В горнице моей светло... (сборник)

  
* * *
 
 
 
Сибирь, как будто не Сибирь!
 
Давно знакомый мир лучистый —
 
Воздушный, солнечный, цветистый,
 
Как мыльный радужный пузырь.
 
 
 
А вдруг он лопнет, этот мир?
 
Вот-вот рукою кто-то хлопнет —
 
И он пропал... Но бригадир
 
Сказал уверенно: «Не лопнет!»
 
 
 
Как набежавшей тучи тень,
 
Тотчас прошла моя тревога, —
 
На бригадира, как на Бога,
 
Смотрел я после целый день...
 
 
 
Тележный скрип, грузовики,
 
Река, цветы и запах скотский,
 
Еще бы церковь у реки, —
 
И было б все по-вологодски.
 
 
  
* * *
 
 
 
Ночь коротка. А жизнь, как ночь,
 
длинна.
 
Не сплю я. Что же может мне
 
присниться?
 
По половицам ходит тишина.
 
Ах, чтобы ей сквозь землю
 
провалиться!
 
Встаю, впотьмах в ботинки долго
 
метясь.
 
Открою двери, выйду из сеней...
 
Ах, если б в эту ночь родился
 
месяц —
 
Вдвоем бы в мире было веселей!
 
Прислушиваюсь... Спит село
 
сторожко.
 
В реке мурлычет кошкою вода.
 
Куда меня ведет, не знаю,
 
стежка,
 
Которая и в эту ночь видна.
 
Уж лучше пусть поет петух,
 
чем птица.
 
 
 
Она ведь плачет – всякий
 
примечал.
 
Я сам природы мелкая частица,
 
Но до чего же крупная печаль!
 
Как страшно быть на свете
 
одиноким...
 
 
 
Иду назад, минуя темный сад.
 
И мгла толпится до утра у окон.
 
И глухо рядом листья шелестят.
 
Как хорошо, что я встаю с зарею!
 
Когда петух устанет голосить,
 
Веселый бригадир придет за
 
мною.
 
И я пойду в луга траву косить.
 
Вот мы идем шеренгою косою.
 
Какое счастье о себе забыть!
 
Цветы ложатся тихо под косою,
 
Чтоб новой жизнью на земле
 
зажить.
 
И думаю я – смейтесь иль не смейтесь! —
 
Косьбой проворной на лугу
 
согрет,
 
Что той, которой мы боимся, – смерти,
 
Как у цветов, у нас ведь тоже нет!
 
А свежий ветер веет над плечами.
 
И я опять страдаю и люблю...
 
И все мои хорошие печали
 
В росе с косою вместе утоплю.
 
 
  
ЦВЕТЫ
 
 
 
По утрам, умываясь росой,
 
Как цвели они! Как красовались!
 
Но упали они под косой,
 
И спросил я: – А как назывались? —
 
И мерещилось многие дни
 
Что-то тайное в этой развязке:
 
Слишком грустно и нежно они
 
Назывались – «анютины глазки».
 
 
  
НА СЕНОКОСЕ
 
 
 
С утра носились,
 
Сенокосили,
 
Отсенокосили, пора!
 
В костер устало
 
Дров подбросили
 
И помолчали у костра.
 
 
 
И вот опять
 
Вздыхают женщины —
 
О чем-то думается им?
 
А мужики лежат,
 
Блаженствуя,
 
И в небеса пускают дым!
 
 
 
Они толкуют
 
О политике,
 
О новостях, о том о сем,
 
Не критикуют
 
Ради критики,
 
А мудро судят обо всем,
 
 
 
И слышен смех
 
В тени под ветками,
 
И песни русские слышны,
 
Все чаще новые,
 
Советские,
 
Все реже – грустной старины...
 
 
  
ОСЕННЯЯ ЛУНА
 
 
 
Грустно, грустно последние листья,
 
Не играя уже, не горя,
 
Под гнетущей погаснувшей высью,
 
Над заслеженной грязью и слизью
 
Осыпались в конце октября!
 
 
 
И напрасно так шумно, так слепо,
 
Приподнявшись, неслись над землей,
 
Словно где-то не кончилось лето,
 
Может, там, за расхлябанным следом, —
 
За тележной цыганской семьей!
 
 
 
Люди жили тревожней и тише,
 
И смотрели в окно иногда, —
 
Был на улице говор не слышен,
 
Было слышно, как воют над крышей
 
Ветер, ливень, труба, провода...
 
 
 
Так зачем, проявляя участье,
 
Между туч проносилась луна
 
И светилась во мраке ненастья,
 
Словно отблеск весеннего счастья,
 
В красоте неизменной одна?
 
 
 
Под луной этой светлой и быстрой
 
Мне еще становилось грустней
 
Видеть табор под бурею мглистой,
 
Видеть ливень и грязь, и со свистом
 
Ворох листьев, летящий над ней...
 
 
 
1966
 
 
  
ЖУРАВЛИ
 
 
 
Меж болотных стволов красовался восток
 
огнеликий...
 
Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг
 
журавли!
 
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
 
Над моим чердаком, над болотом,
 
забытым вдали...
 
Широко по Руси предназначенный
 
срок увяданья
 
Возвещают они, как сказание древних страниц.
 
Все, что есть на душе, до конца выражает
 
рыданье
 
И высокий полет этих гордых
 
прославленных птиц.
 
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
 
И забытость болот, и утраты знобящих полей —
 
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
 
Далеко разгласит улетающий плач журавлей...
 
Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота!
 
Выходите скорей, чтоб взглянуть
 
на высоких своих!
 
Вот замолкли – и вновь сиротеет душа
 
и природа
 
Оттого, что – молчи! – так никто уж
 
не выразит их...
 
 
 
1966