Там, где не слышно голоса

 Изобретатели подводных кабелей не учли, однако, человеческого суеверия, особенно сильного у морских волков, избороздивших множество морей и океанов. 
Рыбакам было о чем посудачить. Пусть себе говорят, что, мол, морских чудовищ не бывает. Отважного морского волка ожидала слава, а господ Стерлинга и Невалля новые заботы. Однако никакой топор не мог уже остановить победного шествия подводной телеграфии. Надо было только найти надежный способ защиты кабеля от досужих рук.
Успешное действие первой подводной телеграфной линии, соединившей Англию с Францией, послужило толчком для прокладки новых кабелей. Вскоре связь по дну моря была установлена между Англией и Ирландией, между Довером и Остенде, между датским Эльсинором и Гельсингборгом. В 1854 году в Средиземном море был проложен кабель, соединивший Геную с островом Корсика.
Однако все это были лишь первые детские шаги на пути к осуществлению грандиозной идеи трансатлантического кабеля. История прокладки первых трансатлантических кабелей навсегда связана с именем человека, чья огромная энергия, неистощимая выдумка, вера в успех и даже имя как бы заимствованы из романов Жюля Верна. Это был Сайрус Филд. Создание трансатлантического кабеля упиралось прежде всего в проблему финансов. Кто из промышленников, трезво взвешивавших свои интересы, выделит огромную сумму на довольно ненадежное дело? К счастью, слава телеграфа в это время росла с необыкновенной быстротой. Газеты только и писали о необыкновенном будущем, которое ожидает новое изобретение. Вскоре Сайрусу Филду удалось собрать огромную по тем временам сумму — 350 000 фунтов стерлингов. Работа закипела.
Филд был невероятно мужественным человеком, но отнюдь не авантюристом. Поэтому он сразу же связался со всеми, кто ему мог помочь советом или опытом. И в первую очередь, конечно, с «королем телеграфа» — Самуэлом Морзе. Группа ученых, техников и опытных моряков составила план работ. Сначала нужно исследовать дно океана между Европой и Америкой, чтобы проложить кабель по самой выгодной трассе. Надо выбрать направление, где меньше всего острых подводных скал, о которые кабель может перетереться и где нет глубоких морских впадин, из которых в случае надобности очень трудно будет поднять кабель. И еще: прежде чем вести кабель через океан, нужно проверить, как он действует, скажем, на линии между Нью-Йорком и островом Ньюфаундлендом.
Первая задача была решена довольно быстро. Однако, проверка работы кабеля задерживалась. Первый кабель, заказанный в Англии, был через несколько недель выведен из строя морской водой. Второй кабель работал дольше, но Филд и Морзе высчитали, что срок годности этого кабеля также невелик по сравнению с теми баснословными затратами, которых потребует его прокладка. Морская вода выведет кабель из строя намного раньше, нежели оправдаются расходы предприятий, финансирующих прокладку трансатлантической линии.
Из Нью-Йорка в Англию представителям фирм, поставлявших кабели, летели письма. Филд отвергал кабели, присылавшиеся в качестве образцов как непригодные: «Что вы думаете, господа, — писал он, — мне нужен кабель, который будет работать десятилетия, который не будет ни лопаться, ни рваться. Поймите, что прокладка кабеля длиною в 1640 миль — это не то же самое, что прокладка кабеля по дну Ла-Манша, ширина которого всего 24 мили!»
Весь мир следил за тем, как идет работа по созданию трансатлантического кабеля, который позволит обмениваться мыслями на таком огромном расстоянии. Из разных стран мира приходили советы, проекты, патенты.
Наконец Сайрус Филд получил образец кабеля, который его устраивал. Он был намного тоньше, чем обычные подводные кабели, применявшиеся для связи на короткие расстояния. Но как раз это Филду и было нужно. Кабель должен быть легким. Ведь под тяжестью нескольких сот километров толстого кабеля потонул бы даже самый большой корабль. Несмотря на свою небольшую толщину (всего 16 миллиметров в диаметре), кабель был достаточно прочен. Семь проводов было изолировано слоем гуттаперчи, затем обернуто пропитанным в дегте брезентом и, наконец, оплетено восемнадцатью тросиками, состоявшими из семи проволочек каждый. Лишь вблизи побережья, где кабелю угрожала наибольшая опасность (было немало случаев, когда подводные кабели рвались якорями и сетями рыбачьих судов), его опутали еще двенадцатью толстыми стальными проволоками толщиной в 7 миллиметров.
 Впоследствии предприниматели стали осторожнее. На рисунке изображен поперечный разрез кабеля 1857 года, а рядом с ним более прочного «прибрежного» кабеля, которому были не страшны якоря кораблей. 
Заводы «Гласс и Эллиот» в Гринвиче и «Невалль» в Биркенхэде получили заказ на доставку 2500 морских миль (4620 километров) кабеля. Из этого 860 миль приходилось на искривления и неровности морского дна.
В июне 1857 года все было готово к предстоящей экспедиции. Огромные «мотки» кабеля были сложены на берегу. Неподалеку от острова Ньюфаундленд, на американской стороне, был готов к отплытию военный корабль «Ниагара» в сопровождении небольшого корабля «Суксвеганна». А на другой стороне океана, близ ирландского порта Валенсия, готовился к отплытию английский линкор «Агамемнон», вместе с которым должны были выйти в море корабли сопровождения — «Леонард» и «Циклон». В их задачу входило, в случае необходимости, придти на помощь флагманскому судну и указывать ему путь. Дело в том, что компасы загруженных кабелями кораблей «Ниагара» и «Агамемнон» почти не действовали…
 Когда начали класть длинные подводные кабели, небольших колесных пароходов оказалось недостаточно. На помощь должны были прийти военные корабли. 
Было решено начать укладку кабеля со стороны Ирландии. Когда «Агамемнон» завершит свою часть работы, концы кабелей будут сращены и путь к берегам Америки продолжит «Ниагара». Пятого августа «Агамемнон» вышел в море. Его провожали тысячи жителей Валенсии. Столпившись на набережной, они махали платками. Корабль медленно тронулся с места, оставляя за собой «след» — тонкий морской кабель. Битва за установление связи между двумя континентами началась.
Хитроумный механизм позволял спускать кабель в море медленно, без напряжения, одной силой собственной тяжести. Каждую секунду с материка посылали сигнал, чтобы на корабле знали — связь поддерживается. Все шло по задуманному плану. Сайрус Филд, находившийся на палубе «Агамемнона», похлопывал по плечу капитана, машинистов, рабочих, стоявших у огромных лебедок, спускавших кабель. Но девятого августа этому хорошему настроению пришел конец. Кабель порвался. Его быстро скрепили. Но тут над горизонтом стали собираться грозовые тучи. Сердитые гребни волн поднимались все выше и выше. Капитан «Агамемнона», закутавшись в плащ, нахмурив брови и покусывая мундштук трубки, смотрел вперед. Кораблю такое не страшно. В конце концов, это не буря и не шторм, просто сильное волнение. Но что будет с кабелем? Колеса по обеим сторонам парохода то уходили глубоко в воду, то беспомощно вращались в воздухе. Машинисты пытались удержать судно на курсе, то включая, то выключая машины. Только бы от резких бросков не порвался драгоценный кабель! Кочегары валились с ног от усталости. Главный инженер в десятый раз передавал на капитанской мостик, что котлы не выдержат такого напряжения…
Хуже всего приходилось людям у лебедок на палубе. Машины скрипели, кабель то быстро опускался в воду, то напрягался как струна. При любом ударе встречной волны он мог запутаться в рулевом устройстве. Сайрус Филд и рабочие около ручной лебедки сбили до крови руки, пытаясь совладеть с разбушевавшейся стихией и кабелем, весившим десятки и сотни тонн.
Двенадцатого августа, после недели мучительной борьбы, к Сайрусу Филду подбежал взволнованный телеграфист, следивший за сигналами, передаваемыми с берега: