Огонь юного сердца
На столе было немало бутылок из-под вина и несколько раскрытых банок консервов. Наливая в стакан водку, офицер весело кричал:
- Наконец один пожаловал! Дождемся и других. Мы люди терпеливые…
Один из гражданских нашел у меня пропуск.
- Герр штурмшарфюрер СС, наш пассиршайн! - обратился он к офицеру.
От страха я крепче закрыл глаза: «Что теперь будет, что теперь будет?»
Штурмшарфюрер СС, очевидно, прочитал мой пропуск, потому что, вскочив с места, закричал:
- Доннер веттер!.. Что вы наделали? Это же неффе штурмбанфюрера СС Крейзеля!.. Теперь он со всех нас шкуру спустит'
Агенты гестапо забегали по комнате. В один миг раскрыли мне рот и начали поить водой. На голову возле левого уха, где ужасно жгло, положили холодный компресс. Сразу стало легче, однако глаз я не открывал - решил сперва придумать, как вести себя.
- Черти неосмотрительные,- шагая по комнате, шипел штурмшарфюрер СС,- теперь штрафной не миновать: последнее предупреждение за выпивку было! - И он со злостью смахнул со стола бутылки.
От звона разбитой посуды я встрепенулся и открыл глаза.
- Приберите! - строго приказал штурмшарфюрер СС агентам и сразу же, встретившись со мной взглядом, сладко и льстиво усмехнулся: - Извините, Петер, ошибка произошла… Как себя чувствуете? Голова очень болит?
Вскочив на ноги, я молчал. Штурмшарфюрер СС взял меня под руку и посадил на диван.
- Как себя чувствуете, Петер? - не переставал он спрашивать.
Что ответить, я не знал.
Плохо… Голова болит… Домой хочу…
Сейчас домой в таком состоянии нельзя, Петер. Лягте, полежите немножко.- И штурмшарфюрер СС уложил меня на диван.
Мое положение было очень сложным и угрожающим: я попался на подпольной явке! Однако меня спасло кровное родство с высокопоставленным гестаповцем, штурмбанфюрером СС. Отдела 4-Н, возглавляемого моим дядей, боялись все гитлеровцы в городе. Кто-кто, а штурмшарфюрер СС хорошо знал, чем занимается отдел 4-Н! Мне только нужно было придумать, как ответить на вопрос: «Зачем сюда пришел?»
«Скажу - мальчика знакомого разыскивал»,- решил я, и стало легче на душе.
Немного полежав, я поднялся и твердо произнес:
- Мне домой пора! Дядя ждет к обеду.
- Коли ждут, не смею задерживать,- сказал ласково штурмшарфюрер СС- Сейчас отвезем, Петер.
Он вернул мне пропуск и черным ходом вывел во двор. Потом мы вышли на улицу и, пройдя метров пятьдесят, сели в легковой автомобиль, стоявший под раскидистым каштаном.
Когда машина тронулась, штурмшарфюрер СС закурил толстую сигару и как бы между прочим проговорил:
- Нехорошо как-то вышло, неприятно познакомились… Кстати, как вы, Петер, попали в это парадное? И нужно же было случиться такому!
- Я одного мальчика разыскивал, квартиру забыл, вот и ходил по парадным. А ваши пьянчуги сразу набросились!.. Я вот дяде расскажу, попадет им.
Мой ответ возымел действие.
- Что вы, Петер! Ради бога, ничего не говори дома,- испуганно начал просить штурмшарфюрер СС,- я сам накажу виновника. Понимаете, ведь мне вместо них попадет. А я ведь вам ничего не сделал.- И он начал рассказывать о том, что у каждого человека есть своя слабость, что он иногда любит выпить и что начальство не понимает его и жестоко наказывает.
Метрах в ста от особняка машина остановилась.
- В жизни, Петер, все может случиться,- закончил штурм-шарфюрер СС, открывая мне дверцу.-И я вам тоже пригожусь. И вообще, если что-нибудь понадобится, обращайтесь ко мне… Фридриха Магденбурга спросите, вам каждый гестаповец покажет, где меня найти.
Я был страшно рад, что так сложились отношения с штурм-шарфюрером СС, и пообещал ему, что ни о чем не буду рассказывать дяде, так как был уверен, что и Магденбург промолчит: он больше, чем я, заинтересован в этом.
ДЯДЯ ПОМОГ
Не найдя подпольщиков, я окончательно пал духом. Два дня ходил сам не свой, а потом решил убить дядю и с его оружием пойти в лес на поиски партизан.
В обед дядя почему-то пристально на меня посмотрел, сердито буркнул:
Где твоя одежда, в которой я тебя нашел?,
Я… я не знаю. Это Ганс ее куда-то дел.
Позови Ганса!
Сердце мое чувствовало что-то недоброе. «Он, видно, подозревает,- решил я,- он, должно быть, знает, что я подпольщик, только долго выжидал, хотел выследить остальных. А теперь, увидев, что от меня нет никакого проку, бросит меня в камеру и начнет мучить… Зачем он спросил меня про одежду?»
- А ну, переоденься, Петер,- приказал дядя, когда денщик Ганс принес мою старую, потрепанную одежду.
Руки у меня дрожали, на глаза навернулись слезы. Я ругал себя в душе, что при первом удобном случае не сбежал отсюда.
- Ну-ну! Скорей! Скорей! - подгонял меня дядя. И, когда я переоделся, подозвал меня к себе.
Я подошел к столу, на котором лежала пачка мятых листовок.
- Читай,- сказал дядя, указав на них пальцем.
Я стоял неподвижно, делая вид, словно ничего не понимаю.
- Читай,- повторил он, пристально глядя на меня.
От w его острого взгляда меня словно иголкой кольнуло в сердце.
- Читай!..
Я взял листовку и начал читать. С первых слов: «Дорогие товарищи!» -на душе стало как-то тепло и радостно. Эти дорогие сердцу слова в одно мгновение развеяли все мое горе, изгнали страх и придали силу.
- Читай громче! -командовал дядя.
Но я и без того, вероятно, начал бы читать громко - ведь это наши листовки, их выпускает комиссар Левашов!
Читал я хорошо, медленно, с душой, делая в нужных местах паузу. Мой голос то поднимался, раздаваясь на всю комнату, то резко понижался или на какое-то мгновение стихал.
Дядя сидел рядом и терпеливо слушал. Когда я закончил одну листовку, он подал другую. Только от последних слов:
«Смерть немецким захватчикам!» - которые я прочел громче, дядя немного побледнел и нервно затянулся сигарой. Наконец он не вытерпел, встал и сказал:
- Хватит! Пошли!
В коридоре он набросил на меня плащ, а во дворе приказал сесть в машину. Мы подъехали к гестапо. Но не с парадного входа, как раньше, а почему-то с черного, через двор.
«Вот и все,- горько подумал я.- отвоевался…»
В кабинете, куда мы вошли, сидел штурмшарфюрер СС Фридрих Магденбург и какой-то рыжий незнакомый толстяк в сером гражданском костюме.
- Так это он? - спросил «гражданский», указав на меня сигарой.
- Он, герр гауптштурмфюрер СС,- ответил Крейзель. Гауптштурмфюрер СС, встав из-за стола, подошел к окну
и начал внимательно со всех сторон меня осматривать.
Ну что ж, герр штурмбанфюрер СС,- сказал он,- вид у него и в самом деле подпольщика! А взгляд-то какой!.. Разрешите заняться?
Да. Прошу,- ответил дядя и почему-то похлопал меня по плечу.
«Попался! - мелькнуло у меня в голове.- Это он, собака, выдал…» - И я с презрением посмотрел на штурмшарфюрера СС Магденбурга.
- Взгляд-то какой у него! Прекрасно! - опять воскликнул «гражданский», подойдя ко мне.
Мне было не страшно. Сразу же какая-то апатия овладела мной, и мне было уже все равно, что сделают со мной. Говорят, такое состояние бывает у людей перед расстрелом.
Через несколько минут дядя с Магденбургом куда-то ушли, и я остался с «гражданским».
Выяснилось, что в полицию попалась шестнадцатилетняя комсомолка, которая, распространяя листовки, допустила большую, не свойственную подпольщикам неосторожность: среди белого дня на базаре она раздавала женщинам сообщение Совинформбюро. Но в гестапо девушка мужественно переносила пытки и ни на какие вопросы не отвечала.
Тогда мой дядя пошел на хитрость. Он решил использовать своего племянника в роли провокатора. С этой целью меня переодел и терпеливо знакомил с листовками.
- Мне поручено тебя проинструктировать,- сказал «гражданский»,- ты должен использовать свое положение, мальчик. Комсомолка, наверное, тебе поверит, что ты подпольщик! Ха-ха-ха-ха!.. Взгляд у тебя как раз подходящий. Скажешь ей, что ты распространял листовки. Давал тебе их один малознакомый человек, который работает на заводе или, лучше, в типографии. А вообще, старайся как можно меньше о себе рассказывать. Больше слушай и запоминай. Особенно расспрашивать комсомолку не следует, это сразу же вызовет подозрение. Лучше всего в таком случае ругать гитлеровцев и сочувствовать девушке. Когда у человека горе и ты хорошо к нему относишься, то он становится чутким, доверчивым, разговорчивым… «Друзья познаются в беде»,- гласит русская поговорка!