Один на один

Обычно Севка был точен, но мог выйти и пораньше, и тогда Федька не перехватил бы его и окончательно погиб бы весь день. Этого нельзя было допустить, и Федька пришел чуть загодя.
Чтобы Севка не заметил его из окна, Федька стоял в переулке и из-за угла посматривал на подъезд. Что-то он долго не выходил. У Федьки даже зазябли ноги. Он побил валенком о валенок, подул в ладони и попрыгал на месте.
«Ничего, сейчас будет потеха, погреюсь», — решил он и снова выглянул из-за угла.
Вышел!
Из подъезда вылетел Севка, юркий, в стеганой куртке — задавака! — и пошел по тротуару. Федька притаился. Севка отошел довольно далеко и скрылся в узком проулке. Тогда-то вот Федька сорвался с места и мелким шагом побежал вслед.
Севка быстро обернулся, но шага не прибавил.
— Погоди! — крикнул Федька. — Не видишь — я иду!
Севка шел дальше.
Федька почти поравнялся с ним, пошел плечо в плечо, повернув к нему голову.
— Привет герою! Совсем выздоровел?
Севка не отвечал. Губы его были сжаты.
— Ты что, говорить разучился? Или язык откусил? Или после такого героизма не ставишь меня ни во что?
— Что тебе нужно? — Севка бешено скосил на него узкие глаза.
Уж это было интересно. Вот здесь-то, когда Севка удостаивал его разговора, все и начиналось: откуда-то снизу подымалась удаль.
— Ничего особенного… Не каждый день увидишь на наших улицах героя.
— Убирайся, — сказал Севка.
В его голосе, в том, как он резко поворачивал к нему шею, как остро взблескивали его глаза, Федька почуял что-то новое.
Прохожий, шедший навстречу им, мог подумать, что идут плечо в плечо два приятеля и ведут обычный разговор про свои дела. Но только прохожий остался за спиной, как Федька снова начал:
— Храбрости у тебя, я вижу, хоть отбавляй.
— Чего тебе надо? — Севка вдруг остановился и в упор посмотрел на него: лицо худое, лихорадочно бледное, губы дрожат…
Ах, как подмывало Федьку в такие мгновения дать ему звучную оплеуху, ему, аккуратненькому и чистенькому! Дать обычную оплеуху — ха-ха-ха! — такую, чтобы щека загорелась, чтобы он взбесился и лопнул от злобы.
Вот стоит он перед ним, такой, казалось бы, неприступный, начитанный, всезнайка — учителя даже заискивают! А ведь все это черт те куда сползает от одной хорошей оплеухи. И такой он становится жалкий, обычный, а ведь Федьку-то, наверно, за человека не считает! Как его умник-отец: захотел — с работы погнал, захотел… Да что говорить!
Федька ухмыльнулся:
— Что мне надо? Ничего не надо… — Он зевнул и потянулся. — Скучно мне что-то… В морду, верно, давно не бил тебя… Скажи честно: хочешь получить в рыло?
Федька ждал, когда тот взорвется. Иначе бить было не так интересно и вроде даже не за что.
Вдруг Севка отскочил и принял стойку боксера на ринге: локти прижал к бокам, выставил кулаки.
— Ого, да ты и вправду героем стал! — Федька вдруг почуял прилив радости: он-то отлично знал, какой из Севки боксер. — Так ты совсем выздоровел или нет? Если нет, дам парочку оплеух, а если совсем — получишь в рыло…
— Ничтожество, — сказал Севка.
— Что я слышу! — Федька почувствовал, как в нем накапливается злость. — А ну, получай!
Не успел Севка отклониться, как сильнейшая пощечина едва не бросила его на тротуар. Он закачался и отскочил, но чудовищный удар в другую щеку свалил его.
Федька стоял над ним и ухмылялся.
— Ну, как настроение? — Он тронул его лоб носком валенка. — Хватит или еще?
Севка вскочил. Два пятна запылали на его щеках.
— Фашист!
Федька вскинул голову:
— Что ты сказал?
— Что слышал! — Севка стоял на изготовку, кулаками вперед.
— Повтори.
— Фашист, — сказал Севка.
Сказал тихо и холодно, и Федьке стало почему-то не по себе. Однако изнутри напирала и лезла злоба. Он пошел на Севку. Севка стоял на месте.
Вдруг Севка бросился вперед. Федька сделал нырок, ушел от удара и снизу стукнул его головой в подбородок. Севка отскочил, и на его лице Федька не увидел боли. Только странную ярость и бледность.
Впереди раздались голоса.
Севка поправил шапочку, плюнул и пошел дальше. Увидев, что идут простые гражданские, Федька побежал за ним. Он тяжело дышал. Его распирало от злобы. И он был счастлив: теперь он знает, что делать с этим сопляком!
— Повезло тебе, — сказал Федька, усмиряя дыхание. — Не они б — изуродовал бы.
Севка не отвечал.
Впереди опять стало пусто. Федька поставил ему ножку и стукнул в грудь. Севка отскочил и, что было совсем невероятно, ударил его ногой под зад.
— Умник! — крикнул Федька, отпрыгивая, и увидел у стены кусок антрацита. Вот бы чем трахнуть его — сразу было бы кончено, и рук марать не надо.
Федька сделал движение к этому куску.
— Трус! — крикнул Севка.
Это слово для Федьки было похуже «фашиста».
— Это я трус? — Он почувствовал, как немеют щеки.
— Кто ж еще? — Севка засмеялся.
Ничего не видя, как слепой, кинулся на него Федька. Но каким-то особым чутьем расслышал, скорей догадался — впереди кто-то появился… Не милиция ли?
Сунул в карманы кулаки и, чтобы как-то успокоиться, прошипел:
— С-с-сука…
Они пошли дальше. Федьку душила злоба, и он не мог идти рядом. Шел чуть сзади и смотрел на узкий, с ложбинкой затылок — всадить бы в него кулак! На неширокие плечики под курткой — изрезать бы ее бритвой! На ноги в тесных брючках — хватить бы по ним железякой!
А Севка и не чуял всей тяжести этой злобы: даже шага не ускорил.
Но все-таки Федька кинул вдогонку:
— Куда убегаешь? Потише, потише… Вот люди пройдут…
— Подонок! — бросил через плечо Сева, бросил так спокойно и просто, точно всегда был уверен, что Федька подонок.
И Федька решил: он не выпустит его живым, он отлупит его, исколотит так, как никогда не колотил. Так, что эта его хромоногая мать и лощеный гусь-отец не узнают своего сынка. Уж на этот раз он покажет ему! Видно, раньше мало бил. Мало. А человек — он такой: чем больше боится, тем сговорчивее и послушней.
Но Федька был осмотрителен. То и дело оглядывался: нет ли поблизости милиции. И вдруг он понял, Севка уходит из его рук: сейчас появится дом Олега, и он ничего не сделает с Севкой — вокруг люди…
— Зайдем во двор, — сказал Федька, — там никто не помешает.
— Иди, если тебе надо.
— Трусишь! — прошипел Федька. — Боишься!
Севка вдруг повернулся к нему и засмеялся в лицо:
— Тебя-то? Слизняка!
Прямой короткий удар в лицо откинул Федькину голову назад, даже зубы клацнули. Федька взвыл, лицо его туго наполнилось кровью. Миг — и он понял, что случилось. Еще миг — и он хотел броситься на Севку, но внутри все кричало: Федька, не лезь на рожон, Федька, осмотрись!
То спереди, то сзади появлялись люди.
У Олегова дома Севка сбавил шаг. Но что мог сделать Федька? Что он мог сделать, если на улице был светлый день и вокруг люди! Особенно здесь, на большой улице, куда они скоро вышли.
Севка пошел к подъезду.
— Иди-иди, повеселись! — процедил Федька, трогая горящее от боли лицо. — Я буду ждать. Я с места не сойду, пока не расквитаюсь с тобой… С грязью смешаю!
Севка вошел в подъезд. Федька подпер столб, вздохнул и полез в карман за сигаретой. Ему было не по себе: дождался, достукался! А все почему? Жалел. Хоть бы раз стукнул по-настоящему… «Ну хорошо ж, погоди ты у меня!»
Вдруг он сообразил: Севка не такой дурак, чтобы выйти из дому одному. Он выйдет с Мишкой Лопатиным или с Вадимом — с этим шутки плохи: насует по первое число; или с Петькой — этот не то чтобы силен, да у них большая семья и защитников потом найдется хоть отбавляй… Или…
Да мало ли с кем он может выйти из дому!
Надо сбегать за приятелями — втроем-вчетвером они справятся с ними. Севку давно не колотили, обнаглел. Таким нужно постоянно ставить синяки, и все будет в порядке…
…Вечер у Олега был в разгаре. Собралось, наверно, полкласса. Поводом для встречи была покупка нового магнитофона — «мага», как выражался Олег, его «ходовые» испытания — «обкатка». В комнате, где стоял «маг», не умолкали говор и хохот. Но громче всех хохотал Сева, и никто не понимал почему. Никто, даже сам он — не вполне. А это, наверно, было оттого, что час назад он впервые в жизни ударил человека. Ударил в лицо. В лицо, которое существует не для того, чтобы в него врезался кулак. Никто не знал, что против Олегова дома, покуривая, толчется стайка мальчишек и ждет его, Севу.