Ленивый Мурад

Старый шах, тряся бородкой, Торопливою походкой К виселице сам идёт.
Говорит он хрипловато:
«Вор хитёр, а я хитрей! — Палачам кричит: —
Ребята,
Дело делайте скорей!»
Стража ужасом объята: «Погоди, отец!»
Но он
Палачам кричит:
«Ребята,
Слово шахское — закон!»
Раздаются вопли, крики,
Всё напрасно — пробил час! Всемогущему владыке Виселица в самый раз.
Челядь замерла от страха. Звездочёт воскликнул: «Ах!» И узнала шея шаха,
Сколько весит целый шах.
Стал ли шах владыкой рая, Право, я не знаю сам:
Из неведомого края Вести не приходят к нам.
Что до прочих — все здоровы, Жизнь по-прежнему течёт... Смотрит ввысь при шахе новом Знаменитый звездочёт.
И бедняк наш понемножку Трудится, растит детей, Каждый день одну лепёшку Делит на десять частей.
Жив кибитчик одноглазый, И Берды-ага живёт. Голубятник долговязый Птиц гоняет круглый год.
И носильщик, парень славный, Как и прежде, жив-здоров. Справил свадьбу он недавно, Был на свадьбе жирный плов.
Мне немного плова тоже Дал он — добрый человек.
Я спешил домой... и что же! Выскочил на льва похожий Пес, по кличке Акбилек.
Испугал меня, негодный,
Я рассыпал ужин свой...
С мискою пустой,
Г олодный,
Возвратился я домой.
А. Немилое
 
КУВШИН И ЛИСА
С этой, с первой же страницы Я начну рассказ о том,
Как жила-была лисица,
Гордая своим хвостом,
Очень длинным, шелковистым, Удивительно пушистым И блестевшим серебром.
Как-то в летний день погожий Грелась, нежилась лиса, Думая:
«Ну до чего же Всех слепит моя краса!
Здесь, в краю песков и зноя, Первая султанша я.
Всё трепещет предо мною, Потому что ханша я!
Предо мной ничто соседи,
Мне и тигры, и слоны,
И шакалы, и медведи В ноги кланяться должны!»
Так лисица рассуждала, Поднимала хвост трубой,
Но в конце концов устала И на солнце задремала, Восхищённая собой.
Здесь я отвлекусь немного.
Я от вас не утаю,
Что проезжая дорога Пролегала в том краю,
И по ней купцы и ханы Посылали караваны.
Раньше по пустыне люди Груз возили на верблюде.
Но верблюда не впрягали Ни в телегу, ни в арбу,
А поклажу помещали У верблюда на горбу.
Для людей всего нужнее Был верблюд в краю пустынь.
У него звенел на шее Колокольчик: динь-динь-динь...
Шли верблюды, и повсюду Раздавался этот звон... Динь-динь-динь — шаги верблюда Слышатся лисе сквозь сон.
Продрала глаза лисица,
Чуть приподнялась с земли — Видит, пыль вдали клубится, Караван идёт вдали.
Как тут быть? Лисице ясно, Что с людьми шутить опасно, Что ей лучше подобру Скрыться и залечь в нору.
Караван прошёл немало, Караван-баши 6 устал.
Он местечко для привала, Озираясь, выбирал.
Наконец он руку поднял: «Дескать, всё — конец пути, Заночуем здесь сегодня — Лучше места не найти!»
Люди, сняв со спин верблюжьих, На песке сложили кладь.
На кошме нехитрый ужин Стали быстро собирать.
Появилась и лепёшка,
И баранины немножко,
Ярко вспыхнули костры Недалёко от норы.
На кошме сидит верблюдчик, Держит пиалу в руке. Спутанный верблюд колючки Ест, пасясь невдалеке.
Он жуёт свой корм колючий И не видит в том беды.
Для верблюда нету лучше,
Нет привычнее еды.
А в норе лиса-бедняжка В темноте вздыхает тяжко.
Что там наверху творится,
Из норы не видно ей.
Очень голодна лисица,
Грустно и обидно ей.
У лисицы сердце бьётся,
В голове её туман.
И когда же уберётся Этот чёртов караван?
*
Утром, чай попив нежидкий, Караванщики опять Стали складывать пожитки И верблюдов нагружать.
В это утро приключился Случай странный и смешной: Не на шутку расшалился Верблюжонок озорной.
Бегал, словно угорелый,
Он, отбившийся от рук,
И кувшин из глины белой Зацепил ногою вдруг.
У кувшина — эка жалость — Ручка напрочь отломалась, И от горлышка кувшина Отскочила половина.
Караван-баши седой Поглядел, махнул рукой: Дескать, сломанной посуде Нету места на верблюде!
Бросили кувшин в колючки Очень близко от норы. Вместо горлышка и ручки В нём зияли две дыры.
В них влетал пустынный ветер, Выл он, не жалея сил,
И лисицу воем этим В страх и ужас приводил.
Над норою воет кто-то. Время медленно идёт. А лисице есть охота, Ох, как подвело живот!
Сетует она в бессилье На своё житьё-бытьё: «Растоптали, погубили Счастье светлое моё!
Там меня поймают люди, Здесь я с голоду помру.
Я покину — будь что будет — Эту тёмную дыру!»
Вылезла лиса несмело Из норы своей на свет, Отряхнулась, поглядела: Пусто — каравана нет.
Пылью и песком покрыты Почерневшие костры. Глиняный кувшин разбитый Громко воет у норы.
Но лисице не до шуток:
«Не верблюд, не аксакал Значит, вот кто трое суток Здесь в плену меня держал!
Я три дня была голодной,
Я три дня была больной,
Ты же, черепок негодный, Потешался надо мной!
С этих пор, кувшин плюгавый, Ты мой самый злейший враг. Но судить, вершить расправу Не люблю я натощак.
Я сюда приду позднее, Отыскав сперва еду,
И тогда, короткошеий,
Счёты я с тобой сведу!»  7
*
И пошла лиса за пищей Прочь от дома своего. Смотрит-смотрит, ищет-ищет — Не находит ничего.
Волоча насилу ноги,
Вдаль она идёт и вдруг Видит: на краю дороги Свеженький лежит курдюк.
Ей, голодной, взять бы впиться В жир бараньего хвоста,
Но на то она лисица,
Что хитра, а ие проста.
Думает лиса в тревоге:
«Вот курдюк, но не пойму: Просто так, вблизи дороги,
Для чего лежать ему?»
Вновь лисице грустно стало, Вновь в душе её печаль: Страшно ей коснуться сала,
А уйти от сала жаль.
Хитрая лисица взора Не сводила с курдюка.
В это время волк матёрый Прибежал издалека.
Был он голоден изрядно.
На лису глядел он жадно:
«Лисы, вы по всем законам Нас должны встречать поклоном.
Если ж, на своё несчастье, Позабыла ты о том,
Разорву тебя на части Или проглочу живьём!»
Позабыть, кто я, кто вы!»
Умилённый речью сладкой, Огляделся волк вокруг,
Что-то буркнул для порядка И застыл, увидя вдруг Белый-белый, гладкий-гладкий, Дивно пахнущий курдюк.
«Что же ты его не съела? Может, здесь нечисто дело?» «О владыка, видит бог,
Тронуть я без вас не смела Этот лакомый кусок!»
И она, потупив очи,
Вновь отвесила поклон...
Волк, известно, грозен очень,
Но не очень-то умён.
Жадный волк с раскрытой пастью Прыгнул прямо на курдюк,
В жир впился, но тут, к несчастью, Что-то загремело вдруг.
Воет волк, в капкане бьётся,
Но напрасно: сталь крепка,
А лиса стоит смеётся,
Глаз не сводит с курдюка.
Волк, в душе лису ругая,
Сделав вид, что он не зол,
Боль с трудом превозмогая, Дипломатию развёл.
Наподобие улыбки Пасть ужасную скривил И сказал:
«Я по ошибке
Поднял шум и напылил!»
Волк лизал больную ногу,
Сам не свой от страшных мук,