Смотрите, Джейн забивает!
У Джейн имелся пропуск на места для прессы, но ей хотелось находиться как можно ближе к происходящему на льду, поэтому пробралась на третий ряд, желая почувствовать и увидеть на своем первом хоккейном матче так много, как только возможно. Она действительно не знала, чего ожидать: просто чертовски хотела, чтобы «Чинуки» не проиграли и не обвинили в этом ее.
Как раз тогда, когда «Чинуки» вышли на лед, Джейн нашла себе местечко за воротами. Свист заполнил арену, и она оглядела ненормальных фанатов «Койотов». Ей однажды довелось присутствовать на игре «Маринерс», но Джейн не помнила, чтобы фаны были такими грубыми.
Она снова посмотрела на лед и увидела, что Люк Мартино? катится по направлению к ней, сосредоточенный и полностью готовый к битве. Прочитав о Люке больше, чем о других игроках, она знала, что все, что он надевал, было изготовлено на заказ. Огни арены отражались в его темно-зеленом шлеме. Тем же цветом на плечах свитера над номером легендарного Гампа Уорсли было вышито его имя. Почему мистер Уорсли был легендарным, Джейн еще не выяснила.
Люк дважды объехал ворота, повернулся и объехал их в обратном направлении. Он остановился во вратарской площадке, ударил клюшкой по стойкам и перекрестился. Джейн вытащила записную книжку, ручку и стикеры. Вверху страницы она написала: cуеверия и ритуалы?
Шайба была вброшена, и внезапно все звуки игры обрушились на Джейн: стук клюшек, скрип коньков по льду, удары шайбы о бортики. Фаны орали и аплодировали, и скоро в воздухе повисли запахи пиццы и «Будвайзера».
Готовясь, Джейн просмотрела множество записей с играми. Она узнала, что хоккей — очень скоростной вид спорта, но записи не передавали его неистовую энергию или то, как эта энергия заражала толпу. Когда игра останавливалась, по громкой связи объявляли о нарушениях, а затем на полную громкость включали музыку, пока шайба снова не вбрасывалась, и центральные нападающие команд не выбивали ее.
Отмечая все, что происходило вокруг, Джейн увидела то, что не показывали в записи и даже по телевидению. Самое важное не всегда было там, где находилась шайба. Большая часть активности наблюдалась в углах, где игроки пинали и пихали друг друга, пока шайба была на середине площадки. Несколько раз Джейн замечала, как Люк бьет по лодыжкам игроков «Феникса», которым не повезло оказаться на расстоянии удара. Казалось, Люк очень хорошо справляется с цеплянием коньков «койотов» своей клюшкой, а когда он выставил руку на пути Клода Лемье из «Койтов», двое мужиков позади Джейн вскочили и завопили:
— Ты играешь как девчонка, Мартино?!
Раздался свисток, игра остановилась, и, когда Клод Лемье поднялся со льда, было объявлено наказание:
— Мартино?. Грубая игра, две минуты.
Поскольку голкипер не мог отбывать наказание на скамейке штрафников, его место занял Брюс Фиш. Пока Фиш катился к штрафной площадке, Люк просто взял бутылку с водой с верхней части ворот, плеснул струей сквозь маску себе в рот, затем сплюнул. Подняв плечи, он размял шею, поворачивая голову из стороны в сторону, и бросил бутылку обратно на сетку.
Игра продолжилась.
Скорость колебалась от дикой до почти прогулочной. Почти. Стоило Джейн подумать, что обе команды решили играть по-джентльменски, борьба за шайбу превратилась в настоящую драку. И ничто так не могло возбудить толпу, как вид игроков, сбросивших перчатки и схлестнувшихся в углу врукопашную. Джейн не слышала, что игроки говорят друг другу, но ей и не надо было. Она могла отчетливо прочитать это по их губам. Настоящим фаворитом оказалось слово на букву «б». Даже среди тренеров, которые стояли за скамейкой в приличных костюмах и галстуках. И хотя игроки на скамейке запасных не ругались, они плевались. Джейн никогда не видела, чтобы мужчины так сильно плевались.
Она заметила, что выкрики из толпы не были направлены лишь на вратаря «Чинуков». Каждый раз, когда сиэтлский игрок подъезжал достаточно близко, мужики позади Джейн вопили:
— Ты отстой!
После нескольких «Будвайзеров» они стали более изобретательными:
— Ты отстой, восемьдесят девятый, — или тридцать девятый, или какой бы там ни был номер у игрока.
На пятнадцатой минуте первого периода Роб Саттер впечатал игрока «Койтов» в борт, и плексиглас вздрогнул так сильно, что Джейн подумала, что он треснет. Игрок съехал на лед, и прозвучал свисток.
— Ты отстой, Кувалда, — заорали парни позади Джейн, и она подумала: слышат ли игроки крики фанов в общем шуме. Она знала, что ей потребовалось бы много спиртного, прежде чем она набралась бы мужества назвать Кувалду отстоем: слишком боялась, что после игры он подстережет ее на парковке и покажет, где раки зимуют.
После первых двух периодов счет оставался 0–0 в большей степени благодаря восхитительным сейвам обоих вратарей. Но на третий период «Койотис» вышли с более решительным настроем. Капитан команды прорвался через защиту «Чинуков» и помчался по льду к их воротам. Люк выкатился с пятачка, чтобы встретить его, но капитан сделал бросок с небольшого замаха мимо левого плеча вратаря. Люк зацепил шайбу клюшкой, та дернулась, но влетела в сетку.
Толпа вскочила на ноги, пока Счастливчик направлялся обратно к воротам. Он спокойно положил клюшку и блокерна верхнюю часть ворот и, пока мерцающий голубой свет извещал о забитой шайбе, сдвинул маску на макушку, взял бутылку с водой и направил струю в рот. Со своего места Джейн видела профиль Люка. Его щеки слегка порозовели, мокрые волосы прилипли к вискам. Струйка воды потекла из уголка рта по подбородку и шее и намочила воротник свитера. Вратарь опустил бутылку, бросил ее на ворота и натянул блокер.
— Трахни меня, Мартино?, - завопил один парень позади нее. — Трахни меня!
Люк посмотрел вверх, и Джейн получила ответ на один из своих вопросов. Он совершенно точно слышал мужчин позади нее. Без всякого выражения, он просто посмотрел на них. Затем взял клюшку и начал опускать взгляд, пока не остановился на Джейн. Люк смотрел на нее в течение долгих секунд, прежде чем повернулся и поехал к скамейке «Чинуков». Джейн не могла сказать, что думал он о тех двух парнях, но у нее имелись другие проблемы помимо чувств Люка. Она скрестила пальцы и стала молиться, чтобы «Чинуки» забили гол в следующие пятнадцать минут.
«…и ты должна запомнить, что имеешь дело с хоккеистами. Ты знаешь, они могут быть чертовски суеверными, — предупреждал Леонард. — Если „Чинуки“ начнут проигрывать, они обвинят тебя и отправят домой». Учитывая, как они относились к ней, Джейн решила, что нужды в еще больших поводах нет.
Им понадобилось четырнадцать минут и двадцать секунд, но они сравняли счет, играя в большинстве. Когда прозвучал последний гудок сирены, была ничья, и Джейн облегченно вздохнула.
Игра закончена, по крайней мере, так думала она. Вместо этого часы отсчитали еще пять минут, пока по четыре игрока и голкипер каждой команды сражались в овертайме. Ни одна из команд не забила, и игра была отмечена в записной книжке как ничья.
Теперь Джейн могла вздохнуть свободно. Хоккеисты не могли обвинить ее в поражении и отправить паковать вещи.
Она взяла сумочку и засунула туда записную книжку и ручку. Затем направилась в раздевалку «Чинуков», размахивая репортерским пропуском. Ее желудок завязывался в узел, пока она шла по коридору. Она профессионал. Она может сделать это. Без проблем.
«Смотри им прямо в глаза», — напомнила себе Джейн, доставая маленький диктофон. Она вошла в комнату и остановилась, как будто пятки ее «Мартенсов» внезапно приклеились к полу. Мужчины разной степени раздетости стояли перед скамейками и открытыми шкафчиками, снимая одежду. Упругие мускулы и пот. Голые грудные клетки и спины. Мелькание обнаженных животов и ягодиц, и…
Боже правый! Ее щеки загорелись, а глаза были готовы вылезти из орбит, когда она не смогла удержаться от взгляда на комплектацию а-ля рюс Влада «Цепеша» Фетисова. Джейн вскинула глаза, но не раньше, чем обнаружила: то, что она слышала о европейцах, — правда. Влад не был обрезан. И эта информация оказалась немного больше того, что она хотела знать. В течение одного короткого мгновения она думала, что должна промямлить извинение, но об извинениях, конечно же, и речи быть не могло, потому что это было бы равносильно признанию того, что она что-то увидела. Джейн посмотрела на других репортеров-мужчин — те не извинялись. Тогда почему она чувствовала себя школьницей, подглядывающей за мальчишками в раздевалке?