Пятые приходят на помощь

— Не думал я, что баптисты такие проходимцы...
Старшина предостерег мальчика:
— Не руби с плеча, Рома. Нельзя всех под одну гребенку равнять. Рядовые баптисты в большинстве своем люди честные. Только все они несчастные, себя обкрадывают, денно и нощно молятся богу, готовят себя к вечной жизни на том свете. Взять ту же Феклинью. Жалко мне ее... Ну, а среди главарей и правда по-настоящему верующих немного. Пресвитеры чаще любят погреть руки за чужой счет, сами они не верят ни в бога, ни в черта...
На днях старшине смущенно признался Витька Самсонов, что пресвитер отодрал его за ухо. И рассказал подробности. Копытов отругал Витьку за озорство, потом встретил Фому и сказал ему:
— Не дело — распускать руки, Руденко. Вы же по святому писанию не должны обижать ближнего... Тем более, с мальчонкой связываться...
Старшина запомнил кислую улыбку пресвитера. Тот спросил:
— Кто дал право этим мальчонкам распоряжаться в чужом доме, как в своем? Собачья конура, она моя собственность, старшина, и я вправе защищать ее от посягательств. Здесь все по закону.
— Законы вы знаете,— сказал старшина.
— Знаю,— согласился пресвитер.— Какие претензии вы имеете к нашей общине? А вот вы, товарищ старшина, поддерживаете тех, кто законы нарушает... Недоумеваете? Как вам должно быть известно, оскорблять чувства верующих запрещено законом. А мальчишки готовят спектакль и превращают Иисуса Христа и апостолов в шарлатанов.
Старшина усмехнулся:
— Мальчишки используют факты из святого писания, ничего не выдумывают... Так что напрасно вы, Руденко.
— Власть ваша. Мы, баптисты, мученики, хотя и получше многих.
— «Мученики», «лучше многих»,— повторил старшина слова Руденко.— Вы прямо, как невесты, готовы круглые сутки смотреться в зеркало и любоваться самими собой. Как же, и водку не пьете, и не курите, и работаете добросовестно...
— Правильно, золотые слова,— подтвердил пресвитер.— Или, может быть, все это не так?
Старшина посмотрел Руденко в глаза и усмехнулся:
— Все это так, да не совсем. Вы ли одни не пьете, да не курите? Не одни, конечно. И не это главное. Вы добросовестно работаете, чтобы ублажить своего бога, чтобы подготовить себя к царству загробному. Мы знаем, что никакого бога и потусторонней жизни не существует. Мы создаем богатства не ради бога, а ради всех живущих, ради того, чтобы с каждым днем жизнь становилась лучше. Вот и посуди, Руденко, кто из нас щедрее, красивей, сильней. Вы, сектанты, эгоисты. Каждый из вас заботится о самом себе, хотя вы, баптисты, и называете друг друга братьями и сестрами. Но все это внешняя маскировка, и вы, Руденко, понимаете это не хуже меня.
Пресвитер развел руками:
— Не та обстановка, чтобы вступать в спор...
— И верно,— согласился старшина.
Теперь обстановка изменилась.
Копытов то и дело посматривал на часы. Хотелось быстрее уйти на реку. Интересно, не раздумала Ирина Владимировна плыть с Алексеем? Звонка от начальника отделения милиции не было. Копытов решился позвонить ему сам.
— Егор Николаевич, извините, что задержал вас,— узнал старшина голос майора.— С областью разговаривал. И о вас тоже. Есть возможность в уголовный розыск перебраться. Жалко мне вас отпускать, признаюсь...
— Да я и не тороплюсь, товарищ майор,— вырвалось у Копытова.
— Понимаю, понимаю,— пророкотало в трубке.— А ты и в самом деле оставайся, Егор Николаевич....
Старшина положил трубку. Нет, он и правда больше не рвется в уголовный розыск. Как, интересно, посмотрит на предложение майора Ирина Владимировна. Хотя ей-то не все ли равно? Но Копытову очень хотелось, чтобы учительнице было не все равно.
— Пойдем на реку, Рома,— сказал Копытов.— Заждались нас рыболовы.
Глава двадцать вторая НА РЕКЕ
Самсонов еще с вечера заметил, что вода начинает прибывать. И когда Копытов брал у него ключ от лодки, Витька сказал:
— Напрасно поплывете, не будет рыбалки. Разве только в устье Кажи...
— А я туда и хочу,— подтвердил старшина.
У самого Витьки были другие планы. В воскресенье он решил сходить в тополевую рощицу, что километрах в трех-четырех от поселка вниз по течению, и там срубить давно облюбованное дерево для будущей долбленки.
Утром он взял с собой кусок хлеба, заткнул за пояс топор и направился к тополям. В одном из переулков повстречался Орлов. На груди у Ежика висел «Киев» с телеобъективом.
— Забросил, что ли, кинокамеру? — поинтересовался Самсонов.
Ежик мрачно сказал:
— Пленка кончилась.
— Куда направился?
— Да никуда. От Звягинцева бегаю. Он стращал прийти домой и весь день заниматься. А разве хочется? Вот я и улизнул. Может, возьмешь с собой?
— Ладно, веселей будет,— согласился Витька.
Сначала они шли по тропинке, виляющей по берегу. Кое-где прибывавшая вода заливала ее, и мальчишкам приходилось лезть сквозь кусты.
По реке пронесло вывернутый с корнем вековой кедр. На перекате он задевал за гальку, и тишину нарушал резкий скрежет, будто сотни невидимых рук водили чем-то металлическим по стеклу. Следом за деревом, покачиваясь на волнах, проплыла низенькая, всего в несколько венцов маленькая избушка, на покатой крыше которой щетинилась зелень.
— Охотничья. Где-нибудь в тайге на берегу стояла,— высказал догадку Самсонов.
Мальчишкам стало как-то не по себе при виде разбушевавшейся реки.
Скоро тропка нырнула в густой пихтач. Здесь было сумеречно, под ногами похрустывала прошлогодняя хвоя, где-то неподалеку свистнула птица.
— Рябчик,— определил Орлов, ходивший как-то с отцом на охоту. Неподалеку от тополевой рощицы в берег длинным узким языком врезался залив, образованный большой водой. Поперек его неуклюже передвигалась лодка. Мальчишки пригляделись внимательнее, и Самсонов уверенно сказал:
— Это же кто-то сеть ставит. Точно, браконьер. Сейчас рыба прет в такие тихие заводинки, вот он и пользуется...
Еж нацелился телеобъективом в браконьера и стал его фотографировать.
— Поближе подойдем,— предложил он.
Браконьер поставил сеть и шагнул из лодки на берег. Витька теперь хорошо видел его. Это был пресвитер Руденко. Не подозревая, что за ним следят, он затянул лодку в кусты. Ребята тоже подползли поближе, чтобы не потерять браконьера из вида. Руденко взял из носа лодки мелкокалиберную винтовку и направился в пихтач.
Все добрые люди давно винтовки сдали в милицию, а этот припрятал, подумал Самсонов.
— Еж,— шепнул он.— Давай посмотрим, что будет делать в тайге этот «божий» человек?
Орлов покосился на Самсонова и замотал головой:
— Да ты что, Витюха, в своем уме? Влепит еще свинцом...
Но Самсонова теперь уже трудно было остановить. Он почесал распухшее ухо и сказал:
— Как знаешь... Я от него не отстану.
— Ладно уж,— проворчал Орлов.— Тебя не переупрямишь.
Руденко свистел в манок, подзывая к себе рябчиков, и мальчишки слышали нечастые выстрелы. Охотник уходил в тайгу.
Ребята старались от него не отставать. Они шли по кромке зубчатой скалы.
Иногда приходилось пробираться между хилыми пихточка-ми, невесть каким образом пустившими свои слабые корни по расщелинам гранита. С птичьей высоты мальчишкам хорошо были видны болотистые поляны на противоположной стороне реки, на них лежали яркие блики от солнечных лучей. Поляны казались сказочно улыбчивыми и приветливыми, хотя выросшие рядом с тайгой ребята хорошо знали их коварный нрав.
Впереди темнел распадок. Начинался спуск. Ребята вышли на каменную осыпь и прислушались. Манка не было слышно, но охотник мог уйти только вниз. Ребята решили спускаться по курумнику. Выбирая крупные булыжники, они осторожно ступали на них, стараясь не потревожить этого гранитного хаоса. Кое-где среди курумника островками зеленел смородинник, и ребята, вдыхая его терпкий запах, жались поближе к кустам, зная, что в таких местах проходить по камням безопасней.
Почувствовав под ногами землю, ребята повеселели. Как они ни храбрились, а понимали, что по курумникам спускаться опасно: неосторожно стронул камень с места, он собьет второй камень, а там смотришь — и вся гранитная лавина понеслась вниз, грохоча и руша все на своем пути. Не хотелось им и обнаружить себя.