Большой оркестр

Фатыма, конечно, согласилась.
Ей было любопытно посмотреть на школу мальчиков, и она долго с важным видом прохаживалась по коридорам большого здания, без устали поднималась и спускалась по крутым лестницам. Оказалось, что учебники продают на третьем этаже. Фатыма заняла очередь и начала рассматривать портреты худых стариков, прибитые на стене, почти у самого потолка.
Когда подошла очередь, тётя, которая продавала учебники, не взяла денег у Фатымы.
— Тебе, девочка, я не продам книги, — заявила она, — потому что здесь школа мальчиков. Учебников мало, всему городу не хватит. У девочек своя школа, и об этом следовало бы знать.
Фатыма стала объяснять, что учебники ей самой не нужны, а пришла она из-за соседского мальчика.
— Он много купался на Белой, потом воспалился, — доказывала она.
Но тётя никак не хотела её понять.
— Мне некогда с тобой болтать, — сказала она. — Мальчики, уберите её из очереди… Кто следующий?
Мальчикам, конечно, ничего не стоило вытолкнуть Фатыму из очереди.
Фатыме захотелось тут же сесть на пол и горько заплакать: разве не обидно, когда с тобой поступают несправедливо! Но она сдержалась и решила обязательно найти хоть одного справедливого человека.
Фатыма пошла по коридорам, останавливаясь около каждой двери. На третьем этаже, услышав мужские голоса, она осторожно постучала в высокую белую дверь с синими ручками из стекла. Разговор прекратился, и кто-то крикнул:
— Кто там? Войдите!
На диване сидели двое мужчин: один с бородой, другой — в военной гимнастёрке, но без погон. Тот, который был с бородой, сказал:
— Входи, девочка. Зачем пожаловала?
Фатыма сделала два шага вперёд, глубоко втянула воздух и решительно заявила:
— Выходит так, что в вашей школе нельзя делать добро?
Бородатый усмехнулся и более внимательно посмотрел на девочку:
— Расскажи всё по порядку, чтобы я понял. Не стесняйся, присаживайся на стул. Ну, что случилось с тобой в нашей школе?
Фатыма удобно уселась и только после этого подробно рассказала про соседку, про больного мальчика, про злую тётю, которая отказалась её выслушать, и про то, как её вытолкнули из очереди. Бородач молчал, а второй, в военной гимнастёрке без погон, всё время повторял одно слово: «Хорошо».
Фатыма говорила: «Меня попросили купить ему учебники»; дядя хвалил: «Хорошо». Фатыма говорила: «Он много купался, и получилась простуда»; дядя опять вставлял: «Хорошо». Ей даже стало смешно.
К концу рассказа бородач нахмурился.
— Нехорошо с тобой поступили, девочка, — сказал он. — Я напишу записку, и тебе отпустят учебники. Без всякой канители!..
— Учебники получила без канители! — сказала потом Фатыма соседке, вручая ей книги и возвращая сдачу.
Это она сказала не потому, что хотела соврать, а потому, что ей понравилось новое слово «канитель».
Соседка подарила Фатыме бумажный рубль на мороженое, но у неё хватило силы воли не взять: мама не разрешала у чужих людей брать деньги. А надо правду сказать, мороженого ей очень хотелось.
…Я рассказал эти два случая, чтобы объяснить, почему Фатыма не струсила перед Ахмадеем.
  
Новый мальчик
 
С тех пор как Ахмадей «показал» мне Урал, я старался при нём не особенно подчёркивать, что являюсь сыном дворника, то есть вроде как бы ответственным лицом. И что же, если не лезть на рожон, с ним можно было столковаться. Остальные наши мальчишки были сущая мелюзга, и поневоле большую часть времени мы проводили с Ахмадеем вдвоём.
Что касается Володи и Искандера, то они с самого начала откололись от нашей компании. Володя всё свободное время занимался в школе юных боксёров, а Искандер пропадал на детской технической станции. Он увлекался рисованием и ещё учился в музыкальной школе.
До встреч с Ахмадеем мне как-то не приходилось играть в «сражение». Зато теперь война стала нашим основным занятием.
Полем сражения служила нам ровная площадка за сараем. Там, за холмами из песка, притаились танки и пушки. Крепостными стенами служили доски. По обе стороны «ничьей» земли лежали цепи солдат. Вылепленные из глины, они потом три дня сушились на солнце. Это была очень закалённая армия!
В снарядах тоже не было недостатка. Их заменяла галька, собранная на берегу Белой. За ней снаряжались специальные экспедиции.
Основательно подготовившись, мы занимали командные пункты.
— Товарищ генерал, ты готов? — спрашивал меня Ахмадей.
— Готов, товарищ генерал! — отвечал я.
— Генерал, я наступаю, — объявлял Ахмадей и открывал методичный огонь. Потом настильный. Потом кинжальный.
Обстрел, как правило, продолжался долго. Во всяком случае, дольше, чем бывало уговорено.
— Генерал Ахмадей, теперь моя очередь, — напоминал я.
— Генерал Мансур, молчи. У меня ещё не вышли снаряды, — отвечал он.
— Генерал Ахмадей, мне так неинтересно, — настаивал я. — Мне тоже хочется вести огонь…
Но Ахмадей не слушал меня:
— Попал в твой танк, выводи его из строя! Эй, кому говорят! Генерал Мансур, оглох ты, что ли?
— Генерал Ахмадей, заканчивай артподготовку, — упорствовал я. — Прицел пять. Шрапнелью, огонь!
Тут же Ахмадей начинал нервничать:
— Генерал Мансур, прекрати огонь! В ухо заеду!
Правду сказать, Ахмадей не любил признавать поражения. Если его «войска» терпели поражение, он немедля пускал в ход кулаки против «командующего» вражеской армии, то есть против меня. Зная эту привычку Ахмадея, я не особенно настаивал на своих победах.
И вот однажды в самый разгар игры к нам подошёл новый мальчик. Чистенький такой, беленький. Будто его только что вымыли в ванне и пустили погулять. И ещё было непонятно, откуда он взялся на нашем дворе.
Он стоял рядом, засунув свои чистенькие руки в карманы брюк, и молчал. Хотя бы слово сказал или в игру попросился! Уж не говорю, чтобы поздороваться или кивнуть головой. Стоит, надув губы, и молчит. Сразу видно было, что он пренебрегает нами и превосходство своё показывает.
Ахмадей сделал вид, что не замечает его. Я — тоже.
— Ориентир пять! — кричал Ахмадей. — Шрапнелью по пехоте! Настильный огонь! Урра! Цель номер семь! Повтори залп!.. Генерал Мансур, твоя армия отступает!
И в эту минуту, в самый разгар сражения, новый мальчик повёл носом.
— Что это за игра? — презрительно проговорил он. — И команды неправильные!..
Ахмадей мигом вскочил на ноги. Я думаю, что он только и ждал этого повода.
— А в ухо хочешь? — осведомился он. — Ну-ка, поворачивай оглобли, пока цел!
Новый мальчик даже не вытащил рук из карманов. Он не без интереса рассматривал Ахмадея, будто тот был какое-нибудь незнакомое животное.
— Следует знать, какие команды были в гражданской войне и в этой, Отечественной, — небрежно заметил он. — Или, например, как командовали во время Бородинского сражения. Вы этого не знаете. Или, может быть, перезабыли? А ваши команды неправильные!
Конечно, Ахмадей не мог простить такое оскорбление. Он ещё ближе подступил к новичку. Но тот, к моему удивлению, даже не изменил позы. Противники, не произнося ни слова, сошлись так близко, что могли слышать биение сердца друг у друга! Глаза Ахмадея горели недобрым огнём. Кончик носа сделался белой кнопкой, какие бывают у нас в Уфе на дверях аптек. Новый мальчик наконец перестал улыбаться, но из карманов рук всё-таки не вытащил.
— Ты, наверно, не знаешь, кто я такой?! — прохрипел Ахмадей, наступая на носки противника.
— К сожалению, не могу этого знать, потому что не имею чести быть с вами знакомым, — с усмешкой ответил новый мальчик, точь-в-точь как пишут в старых книгах.
До Ахмадея дошла насмешка.
— А это видел? — спросил он, показывая кулак.
— Как будто вижу.
— Ну, и чего ждёшь?
— Ничего. Только мне некуда торопиться. — Право, пора тебе провалиться ко всем чертям! — А где обитают твои черти?
— Смотри, вздую!
— Не думаю, чтобы ты посмел.