Копия Афродиты (повести)
Сам я худой и длинный. Руки свисают почти до колен, а поэтому рукава в рубашках и куртках всегда короткие. Бывает, и брюки коротковатые, но это оттого, что я еще расту. Мать не успевает справлять новые. Говорят, так будет длиться до двадцати двух лет.
Учусь хорошо. Можно было бы лучше, как говорит мать, даже на «отлично», но нет желания. У нас в школе над отличниками смеются. Не модно, говорят. В профтехучилище примут и с тройками, а в институт… Я еще подумаю. Если решу в институт, есть еще время поднажать. Во всяком случае десятилетку закончу без троек. И хорошо будет, и модно.
Особого увлечения у меня нет. Книги читаю все подряд. Не всегда даже до конца. Люблю бродить по саду, плавать в лодке по озеру, наблюдать за птичками, бабочками, букашками. Еще нравится рыбалка. Но раков ловить руками люблю больше. Очень вкусное мясо. Отец любит их с пивом.
Из близких друзей у меня никого нет. Если не считать Лиду Желобкович. В классе ей дали кличку Качка. Утка, значит. Это потому, что в детстве она любила барахтаться в канаве, и мать, бывало, силой вытаскивала ее из воды. Она и впрямь похожа на утку. Вздернутый носик, вытянутые, чуть приоткрытые губы, глаза черные, горящие, словно влажная черника. У нее какая-то особенная, затаенная улыбка. И взгляд. Он порой завораживает, и я не могу оторваться от него. У Лиды волосы коротко подстрижены, собраны в узел на одну сторону. Глупая, конечно, прическа. Один бог знает, откуда она ее выкопала. Но мне нравится.
Без Лиды я не могу. Ну, не совсем не могу, но когда не вижу два-три дня, мне будто чего-то не хватает. Тогда я иду к ее дому, смотрю издали на окна, на жасмин, что под окнами, и мне кажется, что в глубине дома мелькает ее тень. Странное ощущение охватывает меня, когда Лида рядом. Я боюсь до нее дотронуться, прикоснуться, а втайне так хочется ее приласкать, погладить по голове, поцеловать. Да что это такое! Весь свет клином сошелся для меня на Лиде?
Да. Серафима перед смертью мне хотела открыть какую-то тайну. Но не успела. И я обещаю, клянусь, что то, недосказанное, я постараюсь узнать и, если понадобится, исполнить.
Правда, Лиде я пока ничего не говорил… Что еще написать о себе?»
Алеша мучительно морщит лоб, но ничего путного придумать не может. Вот снова сбился на Лиду. Но какое отношение она имеет к его родословной? Эта мысль вдруг захватывает его, написанное кажется глупым и смешным. Зачем он писал это? Разве так родословные пишутся? Алешкина рука уже потянулась к листу в тетради, чтобы вырвать его, но вдруг остановилась, замерла. Нет, пусть остается. Писать надо все, даже то, о чем думаешь. И еще неизвестно, будет ли иметь какое-либо отношение к их родословной Лида или нет. А вдруг случится, что они поженятся и Лида, как и бабушка Серафима, поставит перед ним условие: только на ее фамилию! Желобкович! Чтобы он, Алеша, делал? Неужели отдал бы свою фамилию? Никогда не согласился бы! Ни-ког-да!
Алеша еще поколебался немного, затем решительно взял ручку и дописал: «Но я скоро признаюсь ей, что люблю!»
Закрыл тетрадь, спрятал ее подальше в этажерку за книги и облегченно вздохнул.
Отныне тетрадь становилась его личной тайной.
Глава 4
СТАРЫЙ УЧИТЕЛЬ
Алеша понимал, что восстановить свою родословную, узнать побольше о дедушках и бабушках он без помощи людей, живых свидетелей того времени, не сможет. Отец как-то сразу отмахнулся от его затеи. Наверное, обиделся, что Алешу интересовала больше мамина линия. Ну и что, если в их роду мужская линия была будто случайная? Для истории важны не фамилии.
Шла последняя четверть в учебном году. После каникул школа снова зашумела, загудела. Школа в Заречье — средняя, двухэтажная. Но учеников в ней немного. Старшие рассказывают, что не так давно школа выпускала два десятых класса. Теперь же в десятом учится всего восемнадцать человек. Город переманил людей. Подумать: в первом классе осталось всего одиннадцать ребят! Деревня стареет. Родители не раз обсуждали эту проблему. Алеша в разговор не встревал, но с интересом слушал, его душа мучилась, страдала, не могла понять: почему так? Правда, отец большой оптимист и утверждает, что скоро все будет наоборот: люди из города побегут в деревню. Говорит, что не может этого пока доказать, но предчувствует. В самом деле, чем плохо жить в деревне? Простор, свежий воздух, свобода… Колхоз построил отличный Дом культуры, спортивный комплекс, благоустроенные квартиры… Разумеется, в деревне надо работать. А где не надо? Через год он получит аттестат зрелости, и перед ним станет серьезный вопрос: что дальше? Отец уже его судьбу определил: институт механизации сельского хозяйства. По-отцовски — это очень выгодно: с дипломом сельскохозяйственного инженера можно работать и в селе, и в городе. Там, мол, видно будет. Мама пророчит ему судьбу в общих чертах — главное, чтобы получить высшее образование. А вот Сися, всезнающий и всевидящий, советует так: с дипломом квалифицированного рабочего нигде не пропадешь. Покуда закончишь институт, можно окончить пять училищ и приобрести десять специальностей. Прикинь, дурья голова, ты можешь стать не специалистом, а спецом. Спецом! Сейчас по-настоящему живут спецы! Главное — в руках дело иметь, а в голове — мозги, тогда и в кармане… Это Сися так учит. Лодырь и бездельник. Или, как он сам говорит, бич. Может, он и прав по-своему, но Алешу в этом убедить не смог. От его теории попахивает стяжательством, рвачеством, а это ему, Алеше, не по душе. Кем быть — он определит. Подумает, посоветуется с Лидой. А пока у него на первом плане другое.
Вечером, набравшись смелости, Алеша пошел к Томковичу, жившему в другом конце деревни, в старых послевоенных домах. Решил, что скажет старому учителю истории, будто пополняет материалы для школьного музея. Конечно, это не совсем так, но в то же время, если обнаружит что-то стоящее, то, конечно же, отдаст музею.
Томкович встретил его ласково, пригласил в гостиную, выключил телевизор. Дружелюбно глядя, спросил:
— Надеюсь, молодой человек, вы не просто пришли посидеть со мной?
— Не просто, — признался Алеша. — Я, Елизар Сильвестрович, хотел узнать кое-что об истории села. Но главное — о своих бабушке и дедушке.
— Это о каких же? — поднял глаза Томкович, видимо, не зная, чей это парень перед ним.
— О Тимофее и Анастасии…
— О Мельниках, — вздохнул учитель. — О Мельниках… Кое-что знаю. И о покойнице Серафиме наслышан. Интересная семья.
Елизар Сильвестрович долго глядел на экран потухшего телевизора, будто что-то там досматривал, затем повернулся к Алеше:
— Да, интересная… Значит, твои дедушка и бабушка? Так, так…
Алеша молчал. Учитель встал и через несколько минут вернулся со старой фотографией. На пожелтевшем, почти коричневом фоне еле заметно виднелась группа молодежи. Три девушки и два парня. Томкович протянул фотографию Алеше и пальцем показал на девушку, сидевшую посредине:
— Это она, Стася. А справа за ее спиной — я… Алеша внимательно всматривался в лицо бабушки.
Гладко причесанные на прямой пробор волосы, длинная коса обвилась вокруг шеи и свисала по правой руке почти до пояса. Светлая блузка в горошек. Темная прямая юбка почти до земли. Лицо… Вылинявшее, не рассмотреть. Жаль.
— В народе о таких, как твоя бабушка, говорят: красивая, как елка, колючая, как иголка…
Алеша продолжал рассматривать фотографию.
— А разве у вас не сохранилась? — спросил учитель.
— Я такой не видел.
— Поищите. Все, кто на ней заснят, получили по одной штуке.
— Не видел, — сказал Алеша.
— Куда ж ее девала покойная Серафима? — удивился Елизар Сильвестрович. — Эту фотографию перед свадьбой твоей бабушки Анастасии сделал заезжий фотограф. Сам помню: Серафима лично забрала снимок, сама рассчитывалась. М-да… Так на чем я остановился? — забирая фото у Алеши, задумался Томкович.
— Колючая, как иголка…
— Ах, да! Красивая была твоя бабушка. И на язычок острая. Многие парни к ней липли. Но выбрала она себе Тимофея. Дедушку твоего. Парень был видный, работящий. Один у родителей. Перед самой свадьбой у них казус вышел: Анастасия поставила условие, чтобы жених перешел на ее фамилию. Родители Тимофея — ни в какую! Единственный сын. Такого еще не было в деревне — перейти на фамилию жены. В примаки — еще куда ни шло. Но чтоб и фамилию отдать? Свадьба чуть не расстроилась. Но Тимофей в конце концов пошел на поводу у невесты. С родными поссорился. Ну, и ничего. Жили в ладу. Через положенное время у них родилась дочь. Твоя мать.