Механизм чуда

– Какой проект? Ты куда собралась? – по-хозяйски возмутился Антон.
Куда она собралась? На мифическую встречу с Петрушей – вот куда. Чтобы подействовало. Чтобы оторвался от компьютера и обнаружил наконец, что она тут. От волнения нехорошо булькнуло в животе. Проклятый чай! И кто только научил Ежика так его заваривать? И тут же в голову полезли воспоминания о его отце, который так странно, совсем не по-взрослому сидел на подоконнике.
– Есть хочется, – прошептала Ева.
– Идешь-то ты куда? – Антон пропустил ее слова мимо ушей. Подошел, коснулся руки.
Куда она идет? Быстро придумала! Быстро!
– Заниматься надо, – выдавила из себя Ева. Хорошо, вовремя сдержалась, чтобы не сказать, что идет в школу, что спецкурс по истории искусств.
– С новым преподом?
Слишком очевидно все скатилось к этой теме. Обидно. Зачем так сразу подозревать?
– Ладно, никуда не пойду, – дала она задний ход. Попыталась сесть. Не дали.
– Нет уж, ты иди, – Антон дернул ее за руку к двери. – А то ведь ждать будут.
Пока топталась на пороге, Ежик снова оказался в кресле, смотрел в экран на застывшего лорда.
– Нет никакого препода!
– Ираклия-то? – хохотнул он.
Не сработало! Ежик не стал ревновать. Он сделал то, чего так боялась Ева, – прогнал.
Она все-таки бухнулась на диван, останавливать ее никто не спешил. Истерика шарахнула по рукам и ногам, по гулкой голове. Теперь и она дышала тяжело, как глупый герой в игрушке.
– Значит, ты хочешь, чтобы я ушла?
– Да, – жестоко бросил Антон. Он не играл. Он сидел, глядя на бегущие по экрану строчки.
Ева поднялась. Просить, уговаривать – бессмысленно. Не повернется. Не простит.
– А книга! – задержалась она около двери. – Ты обещал книгу дать.
Это была зацепка. Это было спасение. Если взять книгу, то потом ее нужно будет отдать – это лишний повод встретиться. Антон отойдет. Покипит, покипит и отойдет. Станет добрым и пушистым.
– Какая книга? На улице темно! Где ты читать ее будешь?
– Дома! – не поняла шутки Ева.
– Я не библиотека.
– Отлично!
Перед глазами у Евы все прыгало. Нужно было срочно, сию секундочку придумать, что сказать. На язык лезли глупые комментарии и совсем детские обидные кричалки.
– Отлично! – повторила, чтобы не было лишнего. – Отлично!
– Заело? – не преминул заметить Ежик.
Надо решиться! Надо!
Она открыла дверь, выходя в коридор.
Коридор узенький. Вешалка. Куртки и пальто растопыриваются, загораживая проход. С подставки свешивается лисий хвост, пушистую лисью шапку не видно за шарфами. Из коридора темным призраком выходит мама Антона. На ней темный халат, и от этого кажется, что она настоящее привидение.
– Что у вас за шум?
– Мама, уйди!
Что умел делать Ежик – так это быстро перемещаться в пространстве. Со временем было еще не так очевидно.
– А что ты на меня кричишь? – возмутилась мама, но ушла.
Ежик стоял в дверях. Еве ничего не оставалось, как начать одеваться. Сапоги, куртка, в рукаве шапка. Шарф чуть не забыла. Молчание давило на плечи.
– Ты мне позвонишь? – спросила тихо.
– Зачем?
Усмешка тянула его тонкие губы. Она невольно сделала шаг вперед, чтобы на прощание поцеловать в щеку, но он отклонился. Ударился в дверь, пропадая в комнате.
Ева щелкнула знакомыми замками, вышла на лестничную клетку. Все было непонятно и быстро. И главное, все было ужасно. Что там мог герой? Создавать петлю времени? Самая пора воспользоваться этой способностью.
Но петли времени не было. Не было и подходящей машины, чтобы эту петлю создать. Не было командарма Че с дельными советами. Не было Ксю с унылым поддакиванием. Была только Ева, ее огромное горе, которое не помещалось под тяжелым насупленным небом, и слезы, застилавшие глаза.
Она шла по улице и уже давно вертела в руках сотовый. Ждала звонка. Чтобы вернул. Чтобы успокоил. Он может! Он всесильный волшебник, способный творить чудеса. Но Антон не звонил. Только стояло в ушах тяжелое дыхание утомленного бойца из призрачного Лондона эпохи Джека-Потрошителя и Шерлока Холмса.
Она так внимательно смотрела на экран, так сосредоточенно гоняла курсор вверх-вниз по принятым звонкам, отдельно выделяя «Ежик», «Ежик», «Ежик», что, конечно, налетела на людей.
Они стояли там же, на полпути к дому Стива, в темном углу – ни один фонарь сюда не добивал. И она, ослепленная светом сотового, конечно же, их не увидела.
– Танк, что ли? – отпихнулись от нее.
– Сам танк! – выкрикнула зло, потому что слезы, потому что дышать нечем, потому что трясет от ярости к несправедливому миру.
И вдруг – челка, впадинка щеки, ворот коричневой рубашки под курткой, очки.
– Ой, простите, пожалуйста, Петр Павлович, – забормотала быстро, некрасиво хлюпая носом и неловко засовывая сотовый в карман. Промахнулась. Трубка шоркнула по плащевке и звонко упала на асфальт. Кто-то протянул руку.
– Хм… – произнес Петр Павлович. – Что-то я тебя не помню.
– Вы у нас сегодня урок вели, – прошептала Ева, принимая из рук Ираклия Васильевича свой телефон.
– Ааааа, – без энтузиазма отозвался практикант. – Сено-солома. Чего ревешь? Как там тебя?
В нем не было того, что отличало обыкновенного человека от учителя, – строгости, солидности. Он был… как все. И совсем-совсем не похож на учителя. Обыкновенный пацан из старших классов. И куртка у него такая же, как у старшеклассников, и смотрит так же. Недобро.
– Ева, – прошептала она. Истерика улетучилась.
– Обидел кто?
Ираклий жег взглядом. Были еще двое. Стояли, молчали. И самое страшное – улыбались.
– Нет, никто… Извините, – бормотала Ева, забыв, куда ей надо. Она пятилась – лишь бы спрятаться, уйти от этих глаз, от этого дурацкого совпадения.
Петр Павлович еще больше насупился, окончательно превращаясь в обиженного пацана.
– Погоди! Надо тебя проводить. Где ты живешь?
– Ой, не надо! – Все было слишком по-загаданному, а потому плохо, очень плохо.
Она метнулась туда-сюда и вдруг увидела табличку. Медная табличка с черными буквами. «Педагогический колледж № 60» У них здесь есть колледж?
– Ты уверена, что сама дойдешь?
– Она дойдет, – мягко произнес Ираклий Васильевич. Двое других засмеялись.
– Уверена, – дрогнувшим голосом отозвалась Ева и зашагала прочь.
Какой ужас! Какой позор!
– Не беги!
Петр Павлович догнал, пошел рядом, легко подстроившись под ее шаг.
– Далеко идти? – спросил недовольно.
– Близко, – буркнула, сама не понимая, на что злится.
– Я как-то не подумал, что теперь буду всех вас встречать, – в тон ей отозвался Петр Павлович. – Оно понятно – здесь в школе учитесь, здесь и живете. А чего нос повесила? С кем ругалась?
Сама с собой она ссорилась. С кем же еще? Не с Антоном же. Он бог, с ним не поссоришься. Он всегда прав. А она… всегда и во всем виновата.
– Варианта три, – уже рассуждал Петр Павлович. – С родителями, с подругой, с парнем. Идешь домой, значит, не с родителями. Крутила в руке телефон – ждешь звонка. От подруг звонков не ждут, им сами звонят. По всему выходит, ты поругалась с парнем. Это ерунда. Подростковая любовь быстро затягивается.
– Не ерунда! – выкрикнула Ева, бросаясь к подъезду.
– Ну, вот и дошли, – из темноты отозвался Петр Павлович. – Бывай, мелкая!
Хотелось еще что-нибудь сказать, потому что это он, практикант Петрушка, во всем виноват. Из-за него она поссорилась с Антоном. Из-за него в глупой голове Че родилась не менее глупая идея с ревностью. И вообще.
В кармане возмущенно завибрировал телефон. Испугалась – Антон. Что же она тянет?
От неожиданности начала искать телефон в сумке, хотя он лежал в кармане куртки. И сам карман светился, выдавая спрятавшегося.
– Мать! Ты что, спишь?
Пушкин!
– Сашка! – заорала Ева, потому что это была верная связь с Ежиком. Как же она сразу об этом не подумала?
– Спокойно, девушка, – холодно отозвался Пушкин. – Не надо столько эмоций. У нас одному в трубку тоже так гаркнули – он теперь со слуховым аппаратом ходит.