Красивая жизнь

Чьи-то глаза смотрели на нее из темноты. Это были глаза оленя – карие и грустные. В этих глазах застыло недоумение, голова оленя как будто спрашивала: «Зачем? Зачем вы сделали из меня чучело. Разве таким я вам нравлюсь больше?» Ире стало неприятно, и она отвела взгляд.
Ира поднялась на второй этаж, в мансарду, где стояла маленькая кровать, застеленная мягким клетчатым покрывалом. Не раздеваясь, легла и с головой укрылась пледом. Только сейчас она почувствовала, как устала. Она вытянула ноги и закрыла глаза.
«Все – потом, – блаженно подумала она. – Сейчас – спать».
И вдруг она услышала, как совсем рядом с ней, прямо над ухом, раздаются знакомые голоса. Ира скинула с головы плед и оглядел ась.
«Это в соседней комнате, – поняла она. – Стены здесь тонкие, вот и слышно».
Ира без труда узнала тонкий, резкий голос Алены и приятный баритон Егора. Казалось, они спорили. Алена обвиняла и о чем-то просила, а Егор отвечал односложно, иногда посмеиваясь.
Ира села на кровати. Сон как рукой сняло. Во что бы то ни стало ей захотелось узнать, о чем они говорят. Она стала вглядываться в темноту и увидела, что в углу стоят пустые банки, приготовленные дня консервирования. Когда-то она читала о том, что если приложить банку дном к стене, то по вибрациям можно услышать, о чем говорят в другой комнате. Она тихонько встала, с банкой подошла к стене и прислушалась.
– Она? Ты что, ненормальная? – Голос Егора был слышен довольно отчетливо.
Что ответила Алена, расслышать было невозможно. Но по интонации было понятно, что она то ли жалуется, то ли укоряет.
– Это несерьезно, – говорил Егор. – Придумай что-нибудь посмешнее.
«Обо мне говорят, – решила Ира, и от этой мысли ей стало душно. – Неужели она все видела?»
– Напугал малолетку. – Голос Алены стал громче, и слова звучали отчетливо. – Я вообще не понимаю, зачем ее в нашу компанию притащили? От одного ее вида скучно становится!
«Теперь я точно не засну, – подумала Ира. – Никогда не засну».
Егор что-то ответил и засмеялся с хрипотцой, а Алена сказала:
– Бесит меня это все, вот что. Ты не меняешься и не изменишься никогда, а мне это надоело!
Ира услышала, как Алена хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице.
– Обиделась, – вслух сказал Егор, но в его голосе не было сожаления.
«Это они из-за меня поссорились, – подумала Ира, снова ложась. – Ну, теперь от Алены добра не жди…» Она слышала, как Егор ходит за стеной, как звенят в его кармане ключи и как он что-то недовольно бормочет.
Минут через пять заскрипела лестница, как будто кто-то осторожно поднимался наверх. «Наверное, Алена вернулась, – подумала Ира. – Вечно она так – убегает и возвращается, убегает и возвращается… Ни капельки гордости…»
Но это была не Алена.
– Что тут у вас происходит? – сонным голосом спросил Макс. – Топаете, как слоны.
Ира придвинулась ближе к стене. Все было слышно и без банки.
– Да, ничего, – самодовольно сказал Егор. Алена опять за мной шпионит. Увидела, как мы целовались с Дмитриевой, и устроила бучу.
«Как он может так просто говорить об этом? – Пронеслось в голове у Иры. – Что теперь подумает обо мне Макс?»
– С Дмитриевой? Ты? – Макс не мог скрыть своего удивления. – Ты и она?
– А что? – не понял Егор. – Ты-то что удивляешься?
Макс молчал. Ире казалось, она дышит так громко что сейчас они ее обнаружат.
– А я думал, она ко мне неравнодушна, – наконец сказал Макс. – И потом, она такая замороженная, что я не ожидал…
– Это она замороженная? – усмехнулся Егор. Да ты ее совсем не знаешь. Она – девочка что надо.
Дальше Ира не смогла расслышать ни слова. Егор с Максом перешли на шепот, как будто почувствовали, что их кто-то подслушивает.
– Ну, посмотрим, – донеслись до нее слова Егора.
–… ты тоже не заносись, – ответил ему Макс.
Ира сама не заметила, как уснула. Сначала у нее в голове вертелись слова: «малолетка», «замороженная», «девочка что надо», а потом все слилось, в одно короткое слово: спать.
Ей снилось, что ее опять, как наяву, целует Егор, но она не отталкивает его, а отвечает на этот поцелуй. Снилось,как будто лето и они вместе едут на поезде. Вагон мерно качается, и это мешает целоваться.
– Проснись, ну, проснись же. – Это Света трясла ее за плечо. – Мы уезжаем.
Ира испуганно села на кровати и 6rляделась по сторонам. Ей было неприятно проснуться в чужом доме, среди незнакомых предметов. «То ли дело – дома», – с сожалением подумала она. Там ее ждал любимый махровый халат и тапочки с мордами псов, овсяная каша на молоке и жужжание папиной электробритвы.
– Сейчас, – сказала она, достала из кармана джинсов расческу и принялась расчесывать растрепанные волосы. – Иду.
Света достала пудреницу и прошлась пуховкой по лицу. От этого лицо стало еще бледней, как будто она всю ночь не сомкнула глаз.
– Вы еще долго сидели? – спросила она.
– Нет, совсем чуть-чуть, – ответила Ира и отвела глаза.
– И что делали?
– Так, отношения выясняли.
Ире обязательно нужно было кому-то об этом рассказать.
– Света, – сказала она. – Только не смейся. Егор меня поцеловал.
– Как поцеловал?
– В губы. – Ира покраснела и разозлилась на себя за то, что краснеет. – Мы с ним разговаривали на крыльце, а он ни с того ни с сего меня поцеловал. – Ну и что? – Света как будто не удивилась.
– Как это – «ну И что»? – немного обиделась Ира. – Почему он это сделал? Не знаешь?
Света посмотрела на нее, как на умственно отсталую. Ира очень не любила, когда на нее так смотрят. Со многим можно смириться, но только не с этим снисходительным, высокомерным взглядом.
– Как это – почему? – устало сказала Света. Просто так. Разве для этого нужны особенные причины?
Раньше Ире казалось, что, конечно, нужны. Но теперь она не знала, что и думать.
– Может, вино в голову ударило, – продолжала говорить Света. – А может, нравишься ты ему. – По тому, как дрогнул ее голос, можно было догадаться, что в последнем она глубоко сомневается.
– Не понимаю… – медленно вставая, проговорила Ира. – Зачем целовать человека, которого не любишь?
– Ты серьезно? – Света подняла аккуратно выщипанные брови. – У тебя какие-то допотопные взгляды. Ну, ничего, пройдет лет пять, и ты поймешь, какой дурочкой была.
– Не пойму, – упрямо сказала Ира. – Хоть десять лет пройдет, все равно не пойму.
На обратном пути все молчали. Алена с Жэкой остались за городом, потому что им некуда было спешить, а все остальные возвращались в Москву. В школе должно было проходить тестирование, которое нельзя пропускать.
Веселые, летучие снежинки врезались в лобовое стекло, а суровые дворники безжалостно сметали их в бесформенную, серую массу. Ира смотрела в окно на чернеющие леса, на белые пятна километровых столбов, и ей было грустно. Грустно оттого, что праздник закончился, оттого, что никто ее не любит, и оттого, что сегодня после уроков надо возвращаться домой и видеть мамины слезы и папины морщины.
Сейчас ей особенно не хватало Ани – ее совета, ее понимания, ее больших, внимательных глаз. Она очень строгая – это так, но от разговоров с ней всегда становится легче.
«Аня для меня – как компас, – подумала Ира, и ей понравился этот образ. – Компас хоть и не может взять за руку и вывести из леса, но он Может указать правильный путь».
Что бы сказала Аня, если бы узнала о том, что случилось за последние сутки? Это не так трудно представить. Наверное, она бы долго молчала, осуждающе качая головой, а потом сказала бы: «Ира, так нельзя» или «Ира, это плохо».
Нельзя прогуливать школу, врать родителям, не ночевать дома, пить вино и целоваться с Егором Тарасовым. Нельзя, нельзя, нельзя.
Наверняка Аня сказала бы так. Но где она, Аня?
Целыми днями милуется со своим Волковым. Разве ей есть дело до того, что происходит с Ирой?
Пускай это все плохо и неправильно, но это ее жизнь; Личная жизнь. И никто не имеет права ее поучать.