Механизм чуда

А на кухне Левшин старательно выкладывал колбасу на тесто, красными кляксами растекалась томатная паста. Саша резал выскакивающую из-под пальцев петрушку.
– Евочка, смотри, как у меня красиво, – похвастался Левшин, любовно глядя на будущую пиццу.
– Дурак ты, Левшин, – зло процедила Ева. – Катька тебя использует, а ты радуешься. Ты без нее хоть шаг сделать можешь?
Лешка быстро глянул на нее. Красивый, глазастый, лохматый.
– Я без нее в туалет хожу, – тихо произнес он и подмигнул.
– Чего ты на него? – удивился Саша, когда Лешка ушел.
– Ничего.
Ева снова пошла в коридор, но там стоял Антон. Спина, кудрявый затылок. Рука опущена вдоль бедра. Белые пухлые пальцы. Длинные, выпиленные треугольничком ногти. Не доходя до гостиной, свернула в свою комнату. Стив сидел, далеко отъехав на кресле от стола, только кончики пальцев касались клавиатуры. Из динамиков неслись крики, хохот, топот и тяжелое дыхание.
– Выигрываешь?
Стив ответил не сразу. Поерзал в кресле, пригибаясь от выстрелов, чертыхнулся и, только когда его герой совсем уж тяжело задышал, отъехал от стола окончательно.
– Клавиши у клавиатуры жестковаты. А так все ничего. Как там дела?
– Через двадцать минут будет пицца.
– Пицца не горит, так загорицца! – радостно сообщил Стив, придвигаясь обратно к столу. – Сейчас музончик дадим. А я тут пока программку погоняю.
– Тебе нравится «Коппелиус»?
– Не, «Коппелиус» – это Тоха, а я – вот что!
Сильный удар по клавише. На экране дернулся уровень басов. И был это никакой не стимпанк. Вернее, панк, но не стим.
– Это «Thirty Seconds to Mars» – с гордостью сообщил Стив, с восторгом глядя на Еву. – Слышишь, как тему вводит? Сейчас-сейчас будет место хорошее.
Наверное, оно было хорошее. Ева не поняла. А Стиву уже было неинтересно что-то объяснять. Название переводилось как «Тридцать секунд до Марса». Разве до Марса так быстро долетишь?
Пушкин маялся в коридоре.
– Богато живешь, – зло сообщил он. – Родители у тебя кто?
– Люди, – буркнула Ева. И так настроение никакое, сейчас еще и Пушкин добавит.
– Обеспеченные люди. – Пушкин улыбнулся, некрасиво обнажив зубы. – А ты знаешь, что не все космонавты возвращались с дальних подступов к Земле? Некоторые вон сгорели в плотных слоях атмосферы. Только представь, как это: вокруг тебя все плавится и пылает?
– Голодный, что ли?
– Наших четверо погибло, – не отвлекался Пушкин. – У одних не сработали парашюты – корабль просто врезался в землю. А у других разгерметизация произошла. У америкосов вообще на второй минуте старта – бах – и взрыв. Там твердотопливный ускоритель прогорел – и шарах – красивый фейерверк над горизонтом.
– Я не буду входить в плотные слои атмосферы.
– А в чем обман?
– Почему обман?
– Просила шуметь. Обманешь, значит.
– А ты будь внимателен.
– Зачем? Я все у египетских богов узнаю.
– Узнавай, – пожала плечами Ева. – Только порой те, кто спрашивает, первым и пропадает. Ты гроб себе уже присмотрел?
– Слушай… – протянул Пушкин и зачем-то потер между пальцами шуршащую ткань, натянутую на стены. – А давай, когда вы с Антоном окончательно разбежитесь, я с тобой встречаться буду?
– Да иди ты!
От удивления, от злобы Ева забыла о стоящем в дверях Антоне. Прошла, задев его.
– Ослепла? – возмутился Антон.
– А ты не стой на дороге!
Антон промолчал. Он не Пушкин, чтобы на каждое слово отвечать десятью своими.
– Пицца горит! Пицца! – кричала Катрин, пролетая по коридору. – Левшин! Куда ты смотришь!
За столом мест не хватило. Все расползлись по гостиной. Птах и Гор сидели на полу, сложив ноги по-турецки. Ева тянула «Тархун». Пузырьки били в нос.
– Время! Время! – хлопнул в ладоши Ра. – Хорош жрать! Испытание машины времени через пять минут.
Ева закашлялась.
– Он сказал «Поехали!» и махнул рукой, – процедил Пушкин.
Антон качнул головой и нехорошо усмехнулся. Он так и стоял в дверях, отказавшись не только сесть, но и что-нибудь съесть. Ева стукнула стаканом по столу и вышла следом за Ра.
– Все запомнила? – шепотом спросил Ра. Он последний раз поправил раму, провел длинными пальцами по шуршащей фольге, выровнял зеркала. – Запускай, – разрешил он.
– Чего это у них шкаф открыт? – закричал Пушкин, первым вбежавший в комнату.
– Чтобы не так резонировало, – хохотнул Стив. На уровне его колена болталась железная коробочка от противогаза. Это отвлекало. Движение закончилось, а коробочка еще несколько тактов болталась.
Из головы тут же высыпались все приметы. Лягушонок потерялся на просторах квартиры. Махать рукой неудобно. Пинок от Пушкина уже получила.
– Евка! Держись! – сжала кулаки Маша. Саша тянул ее сесть рядом.
– Все садимся! Садимся! – командовал Ра. – Антон! Садись!
– Я постою. – Антон переместился из одного дверного проема в другой.
– Все должны сидеть. Петька! Упади, – приказал брат Птаху. – У меня тут все рассчитано. Фотонный заряд и ударная волна. Если сидеть, вас не заденет. А стоящим башку снесет.
– Редька, ты несешь чушь! – процедил Птах, устраиваясь на полу. Антон лениво отлепился от дверного косяка и устроился на стуле.
– Все в этом мире относительно, дети мои! Покайтесь! – тянул Пушкин.
– Левшин! – звала Катрин.
– Раз! Раз!
Ожили датчики, раскинули зеленые лепестки вееров.
– Внимание! – В динамиках противно пискнуло, заставив поморщиться. – Первый полет человека во времени! Пошел обратный отсчет.
Машина в полумраке смотрелась великолепно. Подсвеченная лампочками, с шипом и треском, в дрожащей фольге. Сидящие смотрели на отражения в зеркалах.
– Ключ на старт! – командовал Ра.
Пластмассовая коробочка в руках Евы казалась такой легкой, такой несерьезной.
– Какое время выставили? Где ее ловить? – выкрикнула Катрин.
– Полет малый, две недели.
– Что было две недели назад? – громким шепотом спросила Маша.
– У меня сидели, – с гордостью сообщил Стив. – Евка, ты как меня встретишь, скажи, чтобы я в замок не лез. Его лучше обойти. Там оружие будет. И уже с ним на штурм. А то я потом этот уровень несколько часов заново проходил.
– Зачем две недели? Давай на год! – веселился Левшин.
– Тогда я вас еще не знала, – улыбнулась Ева.
Интересно, догадываются они обо всем или нет, придуриваются или на полном серьезе уверены, что она улетит в прошлое?
– Десять! – начал считать Ра.
– Ко мне не подходи, – предупредил Пушкин. – Я, когда с привидениями встречаюсь, веду себя неадекватно. Могу и серебряным дрыном засветить.
– Девять!
– Злой ты, Пушкин, – толкнула его ногой Катрин. – Ева, принеси что-нибудь оттуда.
– Восемь!
– Да! Как ты докажешь, что была в прошлом? – привстал Саша. – Принеси что-нибудь вещественное!
– Ага, забеги в соседний банк и захвати там слиток золота, – кладбищенски пошутил Пушкин.
– Семь!
– Газету! – орал Левшин. – Принеси газету!
– Или с собой кого-нибудь приведи, чтобы мы поняли, что он оттуда! – поддакнул Стив.
– Шесть!
– Да никуда она не полетит, вы что? – не выдержал Пушкин. – Летал у нас так один на истории. Все утверждал, что бывал в эпохе Ивана Грозного.
– Пять!
– И что? – спросила Катрин.
– А то! Если он там был, то в одежде и в очках, местные должны были его принять за демона и посадить на бочку с порохом.
– Четыре.
– Может, не поймали? – осторожно предположил Саша.
– Его историк поймал и пару вкатал. Так этот парень все обещал алебарду того времени притащить и историка на нее насадить.
– Три!
– И что парень? – тихо просила Маша.
– Ничего. От нервного расстройства лечится.
– Два!
Все разом замолчали, уставившись на Еву.
– Один!
– Ой, мамочки! – прижала руку к груди Маша.
– Лажа все это! – Пушкин старался говорить равнодушно, но голос его звенел. – Никто никуда не полетит.