Отойди от моей лошади

— О да! — ответил я. — За последний месяц не помню другого такого. Хотя, если подумать, были и посильнее.
— А я видел однажды такую молнию, — сказал он, — что вот отсюда и дотуда. Провалиться мне, если я вру.
— Я тоже врать не стану, — говорю. — Но я однажды шаровую молнию видел. Вот феномен, я вам скажу. Круглая, как шар, светится и всё разит на своём пути. Это я в Крыму видел, зря врать не буду.
— Вы были в Крыму? — спросила она.
— Ещё бы, — говорю. — Два раза.
— И с маской в море плавали?
— Вот смех, — говорю. — Да целый день! С утра до вечера! Ласты, маска и трубка.
— И не задыхались? — спросил он.
— Ну чего тут задыхаться, — говорю. — Чего уж тут задыхаться! Маску на лицо, трубку в рот, дышишь только ртом, носом нельзя, а то маска запотеет — и плывёшь.
— Плывёшь, — сказал он. — Да-а-а…
— И рыб видели? — спросила она. — Неужели и рыб?
— Вот юмористы, — говорю. — Да их там пруд пруди, тысячи, если не больше.
Они смотрели на меня, разинув рты, и тогда я соврал: прямо нельзя было не соврать — так они на меня смотрели.
— А то ещё прихватишь ружьё, — сказал я, и поохотишься немного… так, пока не надоест. Я однажды такую зеленуху шлёпнул, не поверите — с ладонь. Да что там с ладонь, больше, наверное, раза в два.
— Смотрите! — вдруг громко сказал кто-то. — Дождь кончился.
Мы поглядели на улицу — дождя не было, только капало чуть-чуть с крыш. И такое всё было дождливое, мокрое и серое, что я даже удивился: неужели я и вправду всего две недели назад был на Чёрном море?
— А знаете, — сказала она, — хотите, мы вам кошку покажем? В нашем дворе живёт, здесь недалеко.
— Смех, — сказал я. — А что в ней такого?
— Она цветастая. В ней двадцать разных цветов.
— Будто такие бывают? — сказал я.
— Здесь совсем рядом, — сказала она. — Сами увидите.
— Ладно, — говорю. — Пошли. Поглядим на этот феномен.
Они оба засмеялись, и мы пошли в их двор. Куда-то направо и налево и, кажется, снова направо — я не запомнил. Мы вошли во двор, и там было пусто. Совсем пусто.
— Ой, — вдруг сказала она мне. — Вы же без кепки шли. Отдай быстро кепку, — добавила она брату.
Он опять покраснел, а я сказал:
— Ничего. Чепуха какая. Бывало и похуже. Где же ваша кошка?
— Кыса-кыса-кыса-кыса, — позвала она.
Я завертел головой, но ничего не увидел в пустом дворе. Потом кто-то толкнул меня в ногу, я обернулся и тогда только увидел эту кошку. Это она меня головой боднула. Мы втроём присели и стали её гладить.
— Видите, видите? — говорили они оба. — Чёрный цвет — раз, белый — два, серый — три, рыжий — четыре, бурый — пять, чёрно-рыжий — шесть, голубой — семь… Целых семь цветов! Нравится?!
— Ничего, — сказал я. — Яркая.
— Понесли её к нам, — сказал он и посмотрел на сестру.
Она посмотрела на меня и спросила:
— Хотите зайти к нам? Зайдёмте? Мы вот в этой парадной живём. Совсем рядом. Я знаю одну игру.
— Ну, пошли, — сказал я. — Только ненадолго. Мне ещё эту школу через сто лет делать надо.
Они захлопали в ладоши и повели меня к себе по тёмной парадной.
— А вы кто друг другу? — спросил я.
— Брат и сестра, — сказала она.
Так я и думал.
— Я догадался, — сказал я. — Врать не буду. Если хотите, называйте меня на «ты», — добавил я.
Они оба засмеялись в темноте.
— А вас как зовут? — спросила она. — То есть тебя? Тебя как?
Я ответил и спросил, как их, и они тоже ответили.
Мы поднялись куда-то на самый верх, вошли в квартиру, а потом в комнату. Брат зажёг свет и поставил кошку на стол.
Я сказал, что им нужно переодеться, а то мокро и холодно, но они закричали: «Нет-нет, будем играть!» И я тогда спросил: «Во что?» И она сказала: «Может, в магазин?» А я сказал: «Ну вот ещё!» А брат вдруг закричал:
— Придумал! Придумал! В подводную охоту! А кошка будет нашей рыбой! Вот кем!
— Точно! — закричал я. — Идея! Ты ложись сюда, ты сюда, а я на диван.
Ужасно было смешно.
Потрясающе.
Мы все разлеглись по разным местам и поплыли и стали охотиться. Я их учил, как ногами грести, как руками, как ружьё заряжать, как дышать при нырке… Мы все кыскали — «кыс-кыс-кыс», и к кому эта цветастая кошка ближе подходила, тот делал «фьюить», будто гарпун летит, и убивал её.
Потом вдруг наша рыбина залезла под кровать, и мы её долго звали — кыс-кыс-кыс! — а она не вылезала.
— Надо нырять, — сказал я шёпотом. — Она в глубоком гроте.
Мы спустились на пол и полезли под кровать, но её там не было. Потом мы её всё-таки увидели и погнались за ней, и я громко закричал, догоняя её, и вдруг мы услышали:
— Что здесь происходит?
Мы вылезли из-под кровати, и я увидел высокого мужчину с газетой в руке. Дверь он не закрыл, он стоял посреди комнаты и глядел на нас. Потом, показывая на меня, спросил:
— Это кто?
Мы молчали. Он положил газету на стол, сел на диван и увидел, как из комнаты в коридор выходит цветастая кошка.
— Чья это кошка? — спросил он. — А, Варя?
— Чужая, папа, — сказала она.
— А он кто? — спросил он и снова показал на меня.
— Мальчик… ну… — и она замолчала.
— Я пойду, — сказал я. — Мне пора, знаете ли…
— Погоди, — сказал он. — Ты как здесь очутился?
Я пожал плечами и стал глядеть в потолок.
Что я мог сказать ему? Вот если бы, например, я помог им картошку донести или спас кого-нибудь из них в Фонтанке, я бы так и сказал. А так… что я мог сказать?
— Я пойду, — сказал я. — Школу ещё рисовать надо.
— Но откуда ты взялся? — снова спросил он.
— До свиданья, — сказал я. — Всего хорошего.
— Что же вы молчите? — спросил он у них.
— Мы играли, — сказал брат.
— Я не об этом спрашиваю.
— Мы играли, — сказала она.
… Но это я услышал уже в коридоре. Я открыл дверь и очутился на лестнице. Кошка выскочила за мной и сразу же куда-то спряталась.
Ветер дул, как и раньше, сильный, и дождь был такой же.
Ужасный был дождь.
Я шёл по улице и думал, как глупо всё получилось, я даже не замечал, куда иду, и удивился, когда понял, где нахожусь. И тут же удивился ещё раз, потому что сообразил, что совсем не помню, откуда я пришёл, как называется их улица и какой у них номер дома. Всё забыл. Начисто.
Так я их больше и не видел ни разу. Как-то всё не так получилось, даже непонятно как. И почему.
  
Федоро и Алехуано
 
В общем, было решено — Ленку мы похитим.
Петька и Вовка сказали, что всё это ерунда. Мы с Федькой были тверды.
День назначили — 30 декабря, под Новый год.
Под самый Новый год.
— Запомни, — сказал мне Федька за час до начала. — Входим, стреляем, похищаем. Бесшумно и безмолвно. Моё имя — Феодоро, твоё — Алехуано. Маски готовы? Порядок. Её место в нашем одиноком замке, а не с дядей Мишей…
— Эх, Федька, — сказал я.
— Феодоро, — поправил меня Федька.
— «Феодоро», — передразнил я его. — «Дядя Миша»… Эх ты.
— Ты прав, Алехуано, — не моргнув, сказал Федька, — Её отец, этот старик… инженер… лорд, вернее. Что он ей? Итак, ты готов, Алехуано?
— О да, Феодоро, — сказал я.
— Вперёд! — сказал он.
Мы вышли из моей квартиры и стали медленно спускаться по лестнице на Ленкин этаж. Ночь была холодной и лунной.
— Звони, — шёпотом велел Федька, когда мы спустились, и поправил свою чёрную маску. Я поправил свою и позвонил.
— Кто там? — спросил голос Ленкиной бабушки.
— Новогодняя телеграмма, бабушка, — ласково сказал Федька, и мы достали револьверы.
Дверь открылась.
— Руки вверх! — грозно сказал я, махнув револьвером.
— Руки по швам! — рявкнул Феодоро. — Не кричать, не плакать, не молить о пощаде.
Мы прошли в кухню.
— Куда же руки девать, господи? — сказала бабушка. — Алёшенька, пальто-то всё в мелу.
И она стала меня чистить.
— Жалобы не помогут, — жёстко сказал я.