Святая грешница

Это подогревание воды на примусе уже не было для меня в тот вечер привычным ритуалом… В состоянии ли мужчина это понять? Однако вы мне уже что-то вернули, я вам благодарна за ту надежду, что когда-нибудь смогу быть собой, как женщина…
Услышав, как Вера толкается в кухне, я встала с постели. Было раннее утро. Весь дом спал, только мы двое должны были жить в другом ритме.
Когда она увидела меня, на ее лице появилось любопытство, но, присмотревшись повнимательнее, все поняла.
— Хочешь водки? — спросила Вера. И, отметая мои колебания, твердо произнесла: — Выпей, сможешь уснуть.
Это были пророческие слова. Вскоре я действительно уже не могла заснуть, не выпив хоть полстакана отвратительной вонючей жидкости.
Итак, наступил этотдень. Я — в прокуренном зале, выставленная, как товар. На мне длинное платье, скрывающее худобу. В чашечки под корсетом Вера подложила вату, чтобы груди выглядели побольше. Волосы причесаны в кок. Моим первым клиентом стал тучный мужчина, как потом выяснилось, владелец погребальной конторы. Он рассматривал меня, сидя за соседним столиком. Чувствуя его взгляд, я молилась, чтобы только не он. Но когда мужчина поднялся со своего места, уже знала: он направляется ко мне. Я провела его наверх в свою маленькую комнату. Около покатой стены стояла железная кровать с сеткой. Когда толстяк сел на нее, кровать жалобно заскрипела. Он наклонился, чтобы снять ботинки, но ему мешал жирный живот.
— Помоги мне, детка, — попросил он с извиняющейся улыбкой.
Я почувствовала к нему что-то вроде симпатии, помогла снять неудобные ботинки. Мужчина расстегнул пояс и спустил брюки. Он стоял передо мной в кальсонах до колен, из которых вылезали короткие волосатые ноги, и продолжал улыбаться.
— Ты новенькая? — спросил он. — Быстро привыкнешь.
А мне казалось, уже привыкла. Когда я думала об этом ночью, то представляла все гораздо более сложным. Раздевшись за шторкой, хотела лечь на кровать, но толстяк притянул меня к себе и взял в руки мои ладони. Он начал проводить ими по своему телу, опускаясь все ниже. Неожиданно мои пальцы на что-то наткнулись. Это «что-то» существовало как бы вне его грузного тела и походило на только что вылупленного птенца. Я вырвала руку и убежала за шторку. Добродушие мужчины тотчас улетучилось. Он со злостью сказал, что мы должны это сделать, а если нет, то я тут надолго не задержусь. Однако я не хотела выходить, и он с силой вытащил меня назад. Не отпуская мою голову, он старался втиснуть ее между своих ляжек. Мы боролись с ним все с большим ожесточением. Руки толстяка стали мокрыми от пота, и поэтому мне удалось освободить свои волосы. Заскочив за шторку, быстро натянула платье на голое тело и, пока он успел что-то предпринять, вылетела в коридор. Я не могла в таком виде вернуться в зал: волосы растрепаны, ноги босые. Боялась, что увидит шеф, и это будет первым и последним днем моей работы здесь. Но возвращаться в свою комнату все равно не захотела, а забилась под лестницей в коридоре. Решила дождаться Веру. Она была с клиентом, но «это» не продолжалось долго, скоро Вера должна сойти вниз. Наконец я услышала ее гортанный смех, он был для меня спасением.
— Вера, — тихо позвала я ее.
— Что ты тут делаешь? — удивилась она.
— Тот мужчина… он хотел что-то такое…
— А, бывает.
— Но не сегодня, не в первый день, объясни шефу…
Она минуту поразмышляла.
— Этот любитель клубнички остался там, наверху?
Я утвердительно закивала. Вера молча развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла работать за меня. Остаток ночи я просидела в прокуренном зале. Мы возвращались вместе, но в квартиру вошли отдельно. Всю обратную дорогу через вымершее гетто — одни действительно умерли, другие спали — я держала ее под руку. Я не знала, как мне поблагодарить Веру, поэтому лишь крепко прижимала к себе ее локоть.
— Это было так ужасно… так противно… — тихо прошептала я.
— Привыкнешь.
— Он сказал то же самое.
Вера рассмеялась:
— Увидишь сама. В конце концов, что расстраиваться. За плечами стоит смерть…
После ее слов я будто почувствовала прикосновение костистых пальцев. И с того момента ощущаю их всякий раз, как приближается опасность.
Мои отношения с папой стали другими. Мы жили вместе, говорили друг другу какие-то слова, но не могли избавиться от отчужденности. Иногда я ловила на себе его внимательный взгляд, потом глаза отца стали безнадежно печальными. Я старалась не встречаться с ним взглядом. А в остальном наша жизнь стала вполне приличной, еды всегда хватало. Сначала я чувствовала опасность. Но прошла пара недель, а никто из посетителей не приглашал меня наверх. Я с беспокойством сновала между столиками в сигаретном дыму. Шеф пожалеет, что взял на содержание дармоедку. Раз или два я переводила ему какие-то распоряжения. Но это были мелочи. Наконец нашелся клиент. Кроме своей не ахти какой фигуры, я была вдобавок совершенно плоской, ляжки напоминали два полумесяца, но ему понравилось. Он сказал, что у меня прекрасные волосы и что он будет регулярно ко мне приходить. Когда я рассказала об этом Вере, она обрадовалась. Оказалось, что постоянный клиент в нашей работе — это что-то. Чуть поодаль было расположено заведение для более дорогих посетителей. Снаружи оно тоже выглядело обшарпанным, но зато внутри — плюшевые портьеры, добротная мебель. И шикарные девки. А мы были пролетарским гетто. Но с меня было достаточно того, что ни я, ни мой отец не голодаем.
Моя работа стала привычной. Вскоре корсет оказался мне тесноват, груди округлились, пополнели ляжки. Вера окрестила это «набиранием в теле». Мое лицо тоже изменилось, сапфиры в глазах приобрели лихорадочный блеск… Сначала эти перемены замечала только я, потом — остальные. Подружившись с Верой, я часто засиживалась в ее комнате. Обычно мы пили самогон в компании с женихом Веры. Раньше она стеснялась его приводить, теперь он нередко ночевал здесь. Во время одной из таких пьянок он рассказал о своих переживаниях в тот день, когда Вера привела меня к нему.
— У меня душа в пятки ушла. Сбежал бы куда глаза глядят.
— Ну что ты, Натан, — похвалила его Вера. — Ты оказался на высоте.
Без произошедшей со мной метаморфозы такой разговор был бы невозможен. Но все изменилось, и теперь никто больше не называл меня «деткой», и я уже не была на побегушках. А шеф повысил мне ставку: даже разорился на юбку, коротенькую, едва прикрывающую ягодицы, зато всю в оборках. Мне перепали также чулки со швом и туфли на высоких каблуках. Я очень быстро научилась в них ходить.
Как-то ночью во время короткого перерыва мы сидели с Верой за столиком, покуривая в целях экономии одну сигарету на двоих. Вера что-то рассказывала мне и неожиданно прервалась на полуслове с застывшим лицом. Подняв глаза, я увидела мужчину в форме СС и одновременно услышала ее шепот:
— Смеющийся Отто.
Мне уже приходилось о нем слышать. У него было еще одно прозвище — «палач гетто». Неделю назад он застрелил подростка, который бегал за Стену, чтобы достать еду. Мужчина стоял в дверях, слегка расставив ноги, держа под мышкой свою эсэсовскую фуражку с черепом. Зал замер. Тут же из служебного помещения прибежал шеф. Он покатился в сторону немца, как бочонок с пивом. Я прыснула со смеху. Вера больно вцепилась ногтями мне в руку. Шеф уже танцевал вокруг гостя, стремясь угадать его желание. А тот, не удосужив хозяина заведения ни единым словом, продвигался между столиками. И я уже чувствовала, что он направляется ко мне и что пришел сюда с одной целью — посмотреть на меня. Предчувствие не обмануло, так же как и с тем толстяком в первый день. Вера вскочила с места, а я, продолжая курить, спокойно смотрела словно ничего особенного не происходило. Эсэсовец немного подождал, а потом повернул назад к выходу. Шеф устремился за ним словно тень.
Вера рухнула на стул, белая как смерть.
— Не рассчитывай на свою красоту, — сказала она надтреснутым голосом. — С ним проиграет любая.