрей поднял с пола самодельный деревянный приклад с примотанной к нему банкой из-под пива. Поднес банку к уху, пожал плечами. В жестяной пустоте звучал старинный марш — сдержанный, слегка печальный — его средняя часть, которая называется «анданте модерато».
...Это говорили взрослые.
Но Лесь, Гайка и Вязников знали, что все было не так. Или по крайней мере не всё так.
Тем более что никто из взрослых не мог объяснить: откуда в руке у Леся взялась настоящая флейта?
КУЗНЕЧИК  НА  ФЛАГЕ
Остается рассказать, как Лесь еще раз встретился с Автоматчиком.
Это случилось уже следующим летом.
Дядя Сима, его друг Никита Матвеевич и ребята отремонтировали, а вернее, отстроили заново разбитую, никому не нужную яхточку. Никита Матвеевич любил мастерить, но не очень любил ходить под парусом, был он пожилой, хромой и хворый. И у дяди Симы оказался ребячий экипаж: Лесь, Гайка и Славка Вязников, который так и не уехал из города.
Зимой и весной они крепко поработали на ремонте, Зато к лету стали хозяевами ладного, крепкого кораблика с крошечной каюткой и мачтой в семь метров высотой.
Яхт-клуб, где это случилось, был маленький, самый незаметный среди других в этом городе. А неподалеку располагался на берегу другой — с эллингами, складами, двухэтажным служебным корпусом и сигнальными вышками. С длинными причалами, у которых швартовались громадные многопарусные яхты (на таких иди хоть вокруг света).
И оказалось, что капитаном одной из этих яхт был тот самый Автоматчик. Дядька с косым подбородком, кривым ртом и скучной ухмылкой в глазах. Лейтенант гвардии «спаснаца», местный житель и многократный призер парусных гонок.