Смотрите, Джейн забивает!

Люк направился к автомату со льдом и поднял крышку:
— Она моя кузина… двоюродная.
Джейн не выглядела так, как будто поверила ему, но Люку действительно было наплевать на это. Она верила в то, во что хотела, и писала то, за что платили газеты.
— Зачем лед? Вас беспокоят колени?
— Нет.
Она была чертовски умной.
— Кто такой Гамп Уорсли? — спросила Джейн.
Гамп был звездой хоккея. Он сыграл больше игр, чем любой другой вратарь за всю историю этого вида спорта. Люк восхищался его рекордом и его преданностью делу. Много лет назад он взял номер Гампа на удачу. Это не было такой уж невидалью. Или большим секретом.
— Вы снова читали обо мне? — спросил Люк, набирая лед в ведерко. — Я польщен, — продолжил он, не беспокоясь о том, чтобы это звучало убедительно.
— Не стоит. Это моя работа, — она бросила конфетки в рот и, когда он ничего не сказал, подняла бровь. — Вы не собираетесь ответить на мой вопрос?
— Нет.
Она скоро поймет, что никто из парней не собирается сотрудничать с ней. Они обсуждали это и решили смутить ее и вывести из себя. Может быть, заставить ее отправиться домой. За пределами раздевалки они бы показывали ей фотографии детей и говорили обо всем, кроме того, о чем она до смерти хотела поговорить. О хоккее. В раздевалке они бы сотрудничали с ней ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы не получить обвинение в дискриминации, но и только. Люк не очень много думал об этом плане. Конечно, это выведет Джейн из себя, но не настолько, чтобы заставить ее отправиться домой. Нет, поговорив с ней несколько раз, он понял, что не очень многое могло сбить мисс Олкотт с ног.
— Хотя… вот что, — Люк захлопнул крышку автомата и сказал прямо ей в ухо, проходя мимо, — продолжайте копать, потому что эта история с Гампом действительно интересна.
— Копать — также моя работа, но не беспокойтесь, меня не интересуют ваши маленькие грязные секреты, — крикнула она ему вслед.
У Люка не было грязных секретов. Больше не было. В его личной жизни были моменты, о которых он не хотел бы прочитать в газетах. Например, он бы не хотел, чтобы стало известно о том, что у него есть несколько разных подружек в разных городах, хотя сама эта информация не стала бы новостью дня. Большинству людей было бы все равно. Он не был женат, его подружки тоже не были замужем.
Люк открыл дверь в номер, вошел и захлопнул ее за собой. Был лишь один секрет, который он не хотел раскрывать никому. Один секрет, от которого он просыпался в холодном поту.
Каждый раз, когда он играл, существовала вероятность того, что один хороший удар может сделать его хромым на всю оставшуюся жизнь. И даже хуже: закончить его карьеру.
Люк вывалил лед на полотенце и разделся до белых боксеров. Почесал живот, затем сел на кровать, подложил подушку под колено и обложил его льдом.
Всю свою жизнь Люк хотел играть в хоккей и выиграть Кубок Стэнли. Он жил и дышал этим, сколько себя помнил. В отличие от некоторых парней, которых завербовали уже после колледжа, его взяли в НХЛ в возрасте девятнадцати лет: перед ним расстилалось прекрасное будущее.
Через некоторое время его будущее слетело с рельсов. Он скользил в порочном круге боли и зависимости от лекарств, назначаемых по рецепту. Реабилитации и тяжелой работы. А теперь, наконец, получил шанс вернуться в игру, что заставляло его чувствовать себя живым. Но спорт, который принес ему «Конн Смайт Трофи» за год до его травмы, теперь смотрел на него со стороны и думал, хватит ли у него сил. Были люди, даже некоторые в руководстве «Чинуков», которые спрашивали себя, не заплатили ли они слишком много за их первого голкипера, может ли Люк все еще добиться чего-то в своей когда-то многообещающей карьере.
Чего бы ни стоило, не важно, через какую боль он должен будет пройти, чтобы играть, будь он проклят, если позволит чему-то встать между собой и Кубком.
Прямо сейчас он был опасен. Видел каждую игру, доставал каждую шайбу. Он был в ударе, но он знал, как быстро полоса удач может смениться чередой провалов. Он мог потерять фокус. Пропустить несколько простых голов. Недооценить скорость шайбы, позволить слишком многим из них пролететь мимо и запутаться в сетке. Плохая ночь и замена в воротах случаются со всеми вратарями, но последствия этого не становятся менее страшными.
Плохая игра не значит плохой сезон. Почти всегда. Но Люк «Счастливчик» Мартинo не мог позволить себе этого «почти».
  
ГЛАВА 3
 
Личное имущество: между ног у игрока
 
Рядом с компьютером Джейн зазвонил телефон, и в течение секунды она смотрела на него, прежде чем сняла трубку:
— Алло?
Но на другом конце провода никто не ответил. Уже седьмой звонок по счету. Джейн связалась с портье, и ей сказали, что не знают, откуда идут звонки, но у нее имелось подозрение, что звонили мужчины, на хоккейных свитерах которых была изображена рыба.
Положив трубку на рычаг, Джейн посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. До игры оставалось пять часов. Пять часов, чтобы закончить колонку «Одинокая девчонка в большом городе». Начать колонку для «Таймс» Джейн должна была еще прошлой ночью, но так измучилась из-за смены часовых поясов, что хотела просто лежать в постели, читать книги по хоккею и есть шоколад. Если бы Люк Мартинo не подкрался к ней у торгового автомата прошлой ночью, она бы купила себе еще и «Милки Уэй». Но то, что он поймал ее в пижаме с коровами, и так было очень неприятно. Ей не хотелось, чтобы он вдобавок посчитал ее прожорливой свиньей, хотя… почему ее должно было заботить, что Мартинo подумает о ней?
Джейн не знала. Разве что, полагала она, так было заложено генетически, что женщины переживали из-за того, что подумает о них привлекательный мужчина. Если бы Счастливчик был уродлив, ее бы, вероятно, это не беспокоило. Если бы у него не было таких ясных голубых глаз, длинных ресниц и тела, которое могло заставить монахиню рыдать, она бы взяла этот «Милки Уэй» и, возможно, вдобавок — большую пачку «Херши».
Если бы не дьявольская улыбка Люка, которая заставляла ее думать о греховных вещах, и воспоминание о его обнаженных ягодицах, она бы, возможно, не стала лепетать о стюардессах, как ревнивая хоккейная фанатка.
Джейн не могла позволить игрокам увидеть в себе кого-то кроме профессионала. Их отношение к ней немного изменилось со времени прибытия. Хоккеисты разговаривали с ней о кулинарных рецептах и детях, как будто из-за того, что у нее была матка, ее просто должны были интересовать такие вещи. Но если она возвращалась к хоккею, их рты закрывались также плотно, как раковины моллюсков.
Перечитав первую часть колонки, Джейн внесла несколько изменений.
Одинокая девчонка в большом городе
Устав от разговоров о шампунях и мужчинах с боязнью серьезных отношений, я выпроводила своих подруг и сосредоточилась на «Маргарите» и кукурузных чипсах. Устроившись с комфортом, я разглядывала попугаев и декорации в стиле «сомбреро» и вдруг подумала: являются ли мужчины единственными, у кого есть фобия серьезных отношений. То есть возьмем нас: четыре тридцатилетние женщины, которые никогда не были замужем. Кроме единственной попытки Тины жить с ее экс-боссом, ни у кого из нас никогда не было по-настоящему серьезных отношений. Так в ком же дело: в них или в нас?
Есть такое высказывание: «Если вы поместите двух неврастеников в комнате с сотней людей, они найдут друг друга». Так, может, есть что-то еще? Что-то более глубокое, чем недостаток доступных мужчин без страха и упрека?
«Нашли» ли мы четверо друг друга? Стали ли мы подругами потому, что действительно наслаждаемся компанией друг друга? Или потому, что все мы — неврастенички?
Через пять часов и пятнадцать минут с того момента, как она начала колонку, Джейн наконец нажала кнопку «отправить» на лэптопе, затем положила записную книжку в свою большую сумку, бегом бросилась к двери, по коридору добежала до лифта, где ей почти пришлось подраться с пожилой четой за место в кабине. Когда Джейн вошла в «Америка Уэст Арена», там только что представили команду «Феникс Койотис». Толпа бесновалась, приветствуя своих любимцев.