Пропавшие в Бермудии

Печальный Принц воображелал все ровно в меру необходимости. 
Сначала он обрадовался, увидев мир, где нет богатых и бедных, где всё можно получить даром, он надеялся, что тут мир и покой. Но увидел те же склоки и недовольства, что и на всей земле. И опечалился еще больше. 
Тем не менее, когда приблизились очередные выборы, его тут же избрали королем, хотя он пожелал именоваться по-прежнему Принцем. А через сто лет благополучного правления его переизбрали. 
К сожалению, его сила не могла повлиять на войны и конфликты, которые описывались выше. 
Народ его обожал. Не раз предлагали ему обзавестись супругой. 
– Но я никого здесь не полюбил, – печально сказал Печальный Принц. 
– Вам не любовь предлагают, ваше высочество, а жену! Выбирайте любую! Или воображелайте. С вашими-то способностями! 
– Не могу, – ответил Принц. – На родине у меня осталась невеста Цевриншаперавалосодилира! 
– Извините, Ваше Высочество, она давно умерла! 
– Это неважно, – печально ответил Печальный Принц. 
– Да и королевства вашего, извините за правду, тоже давно нет! Сначала там была колония, а потом республика. А теперь это просто провинция в составе другого государства. 
– Это неважно, – ответил Печальный принц. – Я дал слово Цевриншаперавалосодилире, что не женюсь ни на ком, кроме нее. 
– Да, – задумчиво говорили бермудяне, – одно то, что он умудряется без запинки выговорить ее имя, говорит о его сильной любви к ней! 
И оставили Печального Принца в покое. 
Он правил спокойно и мудро. Понимая, что устройство Бермудии не переделать, он вникал только в частные дела людей. Здесь частенько возникали свары и споры, к Принцу приходили как к судье, и он всегда находил правильное или хотя бы мудрое решение (потому что иногда правильное решение невозможно, но возможно наименее неправильное, оно и является мудрым). 
Он был, наверное, единственным человеком в Бермудии, который ничего не желал себе. 
И вот это-то в последние годы стало людей настораживать. 
Новейшие теории доказали, рассуждали они, что человек способен на добро для других только тогда, когда в этом есть какое-то добро и для него. Даже мать, ухаживая за ребенком, то есть находясь в состоянии абсолютного добра, доставляет себе этим удовольствие! А желать добра другим, ничего не желая себе, это что-то неправильное! 
Стал зреть заговор (одновременно у зеленых и синих) на основании подозрений, что Печальный Принц своей неимоверной силой незаметно сеет среди людей смуту. Именно он мешает нам вернуться, полагали синие. Именно он мешает синим окончательно успокоиться, были уверены зеленые. 
Печальный Принц последний год молчал и ни с кем не общался. 
Поэтому его появление сегодня было неожиданным для Ольмека и Мьянти. 
Шар, в котором он находился, позволял Принцу оберегать себя от чужих злых мыслей, а заодно и ограничивать свои невольные злые побуждения, которых у него, правда, почти и не было. Но случались побуждения праведного гнева. 
– Вы опять ссоритесь? – укоризненно спросил Печальный Принц. 
– Да мы так, ваше высочество! В рабочем порядке! – успокоил его Ольмек. 
– Ладно. Послушайте меня. Я знаю, какие настроения у людей. Я мог бы их успокоить – но не хочу. Их право сомневаться. Еще я узнал, что появились два мальчика с необыкновенными способностями. Так вот. Я хочу уйти в отставку, а народ пусть выберет нового короля из этих мальчиков. Как раз в День равноденствия. Но, конечно, нужно, чтобы они прошли обычную проверку. 
– Обязательно проверим, – пообещал Мьянти. – Но, Ваше Высочество… 
– Вообще-то когда-то меня звали Арихшивилломеркуинцпрегани, – вдруг улыбнулся Принц. 
– Хорошо, хорошо, скажите, Арих… Шивих… Извините, Ваше Высочество, зачем вам в отставку? Народ побурлит и успокоится! 
– Я не успокоюсь. Я собираюсь исчезнуть. 
– То есть? Убить себя? – с любопытством спросил Ольмек. 
– Зачем? Исчезнуть. 
– Как? 
– Это неважно. Я решил. А вы оповестите людей. 
И шар с Печальным Принцем стал таять. 
– Минуточку! – закричал вдогонку Ольмек. – Ваше Высочество, разрешите нам все-таки разрядить энергию! 
– Только не поубивайте друг друга, – послышался далекий голос. 
– Очень нужно! – фыркнул Ольмек. – Небольшая война? – предложил он Мьянти. 
Тот пожал плечами: 
– Если уж вам так хочется… 
Они, не покидая здания, прошли длинной аллеей (умея формировать пространство по своему усмотрению) и оказались на возвышении. 
Перед ними расстилалась долина с отдельными деревьями и рощицами по бокам. Идеальное место битвы. 
– Наполеон, – сказал Мьянти. 
– Тамерлан, – ответил Ольмек. – Но слишком большая разница в вооружении, поэтому моих будет в два раза больше. 
– Хорошо. 
Оба правителя обладали высшей силой воображелания (то есть максимальной, двенадцатой степенью), поэтому тут же на противоположных холмах выстроилось два войска – Наполеона и Тамерлана. 
Протрубили трубы и варварские рожки – войска двинулись друг на друга. Наполеоновская артиллерия ударила залпами, тамерлановские лучники пустили тысячи стрел. После этого началась конная атака. 
Страшная сеча, вопли раненых и умирающих… 
Ольмек и Мьянти жадно наблюдали. 
Это были современные люди, накопившие за тысячи лет массу знаний, люди, развитые во всех смыслах – как никто на земле, но при виде боя они словно забыли о своих знаниях и накопленном опыте, превратились в охотников и воинов, какими были когда-то: глаза их сверкали, на губах выступила пена убийственной ярости, дышали они мощно и глубоко, будто рубились сами. 
Меж тем войска Тамерлана стали одолевать за счет численности, свирепости и преданности полководцу, посылавшему их на славную, хоть и бессмысленную смерть. 
Но тут Наполеон выпустил своих верных гвардейцев – тяжелую конницу, за которой бежали сотни людей с мушкетами. К тому же на фланге войск Тамерлана, в роще, обнаружились два редута, и оттуда стали палить смертоносной картечью. Тамерлановы воины смешались, растерялись… 
– Несправедливо! – закричал Ольмек. – Я не рассчитал! Надо восстановить равенство! 
И заменил Тамерлана на Наполеона, придав ему соответствующее войско. 
Наполеон-2 немедленно начал распоряжаться и указывать. 
Наполеон-1 сначала изумился: 
– Мон дье, что за чудеса? 
Но тут же взял себя в руки: во время боя надо не удивляться, а воевать. 
И направил на врага свой последний резерв, ветеранов-гвардейцев, каждый из которых стоил пятерых и мечтал умереть за императора. 
Но и Наполеон-2 произвел тот же маневр. 
Началось бескомпромиссное побоище – сколько солдат погибало с одной стороны, столько немедленно погибало и с другой. 
– Взять в плен негодяя! – приказал Наполеон-1, подрагивая ногой. 
– Взять в плен негодяя! – приказал и Наполеон-2, тоже подрагивая ногой. 
Оставшиеся войска бросились выполнять приказ и доблестно погибли на подступах к шатрам императоров. 
Наполеоны остались в одиночестве. 
Соблюдая кодекс чести, они пошли друг к другу, отсалютовали шпагами, сдались в плен и поздравили друг друга с победой. 
Ольмек и Мьянти хохотали до изнеможения. 
– Да, – сказал Ольмек. – Все-таки ничто так не развлекает и не успокаивает, как хорошая война! Ну что ж, а теперь можно и отдохнуть. 
– Вы забыли, уважаемый враг, что нам нужно что-то делать в связи с заявлением Принца. 
– А что делать? Объявим народу, что он уходит в отставку и надо выбрать нового короля. Все будут только рады – бермудян хлебом не корми, дай только кого-нибудь куда-нибудь выбрать. 
– Не все так просто. Во-первых, надо объяснить, почему именно эти кандидаты. 
– Глупости! Выдвинем на правах Председателей, да и все! 
– Они дети! – напомнил Мьянти. 
– Тем лучше! – Ольмек не понимал сомнений уважаемого врага. – Что вас смущает? У нас по конституции королем может быть избран хоть грудной ребенок.