Невеста Данкена

– Ты действительно его любишь, не так ли?
– С самого начала. Иначе я никогда бы не вышла за него.
Он внимательно изучал ее лицо, почти так же, как смотрел на нее, когда только что приехал, будто убеждаясь в правдивости ее ответа. Затем отрывисто кивнул и поднялся на ноги.
– Тогда я предложу этот план Ризу и посмотрю, что он решит.
Риз отказался, как Маделин и ожидала. Ранчо было его; добиться своего самостоятельно требовало больше времени и более тяжелой борьбы, но каждое дерево и каждое пятнышко грязи на ранчо принадлежали ему, и он отказывался рискнуть даже одним квадратным дюймом ради внешних инвестиций. Роберт принял отказ с добрым юмором, потому что бизнес есть бизнес, и он никогда не вовлекал эмоции в дела.
Риз рассказал ей об этом той же ночью, лежа в темноте, когда Маделин устроила голову на его плече.
– Роберт сделал мне сегодня предложение. Если бы я принял его в качестве инвестора, то мог бы удвоить производительность на ранчо, нанять достаточно рабочих рук и, вероятно, в течение следующих пяти лет вернуть большую часть прежних земель.
– Я знаю. Со мной он тоже об этом говорил.
Он замер.
– Что ты ему сказала?
– Посоветовала поговорить с тобой. Это твое ранчо, и ты лучше, чем кто-либо еще, знаешь, как им управлять.
– Ты бы хотела, чтобы я принял его предложение?
– Почему меня должно это беспокоить?
– Деньги, – коротко ответил он.
– Я себя ни в чем не ущемляю. – В ее голосе звучали теплота и веселье.
– Ты могла бы иметь намного больше.
– Я также могла бы иметь намного меньше. Я счастлива, Риз. Если ты примешь предложение, я все еще буду счастлива, и если ты его не примешь, я тоже все еще буду счастлива.
– Он сказал, что ты не станешь принимать чью-либо сторону.
– Правильно, не стану. Для меня это была бы проигрышная ситуация, а я не трачу впустую свою энергию.
После того, как она спокойно заснула в его объятиях, он лежал бодрствуя. Это была возможность мгновенной финансовой безопасности, но она потребовала бы от него того, что он поклялся никогда не делать: рискнуть правом собственности на ранчо. На нем уже была закладная, но он справлялся с платежами. Если бы он принял инвестора, то рассчитался бы с банком, но взял бы другой долг, цена которого его никак устраивала. Наибольший соблазн заключался в том, что он упрямо хотел дать Маделин всю ту роскошь, которую мог бы предоставить ей не будучи разоренным. Чтобы заботиться о своей жене так, как он хотел, он должен рискнуть своим ранчо. Ирония ситуации не осталась им незамеченной.
* * *
На следующий день, после отъезда Роберта, из Канады пришел большой шторм, и начался снегопад. Сначала просто шел снег, но он не прекращался. Температура стала падать, подобно летящему вниз булыжнику, и поднялся ветер. Риз наблюдал за погодой, превращавшейся в нечто отвратительное, а метеорологические сводки прогнозировали, что ситуация еще ухудшится. Пока было возможно, он перегнал скот на более укрытые участки и выложил столько сена, сколько смог, но он не был уверен, что этого времени хватит на то, чтобы обеспечить животных нужным количеством корма. 
На обратном пути к сараю снег пошел настолько интенсивно, что видимость спала приблизительно до трех метров, а ветер начал сооружать сугробы, скрывающие под собой очертания земли. Его собственное ранчо начало превращаться в незнакомую ему местность, без единого привычного ориентира. Все, благодаря чему он мог продолжать двигаться, было его собственное ощущение пространства, и ему приходилось бороться, чтобы игнорировать дезориентирующий водоворот снега. Его лошадь тщательно выбирала путь, стараясь избегать покрытых снегом ям и углублений, из-за которых можно было легко упасть и, возможно, повредить ногу. От застывающего теплого пара дыхания на носу лошади начали формироваться сосульки. Риз прижал затянутую в перчатку руку к собственному лицу и обнаружил, что оно покрыто кристалликами льда.
Поездка, которая обычно занимала двадцать минут, растянулась на час. Он уже начал было задумываться, не пропустил ли сарай, когда тот вдруг выступил из метели; но даже и в этом случае он не заметил бы его, если б не открытая настежь дверь, пропускавшая мягкий желтый свет. Его брови кратко сдвинулись; он помнил, что закрыл дверь, и, безусловно, погасил свет.
Но близость спасительного жилища не могла заставить его испытывать что-то еще, кроме чувства благодарности; еще полчаса и он бы пропал. 
Риз втянул голову и направился прямиком к сараю. И только, когда уголком глаза уловил движение, он понял, что это Маделин пришла в сарай и ждала его, буквально, со светом в окне. Она боролась с ветром, закрывая большие двери, ее стройное тело попало в зубы шторму. Беспокойно замычала корова, и коты запрыгнули на чердак. Риз скользнул с седла и добавил к силе Маделин свою, закрывая двери и опуская в скобки большой, два на восемь, брусок.
– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – спросил он скрипучим голосом, притягивая ее к себе. – Проклятье, Мэдди, в такую бурю, как эта, ты можешь заблудиться по пути от дома к сараю!
– Я держалась за натянутую веревку, – ответила она слабым голосом, вцепившись в него. – Как тебе удалось вернуться? Там же ничего не видно.
Он почувствовал ее панику, так как и сам начал испытывать подобное. Будь он на два метра дальше, то не заметил бы света.
– Чисто слепая удача, – ответил он жестко.
Она подняла глаза на его заледенелое лицо.
– Ты должен согреться, пока не началось обморожение.
– Сначала лошадь.
– Я позабочусь о ней. – Она указала на комнатку, где находились седла, уздечки и разная другая упряжь и где он держал маленький обогреватель. – Я включила нагреватель, чтобы там было тепло. Теперь иди.
После пребывания снаружи сарай казался ему теплым; животные излучали достаточный жар, чтобы температура внутри оставалась выше нуля, а это все, что ему требовалось прямо сейчас. Однако, войдя в комнату, он почувствовал почти невыносимый жар. Риз не стал очищать лицо ото льда, позволив ему таять, чтобы не повредить себе кожу. На самом деле, лед защитил его лицо от ветра, но слишком долгое пребывание в подобном состоянии привело бы к обморожению. Прежде, у него уже бывали несерьезные случаи, достаточно болезненные, поэтому он не желал проходить через это снова.
Маделин расседлала лошадь и протерла ее. Большое животное удовлетворенно вздохнуло, почти по-человечески. Тогда она набросила на него теплое одеяло, дала корм и воду, признательно лаская мускулистую шею. Животное это заслужило.
Она поспешила к Ризу и обнаружила его сбивающим куски снега со своего тяжелого пальто. Тот жуткий белый слой льда и снега уже сошел с его лица; но ей казалось ужасным то, что он как будто уже восстановил свои силы, словно в этом суровом испытании не было ничего необычного. Она не находила себе места с тех самых пор, как поднялся этот воющий ветер, бродила по дому, пытаясь не разрыдаться, и, в конце концов, сражаясь, пробралась к сараю, чтобы быть там и помочь ему, если – нет, когда - он вернется. Ее сердце все еще билось очень быстро. Ей не нужно было объяснять, как легко он мог не вернуться, даже, несмотря на то, что она не могла позволить этой мысли оформиться. 
– Возвращение в дом будет нелегким, – сказал он мрачно. – Ветер, вероятно, поднялся до шестидесяти миль в час. Мы оба зацепимся за веревку, но я привяжу тебя к себе для надежности.
Он затянул веревку узлом вокруг своей талии, затем закрепил ее вокруг Маделин, оставив между ними расстояние не более метра.
– Хочу, чтобы ты находилась в пределах досягаемости. Я попытаюсь поддерживать тебя, но чертовски уверен, что ты не захочешь находиться от меня дальше.
Риз надел пальто, прочно натянул на голову шляпу и серьезно взглянул на Маделин.
– У тебя нет шапки?
Она вынула из кармана плотный шерстяной шарф и обмотала его вокруг головы, затем обвила концы вокруг шеи. Они оба взяли по отрезу нейлонового шнура с тяжелыми металлическими зажимами на каждом конце, один из которых прикрепили к своим ремням, оставив свободным другой, чтобы прикрепить его к веревке на улице. Они покинули сарай через маленькую боковую дверь, и хотя веревка была привязана прямо у выхода, Ризу пришлось схватить Маделин за талию, чтобы помешать ветру свалить ее с ног. Все еще поддерживая ее, он схватил ее шнур и закрепил наверху, затем позаботился о своем собственном.