Самая младшая
Дом и мама
Когда Полину спрашивают адрес, она называет улицу, дом, подъезд и код домофона. А когда доходит до номера квартиры, приходится объяснять. «Днем я живу на третьем этаже, в сто второй квартире, а ночью – на девятом, в сто шестьдесят третьей».
Внизу живут баба Тоня и дед Толя. Полина после школы всегда идет к ним. А вечером с работы приходит мама, из института Неля, к ужину просыпается папа. И Стаська возвращается со своей конюшни. Кто-нибудь из них заходит на третий этаж, забирает Полину наверх.
В общем, про номер квартиры приходится объяснять. Если это нужно, например, для классного журнала, Полина тянет адрес нараспев – будто стих рассказывает. «Улица Беллинсгаузена, дом шесть, квартира сто шестьдесят три» [1]. А дальше надо сказать номер телефона и кем работают родители. Номер весной поменяли. Папа у Полины неонатолог, в родильном доме работает. А мама пиар-менеджер, работает в офисе у метро «Сухаревская». Но всем говорит, что в Интернете.
Квартира сто шестьдесят три кажется огромной. Полина ее за лето успела забыть. И теперь ходит будто сама у себя в гостях. Даже не помнит, что там за следующей дверью. Понятно, что Стаськин диван. Но вдруг все-таки квартира поменялась за лето. Вот у Полины челка выросла так, что теперь распадается на две части. А у квартиры, допустим, выросла еще одна комната. Совсем маленькая. Как заячья нора. Полинина собственная. Они бы потом вместе так и росли: Полина и комната. Наперегонки.
– Нравится? – Мама уперлась ладонью Полине в спину и подтолкнула вперед: – Вишенка, ну как тебе?
На письменном столе, между лампой и стопкой учебников, стоит (то есть лежит) новый ноутбук с темно-синей крышкой. Красивый. Он немного похож на сундук с сокровищами.
– По-моему, тебе будет в самый раз. Тетя Нина сказала, это чистая шерсть. Он почти неношеный.
Оказывается, на спинке стула висит какое-то платье. Или, может, юбка. Или штаны. В общем, что-то из очень чистой шерсти.
– Красиво, – Полина гладит ноутбук. Интересно, какие там игры?
Крышка открывается плавно, кнопка запуска загорается сразу – нежным синим цветом. Если Стаське ноут купили, то предыдущий комп куда дели? Вдруг ей отдадут? Только его ставить некуда. В их с Нелей комнате всего один стол – и там Нелин компьютер. На кухне точно не разрешат. Может, попросить деда Толю, пусть у него в квартире постоит? Полина дедушке всякие песни искать будет, какие он попросит. А играть можно в наушниках…
– Полинка, ну примеряй, не стой, как статуя! – У мамы такой вид, будто она опоздала на работу, а Полина – в школу, а кофе, наоборот, поспешил и вылился на плиту.
– Мам, а старый компьютер куда дели? Давай на антресоли поставим? Я туда буду по стремянке подниматься и жить, как заяц в норе.
– Какой заяц? Мы комп бабушке даем, будешь деду музыку ставить. Полинка, ну меряй!
Ей кажется, что сарафан пахнет мясным рагу: когда они приезжали в гости к тете Нине, Полина случайно опрокинула тарелку – на себя, на скатерть, на пол и на тапочки. Было много крика и ерунды. И теперь Полина думает, что сарафан тоже пахнет мясом, перцем, картошкой со свеклой. В общем, всей этой давней историей.
– У него запах противный! – Полина смотрит, как солнце блестит на пуговках сарафана.
Они лакированные, но не ровненькие, а в каких-то чешуйках. Очень похоже на черепашьи панцири. Ткань очень мягкая. Интересно, это чья шерсть? Ведь необязательно, чтобы от овцы или козы. Может, от плюшевого зайца. Или от настоящего? Но с одного зайца много шерсти не соберешь, на сарафан не хватит.
– По-моему, ничем не пахнет, – мама тыкается носом в шерстяную бретельку. – Но мы его постираем… Сходи в зеркало посмотри.
Зеркало – это в их с Нелей комнате. Полина здесь еще не была. Огромный солнечный заяц отражается от зеркала, дрожит на обоях. На нижней, Нелиной, кровати валяется одежда, торчит угол подушки. А на верхней, Полининой, – только стопка белья и свернутое валиком одеяло. Кровать пустая и немного чужая, как школа после каникул.
– Очень красивый сарафан! – снова нахваливает мама.
Приходится смотреть в зеркало. Сперва – на вишневое пятно, которое хорошо видно даже сквозь бывшую челку. Полина поворачивается к зеркалу другим боком.
– Покружись! – командует мама.
В зеркале мелькает клетчатый край подола. Пуговицы-черепашки блестят, как украшения. И шерсть такая мягкая…
– Мам, а бывают вот такие огромные зайцы, размером с овцу? Чтобы можно было много шерсти напрячь?
– Напрясть. Бывают гигантские кролики, фландрские. Ты забей в поисковик, посмотришь. Ну как тебе сарафан?
Полина пожимает плечом (с него сразу же спускается бретелька) и думает, что гигантские кролики (ну если это девочки) обязательно должны носить платья из такой уютной ткани в клеточку. А у кроликов-мальчиков должны быть очень клетчатые штаны.
– Вишенка, – мама пригнулась, чтобы положить свой подбородок на Полинину макушку, и теперь говорит невнятно: – Полинка, понимаешь, Стаське в этом году поступать. Дед болеет. У бабушки пенсия с… с кошачье ухо. Давай так: если тебе сарафан не нравится, я в сентябре куплю новый. А пока походи в этом, хорошо?
– Он нравится, – Полина нашарила на клетчатой юбке карман. А в нем – косточку от сливы. Наверное, плюшевые зайцы очень любят сливы и все время таскают их в карманах клетчатых юбок и брюк.
– Да? – Мама перестает смотреть в глаза зеркальной Полины. У нее на шее ожил телефон: – Витечка? Здравстуй! С проектом? Все очень кисло, Витечка.
– Я к бабушке пойду?
В зеркало можно разглядеть только мамину спину.
– Витечка, у меня ребенок с дачи вернулся, мы к школе готовимся. Нет, не в первый. Во второй. Полинка! – Мама зажимает телефон в кулаке, будто хочет спрятать ненужный разговор: – Бабушка ушла в сберкассу. Сейчас вернется, пойдете тетрадки покупать. Ты какие хочешь? Алло, Витечка!
– С зайцами, – отвечает Полина маминой спине. – Тетрадки с зайцами и пенал тоже с ними. И две коробки пластилина. Мне для сказки надо.
Трещина в асфальте
На трещины нельзя наступать, это примета такая. Бессмысленная немножко. В лужу наступать и то опаснее. Если, например, она холодная, а на тебе босоножки. А трещина даже не глубокая, не провалишься.
Но Полина аккуратно переступает через нее, а потом пробирается между двух мелких луж – в одной плавает пожелтевший березовый листок, а в другой окурки. От луж пахнет осенью и свежим асфальтом. Он пружинит слегка – как пол в спортзале. Кажется, что если оттолкнешься от асфальта, то подпрыгнешь, как на батуте. Прыгнешь выше бабушкиной макушки со скучной заколкой – прямоугольничком, похожим на флешку, выше киоска с журналами, выше проводов, на которых сидят голуби. Может быть, даже выше балкона, где сейчас сидит дед Толя.
Вот дедушка сел в свое кресло, задумался. Знает, что Полины и бабушки дома нет, они тетрадки покупают. И тут его родная внучка говорит «Привет!», но не из комнаты, а снаружи, с высоты. Дед бы обрадовался!
– Полина, руку дай! Сейчас зеленый загорится! – Бабушка тормошит ее за плечо. Будто возвращает с высоты обратно.
Они, оказывается, уже половину их улицы прошагали и два двора наискосок. А Полина не заметила.
– Ты как сомнамбула! – Бабушка сильно стискивает Полинину ладонь.
Полина смотрит под ноги: чтобы наступать только на белые полоски «зебры». Это уже не примета, а игра. Ленка Песочникова придумала, когда они всем классом в районную библиотеку на экскурсию шли – пешком, как раз через «зебру». Ленка про игру забыла, а Полине понравилось. И про трещинки на асфальте ей тоже Песочникова рассказала. И про то, что, если другому человеку на ногу наступишь, надо, чтобы он тебе наступил в ответ. А если вы идете по дороге, а впереди столб, и вы его обошли с разных сторон, надо взяться за руки и обязательно сказать друг другу «Привет!».
1
На самом деле улицы Беллинсгаузена в Москве нет. Есть другая, очень похожая. Мы с Полиной знаем, что нельзя незнакомым людям называть свой адрес. Поэтому придумали для улицы псевдоним (прим. авт.).