Чемпион

— Что вы делаете? Что вы еще надумали? Это все ты, Султан, — и она стала не слишком сердито, но сокру­шенно бранить Султана, качая головой. Султан понукает саврасого, и мы трогаемся.
Я заметил, что ехать и в самом деле недурно: ноги не свисают, у каждого из нас свое стремя, к тому же инохо­дец идет плавно, слегка покачивая крупом.
Однако Султан все-таки поспешил со своим изобре­тением. Когда мы ехали по улице, многие с удивлением оглядывали нас. Мне было стыдно смотреть по сторонам.
— Куда мы едем? — спросил я Султана.
— Сиди и не пикни.
Подъехали к магазину. Султан бросил мне поводья, а сам спрыгнул на землю. Когда я посмотрел на него сверху, он показался мне совсем маленьким.
— У тебя деньги есть? — требовательно спросил Сул­тан.
У меня было пятнадцать рублей, которые я копил на покупку фотоаппарата. Но я решил не признаваться в этом.
— Для чего тебе?
— Сколько у тебя рублей? — настойчиво повторил Султан.
— Пять...
— Только и всего? Ладно, давай сюда... Поскольку я теперь зависел от него, мне трудно было в чем-либо отказывать Султану. Не спеша отстегнул я пуговицу грудного кармана и нехотя запустил туда руку.
— Да поживей, чего это ты там завозился? Если уж я завозился, значит так нужно было...
— Подожди, никак не могу найти.
— Может быть, в другом кармане?
— Нет, в этом.
Мои пальцы никак не могли определить, какая из двух бумажек пятирублевая. Наконец я решился — будь, что будет. Потянул одну. О, неудача! Сердце мое замерло: десятирублевая.
— Эй, так это же десять рублей! — обрадовался Сул­тан. — Ну и хитрец ты, Черный Кожа! Ладно, давай.
— Я думал, что это пятирублевая, — оказывается, все десять, — притворился я, будто ошибся. — Пять рублей вернешь мне.
— Хорошо, хорошо, — поспешно сказал Султан, заби­рая у меня деньги.
Когда Султан скрылся в магазине, я снова запустил руку в карман и достал вторую бумажку. Это была пяти­рублевая. Она вся помята, видимо, не мало ей пришлось побывать в разных руках. Я разгладил ее и спрятал в карман.
Из магазина вышел Султан с оттопыренными карма­нами.
— Что ты купил?
— Дорожные заботы, — подмигнул он, прыгая в седло и принимая от меня поводья.
Когда выехали из аула, Султан повернулся ко мне и спросил:
— Куришь?
— Нет.
Он натянул поводья — конь пошел тише, — потом до­стал из кармана пачку сигарет, распечатал ее и протя­нул мне.
— Кури.
— Не буду. Кури сам. Ты лучше верни мне остальные деньги.
— Потом верну. Да бери же сигарету! Если будешь курить, скорей доедем.
Я взял. Султан чиркнул спичку и дал мне прикурить.
— Эх ты, грамотей, — поморщился он, видя, как не­уклюже я курю. — Разве так курят? До сих пор не знаешь, как втягивать в себя дым. Зря сигарету портишь. Вот как надо... — он набрал полный рот дыма и залпом втя­нул в себя.
Не желая осрамиться, я последовал его примеру и глубоко затянулся. Едкий противный дым заполнил и оглушил меня. Я задохнулся и стал отчаянно кашлять. На глазах у меня выступили слезы, закружилась голова. Все, что я видел вокруг, поплыло куда-то в сторону.
— Ой-ой!.. — закричал я и повалился из седла на обочину дороги.
Султан спрыгнул на землю следом за мной, но вмес­то того, чтобы помочь мне, стал громко хохотать, хвата­ясь за живот.
— Ха-ха-ха-ха!.. Мой бедный Черный Коже, который я так люблю, когда голоден! Он умирает... Что же я те­перь скажу Милат-апай? Хотя бы он не умер, пока мы не доедем до джайляу, а то потом мороки не оберешься...
Так невесело закончилась моя единственная в жизни попытка закурить. С тех пор я не выношу табачного дыма. 
  
VI
 
Наш саврасый шел почти рысью, и когда солнце пе­ревалило за полдень, мы въехали в горы. Воздух здесь был чище и прохладнее, чем на равнине. Со стороны пере­вала, куда мы направлялись, дул приятный ветерок. Во­круг нас раскинулись зеленые луга, пестрели незнакомые мне цветы.
Дорога извивалась то вдоль весело журчащего ручья, то пересекала его и все дальше уводила нас в горы. Во­круг высились коричневые скалы, и над ними парили орлы.
Нет, я не жалел, что решился на это путешествие. Од­нако, скоро дорога начала утомлять. На заднем седле меня слишком уж трясло. Я это стал замечать только сейчас.
Глядя на мягкую зелень изумрудных лугов, я вдруг захотел спрыгнуть со своего седла и развалиться на траве. Так бы лежал до самого вечера.
На мое предложение сделать привал у родника Сул­тан ответил:
— Доедем до кумыса и там отдохнем.
Мы сделали еще несколько поворотов, обогнули ка­менный выступ и тут на склоне горы увидели сероватую юрту. Поодаль от нее к желе [2] были привязаны два жере­бенка.
— Сам аллах услышал нашу мольбу, будем пить ку­мыс, — сказал Султан и повернул коня к юрте.
Навстречу нам с лаем выскочили три собаки. Одна из них — черная, ростом с телка, — с ходу бросилась к голове лошади. Другая — маленькая, грязного цвета, — забежала сзади и с заливистым трусливым лаем пыталась схватить саврасого за хвост, словно не желая пропустить нас к юрте.
Султан спокойно помахивал плеткой направо и нале­во, чем еще больше раздразнил рассвирепевших собак.
Когда мы вплотную подъехали к юрте, из нее выбе­жал конопатый, рыжий мальчик, лет одиннадцати, и с удивлением уставился на нас. Он был в голубой сати­новой рубахе и поношенной фуражке, видимо, переши­той из большой в маленькую. Так как собаки мешали нам объясниться, мальчик схватил палку и начал их разгонять...
— Прочь. Актос! Марш на место!
Актос послушался мальчика и, урча, поглядывая на нас злыми глазами, удалился в тень. Остальные собаки поплелись за ним и утихли.
— Это чья юрта? — спросил Султан у конопатого.
— Жумагула.
— Чем занимается Жумагул?
— Он чабан, пасет овец.
— Кто дома?
— Никого нет.
— А где мать?
— Уехала в аул скотоводов, это вон за тем перевалом.
— Кумыс есть?
— Кумыса нет. Недавно были гости, выпили все.
— И ничего не оставили?
— Ничего нет, — пробурчал мальчик.
— Почему врешь? Куда ты денешь целый бурдюк ку­мыса, привязанный к кереге [3] под кроватью?
Мальчик изумленно поднял рыжие брови.
— Кто тебе сказал?
— По пути на пастбище мы встретились с Жумеке [4], это он нам сказал, — ответил Султан и толкнул меня лок­тем, давая знать, чтобы я молчал.
Простая догадка Султана, видимо, попала в цель.
— Это... говорили, будут отправлять в аул, — сказал конопатый.
— А что если ты нальешь нам по одной пиалке? Мы очень пить захотели, — На самом деле я сильно хотел пить.
— Мама будет ругать, — ответил мальчик, опустив глаза.
—  Тогда мы подождем, пока твоя мама вернется, — сказал Султан и приказал мне слезать с коня.
Мы привязали саврасого к колу и вошли в юрту. Султан развалился в верхней части юрты, словно у дядюшки в гостях. Конопатому не понравилось наше вторжение и он, глядя на нас исподлобья, остался стоять у порога.
 Так мы просидели с полчаса, болтая о пустяках. Между тем хозяева юрты не возвращались. Конопатый все это время, как истукан, стоял у двери.
— Эй, как тебя зовут-то? — спросил Султан.
— Даулет.
— Красивое имя! Моего старшего брата тоже зовут Даулет.
У Султана не было никакого брата, и он опять боль­но ущипнул меня за бедро.
— Видимо, тебя так прозвали, чтобы хранить несмет­ное богатство и быть щедрым. Эй, Даулет, мы спешим. Ты нам дай по одной пиалке кумыса. Мы тебе заплатим.
Султан достал из кармана ворох желтых измятых бу­мажек. Даулет уставился в его руки, желая убедиться, действительно ли это деньги, потом вопросительно посмо­трел на меня.
— Да, мы заплатим, — подтвердил я.
— А вдруг придет мама, что я тогда буду делать?