Случайность (ЛП)
Я посмотрела на его протянутую руку.
Он пожал плечами.
— Просто позволь мне помочь.
Я сделала это, а затем подождала, пока он запрыгнул и сел рядом со мной.
— Вот, — сказал он, откинувшись назад и открыв холодильник. Уэстон дал мне банку Фанты, а сам взял колу.
— Спасибо, — сказала я. — Что сказали твои родители? Насчет сегодняшнего?
— Они не знают.
— В смысле? Никто из школы не позвонил им?
— Они не позвонили Брэди, не позвонили и мне.
Я вздохнула.
— Что ж, я рада. Думаю, они не назначили тебе отработку, верно?
— Нет.
Я кивнула.
— И зачем я спрашивала?
Он безрадостно рассмеялся.
— Когда я вернулся домой после тренировки, мой папа держал в руках письмо о зачислении в университет. Он улыбался по весь рот, а мне захотелось его разорвать.
— Почему?
— Потому что он там учился. В Университете Дьюка. Не пойми меня неправильно, это отличное место. И там очень нравится моей сестре.
— Тогда в чем проблема?
— Меня приняли еще и в Институт искусств Далласа, — я подождала, пока он сделает глоток колы. — Папа не знал о том, что я пробовался еще и туда, так что я каждый день первым проверял почту, чтобы он не узнал об этом.
— Но сегодня тебя не было, потому что ты был со мной у школы.
— Это не твоя вина. Но он даже не упомянул об этом. Даже не задумывался. Он был слишком занят мыслями о футбольной стипендии, которую я, по его мнению, должен получить. Ему было не важно, что я сделал что-то за его спиной.
— И что ты собираешься делать?
Уэстон вытащил смятую бумагу из письма из кармана.
— Я вытащил письмо из мусорного ведра.
Я почувствовала, как загорелись мои глаза.
— И ты собираешься ехать туда?
Он уставился на бумажку.
— Я понимаю, что учиться и там, и там будет невозможно.
— Ты так и не ответил.
Он посмотрел на меня.
— А как ты думаешь? Мои родители не помогут мне с обучением, и тогда я не буду жить в нормальной квартире.
— Тогда ты будешь и работать, и учиться. Ты не первый студент, кто будет так делать.
— Я не этого боюсь. Я просто… Это будет большой пощечиной для моих родителей.
— Но это твоя жизнь, — эти слова были просты и заезжены, но это все равно было правдой. — Чтобы сказал тридцатилетний ты самому себе сейчас?
— Если он сидит в офисе и разбирается с какими-нибудь юридическими документами, то, вероятно, ругается на меня.
Я пожала плечами и посмотрела на небо.
— Звучит так, будто ты уже знаешь ответ.
— Но есть разница между долгом и желанием, верно?
— Да, и ты должен стать тем, кем хочешь.
Он посмотрел на меня и улыбнулся, и я встретилась с ним взглядом. Он мгновение смотрел на меня, а затем его взгляд упал на мои губы.
— Ты пахнешь мороженным.
У меня перехватило дыхание.
— И что?
— Мне просто стало интересно, похожа ли ты на мороженое на вкус.
После небольшой паузы я начала хохотать.
Уэстон усмехнулся.
— Что? Что смешного?
Я не могла прекратить отвратительное хихиканье, вырывающееся изнутри меня, а глаза были полны слез. Уэстон хмыкнул.
— Что ж, я рад, что сейчас темно, — сказал он, потирая затылок.
— Почему это? — спросила я, вытирая глаза.
— Потому что мое лицо сейчас ярко-красного цвета.
Я толкнула его в бок.
— Не смущайся. Если бы кто-то сказал мне две недели назад, что ты сегодня это скажешь, я бы подумала, что он сошел с ума.
— Две недели назад ты хотела бы, чтобы я поцеловал тебя?
Я смотрела на него лишь боковым зрением, опустив взгляд на свои ноги.
— Нет.
— Нет?
— По той же причине, почему я не хочу, чтобы ты поцеловал меня сейчас.
В его глазах промелькнуло понимание.
— Олди.
— Да, — сказала я, складывая губы в жесткую линию. Он кивнул, уступая. — Сегодня есть какая-нибудь вечеринка? — спросила я, отчаянно пытаясь сменить тему.
Уэстон откинулся назад и скрестил руки за головой.
— Я не знаю, и меня это не волнует.
Я подползла поближе к нему, и мы, глядя на звезды, стали обмениваться воспоминаниями о начальной школе, ненавистью к миссис Тернер и множеством других вещей, не затрагивая только то, что касалось Эрин Олдерман.
— Ты будешь скучать по школе? В смысле, ты ведь должен, — сказала я, удивленно покачивая головой. — Ты здесь словно Бог.
Он рассмеялся.
— Бог ада — это дьявол. Не особо удачный комплимент.
— Туше, — я стала качать ногами вперед и назад, чувствуя прохладный воздух, просачивающийся через ткань джинсов. На улице было достаточно тепло для птиц и насекомых. Их щебетание и жужжание в траве складывались для меня в персональную симфонию.
Мы допили наши банки с газировкой, после чего Уэстон смял их и кинул за наши спины. Он помог мне слезть, обошел машину и открыл мне пассажирскую дверцу. Я залезла и села на свое место, а он посмотрел на меня.
— Делаешь что-нибудь на весенних каникулах?
Я покачала головой.
— Мои родители уезжают кататься на лыжах с членами их церковного собрания. Я должен поехать на Южный Падре (Падре — американский остров, расположен на южном побережье штата Техас) с Олди, Брэди и еще почти всеми из футбольной команды и команды черлидерш, но хочу отказаться.
Я нахмурилась, запутавшись.
Уэстона это явно забавляло. Он облокотился на дверцу, глядя на меня со своей совершенной, милой улыбкой.
— Я собираюсь остаться здесь.
— А твои родители не будут против?
— Они поймут. Кроме того, мне уже восемнадцать. Они не много могут сделать.
— Олди не поймет.
— Мне это не важно.
Я сузила глаза.
— Ты хочешь расстаться с ней из-за меня, да?
— Да, Истер. Я больше не брошу тебя под колеса автобуса вроде нее.
— Я не такая сумасшедшая, чтобы подумать, будто ты делаешь все это ради меня, но если для меня хотя бы небольшая часть этого, то…
— А что, если бы все было именно так, и я делал это все для тебя?
— Я бы спросила тебя, почему. Почему ты вдруг заинтересовался мной.
— А кто говорил, что вдруг?
Я попыталась не улыбнуться. Единственное, что позволяло мне это сделать, были слова, которые я собиралась сказать.
— Уэстон, ты милый парень. И я солгу, если скажу, что ты мне не нравишься. Но я все равно скоро сбегу отсюда.
Он закрыл пассажирскую дверцу и медленно пошел к водительской. Уэстон простоял у машины, не залезая в нее, около минуты. Когда же он наконец сел в машину и завел двигатель, ему пришлось перекрикивать шум мотора, чтобы я его услышала.
— Как и я.
ГЛАВА 5
— Могу я поговорить с тобой минутку? В смысле… не через это окно? — попросил меня Уэстон, широко раскрыв глаза. Он смотрел на меня так всю эту неделю в коридорах и на общих уроках. Я знала, что он что-то хотел мне сказать, но с тех пор, как Уэстон высадил меня ночью возле дома, между нами было чувство неловкости.
Я посмотрела на Фрэнки. Она поджала губы и жестом показала мне пойти к задней двери.
— Да… да, мы можем… встретиться сзади.
Я развернулась и пошла к задней двери, напряженная от головы до пят. Я раскрыла дверь, и Уэстон шагнул внутрь. Мы оказались одни в кладовой, освещение которой заставляло меня выглядеть так ужасно, как можно выглядеть в помещении, уставленном коробками с сиропами и разнообразной начинкой. Он ничего не сказал, и я начала бродить глазами по всему в помещении, кроме Уэстона, ожидая, пока он что-нибудь скажет.
— Я идиот, — сказал он, нахмурив брови.
— Что?
— Я хуже, чем идиот. Я трус. Мне следовало вмешаться давным-давно. Когда ты ответила Эрин, это привело меня в себя. Мне стыдно, что я не противостоял девушкам… девочкам-подросткам. И еще Брэди. Только мудак может позволить мудаку говорить так с девушкой, как он говорил с тобой. Я ненавидел его. Я ненавидел его в течение многих лет, но просто игнорировал.
Я покачала головой. Брэди, Брэндан и две Эрин издевались надо мной на этой неделе, но не было ничего из ряда вон выходящего, так что я не была уверена насчет того, что взбесило Уэстона.