Хроникёр

— Даже по правилам техники безопасности, — скрипуче сказал он скучающим голосом, — лезть на буровую... постороннему человеку...
— И потом, — сказал Дмитрий Миронович, и Павел Евгеньевич, еще чуть в нерешительности помедлив, вернулся к завтраку, — вас бы как-то грамотно ввели в курс дела. Помогли бы понять, почему вы не видите здесь столь любезного вам истерического конфликта. Да потому, что умная организация производства сделала его невозможным. Очевидно, вы предполагали развернуть этот ваш конфликт на фоне героизма, преодолений и жертвенности. Но и этого здесь, как вы видите, нет. Мы с вами находимся в так называемом труднодоступном районе, а где вы здесь видите бытовые лишения, организационную неурядицу, неустойчивость кадров? Ничего этого нет!.. — Дмитрий Миронович посмотрел на Семена Григорьевича, и Семен Григорьевич изобразил в мою сторону крайнюю степень недоумения. — Стабильный и квалифицированный коллектив, высокие нормы выработки, высокая — соответственно — зарплата, двухквартирные домики, то есть обеспеченность жильем, обеспеченность каждого инженерно-технического работника служебной машиной, свой профилакторий на берегу моря, благоустроенное общежитие, смена вахт самолетами, неплохое снабжение... — Дмитрий Миронович вынул платок и вытер шею. — Так вы скажите хоть что-нибудь, Алексей Владимирович! — несколько раздражаясь и разводя короткими полными руками, воскликнул он.
Я подумал.
— К Сашко у меня вопросов нет.
Дмитрий Миронович досадливо крякнул.
— Трудный вы человек, Алексей Владимирович! — сказал он с сожалением.
— Чем же трудный?.. Тем, что не досаждаю просьбами и расспросами?
— А и досаждали бы! Ничего страшного, — назидательно сказал Дмитрий Миронович, и Семен Григорьевич сделал смеющееся лицо. — По крайней мере, вам помогли бы поставить правильную точку зрения. Людей бы порекомендовали... с кем полезно вам побеседовать. Подвезли их, может быть, даже сюда... А то: ну как вы можете оценить происходящее в экспедиции? Кто вы? Нефтяник? Геолог?.. Нет! То в поселке вас видят, то вы куда-то исчезаете. И никто не знает, что у вас в голове.
— А хотелось бы знать?!
— Конечно!.. Почему бы и нет?.. В конце концов, то, что делается здесь, на плато, — это наше детище, результат наших коллективных усилий. И разумеется, Сашко не хотелось бы, чтобы в силу вашего незнания, недопонимания или странных свойств вашего характера он и все мы оказались бы перед фактом опубликования...
— Он что же, просил на меня воздействовать?
Дмитрий Миронович недовольно засопел, а Павел Евгеньевич, вновь отвлекшись от завтрака, сказал, подняв глаза и глядя низко над плоскостью стола:
— Он поделился с нами своим беспокойством.
 Он молодой человек и молодой еще руководитель. И мы посчитали, что будет лучше, если мы предварительно побеседуем с вами, поможем наладить, так сказать, плодотворный контакт. — Закончив вытирать шею, Дмитрий Миронович вытер лысину, а затем вытер лицо. — Вы хоть нам по секрету скажите, что вас интересует?
— В то время, когда происходит бурение, люди еще и живут. Меня интересует содержание их жизни.
— Замысловато! — подняв глаза над столом, саркастически пустил Павел Евгеньевич.
— И потом!.. Люди — разные. — Дмитрий Миронович повернулся к Семену Григорьевичу, и тот изобразил озабоченность. — Одни в восторге от этой жизни, другим она уже до чертиков надоела.
— А мне подход Алексея Владимировича нравится, — неожиданно сказал Семен Григорьевич и повернулся ко мне своим истинным — умным — лицом. — Содержание жизни!.. Сашко хотел вопросов. А ну-ка ему такой вопрос!
Дмитрий Миронович поглядел на коллегу, крякнул.
— Так что, Алексей Владимирович? Договорились? — Он посветлел лицом, обмяк, добродушно похлопал меня по плечу и пододвинул мне отодвинутую мною тарелку. — Не от Сашко, а персонально от каждого человека зависит содержание его жизни, — изрек он назидательно и благодушно. — У вас вот, скажем, была возможность использовать... хе-хе!.. плодотворно наше отсутствие, так вы...
Он осекся.
В дверях кухни, прислонившись спиной к косяку, стояла Ольга.
— Алексей Владимирович, поехали купаться, — потупив глаза, сказала она скромно.
— A-а?.. Ха-ха!.. Кхм!—одобрительно косясь на меня и разворачиваясь на табуретке, заскрипел на все лады Дмитрий Миронович. Сопя, некоторое время разглядывал Ольгу. — И поедете? Ха-ха, — покосился он на меня плотоядно.
— Поеду.
Он гмыкнул одобрительно. Семен Григорьевич проводил нас маской смеха сквозь слезы. А Павел Евгеньевич потускнел, нахмурился и уткнулся в тарелку.
Мы вышли на голое пекло улицы.
— Требуется ваш совет, Алексей Владимирович, — опустив глаза и морща в улыбке губы, сказала Ольга. — Зовут замуж. Местный товарищ уже сделал мне предложение... — Она остановилась и посмотрела на меня испытующе. — Так что будем делать?
— Надо соглашаться, конечно, — сказал я, испытывая нелепую детскую оскорбленность. Как будто всю жизнь обманывался, и вот — открылись глаза.
— Ну зачем же так? — сказала она. Усмехнулась. — Вы же сами хотели выдать меня замуж.
— Смотря за кого! А у вас... этот... он кто? Французов, что ли, механик?
— Старший механик! — сказала она с улыбкой.
— Ну так чего вам еще? Соглашайтесь!
— Господи! Да что вы кричите?.. Черт, у вас лицо посерело! — испугалась она. — А ну-ка, скорей в тень!
В тени я вытер платком лицо, стараясь пересилить себя и относиться хладнокровно и к этому мутному сладенькому мальчишечке, и к польщенной Ольге, которую я каким-то звериным взглядом высмотрел за ее дежурным выражением: «давайте-ка, мол, вместе посмеемся!»
— Значит, вы против?
— Да нет же, черт! Я-то что? Мне он, что ли, предложение сделал?
— А к чему тогда столько волнений? Одобряете — большое спасибо! Больше мне ничего не было нужно.
— И вот что. Пожалуйста! Не выношу, когда над людьми издеваются. Каков бы он ни был, но он же искренен. Я уверен! За что же его так?
— Как?
— Прекрасный парень, детдомовец, честен, наивен. Одним этим он заслуживает уважения.
— Все! Договорились!—звонко сказала Ольга. — Обещаю отнестись к нему серьезно. Вас устраивает?
— Да.
— В обед купаться поедем?
— Да.
— Договорились! — Она поднялась на крыльцо конторы экспедиции и, прежде чем скрыться, улыбнулась. — Умоляю, не стойте на солнцепеке!
  
ГЛАВА 3
   
1
 
Сашко сам пришел ко мне, состоялся несколько напряженный разговор, в ходе которого я сказал Сашко, что единственное, чем я здесь занимаюсь, так это знакомлюсь с ним, с Сашко! Что для соблюдения чистоты истины надо было предварительно услышать, что говорят о нем другие, а уж потом — что он сам о себе. И что результат его деятельности, о котором я попытался составить себе представление, — вот это он, Сашко, и есть.
Сашко даже вспотел.
— Ну и что же вы выяснили?
— Я выяснил, что во главе экспедиции стоит человек, болезненно чувствующий свою ответственность.
Я даже не ожидал такой реакции: настолько неожиданно точно я, очевидно, попал. Сашко весь сразу как-то обмяк. Его не очень-то, видать, хвалили и не все у него получалось, но он действительно, я попал в точку, был болен ответственностью, неспокоен, неуверен, напряжен.
Его настороженное отношение ко мне активно приняло обратный характер. И он сам провел меня по конторе, знакомя со всеми своими службами, в том числе и со службой главного геолога экспедиции Володи Гурьянова, часть кабинета которого занимала Ольга, по свежим данным моделируя новую геологическую картину плато. В заключение Сашко прокатил меня по старой караванной дороге, обозначенной каменными могильниками, которые оставила шедшая на Русь орда. Затем Сашко выкатил уазик на высокое место, остановил внезапно и показал глазами на эффектно открывшееся ущелье, в глубине которого темно шевелился убегающий рядом с водой сад. Вода мимикрировала, беспокойно меняя окраску. На сухом галечном дне ущелья виднелась согбенная фигурка работающего человека. Это засыпал пухляком посадочные ямы Имангельды.