Тени Авалона

Арвет шел и говорил. Не слышал он, как Мяндаш с вожаком стада силами меряется, не видел он оленьего моря, волнующегося вокруг, сотрясающего тундру слитным топотом тысяч копыт.
– Деревянным гребнем тебе шерсть расчешу, – Арвет подступал все ближе. – Костяным – подшерсток распушу. А железным гребнем тень твою зацеплю, закручу, не выпущу. Скачи, топчи ягель – не вырвешься.
Олень всхрапнул, прыгнул в сторону, но веревка обвилась вкруг его рогов, и Арвет рывком пригнул его голову к земле, одновременно наматывая веревку на локоть. Так все ближе он подступал к оленю, а потом повалил его на бок.
Мяндаш сидел у шатра, скрестив руки, и только кивнул, когда увидел, что Арвет ведет за собой оленя.
– Как назовешь?
Олень шумно дышал, выбрасывая облачка пара из ноздрей.
Юноша взялся за мохнатую холку, почувствовал, как под рукой дрожит и бьется вена, по которой мощное оленье сердце гнало кровь. Погладил по серебристой шерсти:
– Имя ему Зарница, он быстрый и яркий.
– А ведь не догорел ты в Сайво-озере, – задумчиво сказал человек-олень. – Шаман – и не шаман, саам – не саам. Заведет тебя твоя дорога далеко, куда дальше, чем думаешь.
Он протянул Арвету нож буи-ко.
«Не утонул, не потерялся», – обрадовался юноша.
– Хорошо, что ты его донес. И он не оставит тебя, где бы ты ни был. Эх, люди, поделили мир неделимый, – человек-олень легко поднялся. – Раскололи на две половины: было одно счастье – стало два несчастья. И там плохо, и тут нехорошо.
– О чем ты?
– Сам поймешь. Одно запомни: та, кого ищешь, не каждому дается. Коли сил у тебя хватит отыскать, никогда не отпускай. Улетит она – и не найдешь ее больше, хоть всю землю от моря до моря пройдешь, и не помогут тебе духи земли, небес и воды. Если унесет ее черный ветер за пределы йамби-аимо, никто тебе не поможет. Ну, пора тебе, а то бабка твоя будет ругаться. Не люблю, сварливая она. Прощай, Арвет Андерсен. Что задумал – делай, чего не можешь – не обещай. А теперь иди, не оглядывайся, – сказал Мяндаш-пырре и дунул.
Ветер подхватил Арвета – и полетел он вместе с оленем Зарницей под синее небо и дальше, дальше, дальше.
 
Глава третья
…Закоптелые низкие балки. Паутина. Пучки трав. Черепа и шкуры. На веревке сухая щучья голова скалится – вывернувши жабры, выпучив стеклянные глаза.
Избушка Элвы.
– Пей, – бабка сунула ему в зубы кружку. Арвет хлебнул, закашлялся, проплевался, но выпил.
Поднялся, утираясь рукавом. Захотел встать, да ноги не держали – повело, рухнул на скамью.
– Два дня лежал, – сказала Элва. – Куда бежишь?
Арвет брезгливым щелчком отбросил щуку. Та закачалась.
– Выбросила бы ты ее, – сказал он – и не узнал своего голоса. Низкий, глубокий, в нем будто гудел охотничий рог. Юноша оперся о стену, прикрыл глаза. Зеленые, синие, алые летучие огни метались по избушке, предметы начинали отбрасывать по две тени или же лишались теней напрочь, а бабка и вовсе мерцала – то и дело пропадала, как сигнал в телевизоре, и тогда ковшик, кружка, тряпка, за которые она бралась, сами по себе перелетали с места на место.
– Своих друзей выбрасывай, а моих не трогай, – Элва села на корточки, раздула в очаге огонь. – Я натопила баню, тебе надо пот вывести, сердце разогнать. Два дня лежал, кровь застоялась.
Арвет не ответил, тупо разглядывал ладонь. Под кожей пульсировали вены, гнали янтарный огонь, смутно белели кости. Ходячий скелет, живой рентгеновский снимок…
– Что, все плывет? Это ясный взор [15], — Элва складывала стопкой чистое белье и полотенца. – Ничего, привыкнешь. Живо в баню.
– Ну а теперь-то все? – спросил он у щучьей морды. – Теперь-то я проснулся?
– Если человек полностью проснется, миру конец придет, – отозвалась Элва.
Арвет встал. Опираясь, по стеночке добрел до выхода. Его мутило, голова гудела, как туго натянутый бубен, в который дробно стучали слова Элвы.
– И вы с этим живете? – Мир дрожал и сыпался в глаза изумрудной пылью, солнечной искрой, водяным серебром и горячей кровью. Где-то далеко метались куропатки, отводя песца от гнезда.
Под камнем пищала мышь-бурозубка, сражаясь со сверчком. Старый Ярви бродил рядом с избушкой, сонно щипал траву, а Арвет морщился от белого огня, всполохи которого прорывались сквозь его серую шкуру.
Все, на что он смотрел, торопилось рассказать о себе, перелиться в его взгляд, вбирающий весь мир, как губка воду. Видеть это было невыносимо, но и закрывать глаза было бесполезно: жмурься не жмурься – видения не оставляли, пробивались сквозь опущенные веки.
– Привыкнешь, – повторила бабка и пихнула в спину твердым кулачком. Арвет слетел по приставной лесенке едва ли не кубарем, но устоял. – Дуй в баню.
Арвет переставлял ноги как тяжелобольной без костылей. От избушки Элвы тридцать шагов, за березу и направо. К вечеру дойдет, наверное.
Облака то заслоняли солнце, то уходили, и Арвету казалось, что он движется по дну реки сквозь воду, прозрачную как воздух. А свет падает с высоты, с далекой поверхности, до которой подниматься не хватит жизни.
Лас вынырнул из редкого леса, сравнял бег с его нечетким шагом. В пасти зверь держал жирного лемминга.
Рыжее пламя гудело в Ласе. Тень, которую он отбрасывал, была больше его самого.
– И как в тебя столько влезает?
Лас покосился янтарным глазом.
«Надо наесться перед дальней дорогой», – отчетливо услышал Арвет его звонкий голос.
Сил удивляться у саама не было, он добрел до бани, распахнул почерневшую дверь и нырнул в дымное жаркое нутро.
…Элва варила кофе. Она поставила закоптелый кофейник на тонкий плоский камень, а тот положила прямиком на угли. Вода уже шумела, когда нойда услышала шаги. Кто-то уверенно поднялся по лестнице, встал в дверях.
Арвет переоделся в старую походную одежду: брюки, водолазка, туристическая куртка, только пояс оставил старинный, дедовский, расшитый, а за поясом нож. В руках бубен, за спиной рюкзак. Лас замер у колена.
– Нам пора, – сказал Арвет.
Элва выпрямилась, прищурилась, будто взвешивая его слова на весах.
– Да, – согласилась она. – Теперь ты готов.
Вода в кофейнике заклокотала, кофейник мелко задрожал и плеснул в огонь черную жижу.
 
Глава четвертая
…Они разбили лагерь на берегу в устье небольшой реки, раскинувшей свой голубой платок по каменистому ложу широким жестом, как плясунья. Арвет должен был отправляться вечером. В море ночью лучше не ходить, тем более на стареньком каяке бабки. Но Элва сказала, что отправляться надо в сумеречный час, потерянный меж днем и ночью, тогда Авалон ближе всего к Внешним землям.
– А где тогда Скрытые земли? – допытывался юноша, пока они добирались до побережья. – Где находится Авалон и где стоят Врата Фейри? И что такое тогда Дорога Снов и Океан Вероятности?
Пусть мир перевернулся с ног на голову, Арвет все равно должен знать, как он устроен – иначе как он сумеет понять, как сумеет отыскать Дженни?
– Внешние земли – это то, что в школе называется планета Земля, Луна и все остальное, что там болтается, – Элва помахивала палкой, но не касалась шкуры Ярви, старый олень знал дорогу и шел размеренной рысью.
– Скрытые земли как бы вложены во Внешние, но ты не увидишь их даже ясным взором. Они оборотная сторона Внешних земель, Скрытые земли – место разбитых надежд и несбывшихся желаний, там собраны невоплотившиеся вероятности, все линии жизни, которые не стали действительной жизнью. Наверное, можно было бы назвать это место запасниками Бога, – Элва усмехнулась. – Там действительно куда просторней, чем во Внешних землях, тут люди Магуса не соврали, когда выгоняли эльфов. И каждый оборот планеты добавляет еще больше места. Но жизнь там не похожа на здешнюю, – Элва смотрела на дорогу выцветшими глазами цвета мокрой гальки. – Как называлась эта штука в городском парке, куда ты меня затащил, когда тебе было десять?