Сбежавшее лето

   —  Ладно,   больше   не   буду   входить,— улыбнулась   тетя   Элис.— Я   в детстве тоже, между прочим, боялась темноты. У меня была няня, которая, когда я капризничала,  запирала меня в чулан под лестницей.  Там было темно, как под землей.
   —  А почему вы ей позволяли?  Я бы начала кричать изо всех сил,— сказала Мэри.
   —  Она говорила,  что там сидит крокодил,  который,  если я хоть  раз пискну, съест меня в один присест,— вздохнула тетя Элис.
   «Что   еще   ждать   от   тети   Элис,— подумала   Мэри,— если   она   такая глупая?» Мысль эта, должно быть, отразилась на ее лице, потому что тетя Элис поспешно добавила:
   —  Я,   конечно,   знала,   что  никакого  крокодила  там   нет.   Так   же,   как тебе   известно,   что  это — одежда,   а  то — вешалка,   и   ничего  больше.   Вот почему я всегда оставляю для тебя свет на площадке лестницы.
   Переход к свету на площадке от крокодила в чулане показался Мэри несколько странным, но он дал ей пищу для размышления. Когда она чуть позже подошла пожелать дедушке и тете Элис спокойной ночи, она поце­ловала не только дедушку, но и тетю. До сих пор она старательно этого из­бегала, ибо ей ненавистно было прикосновение к очкам тети Элис и жест­ким волоскам у нее на подбородке. Но теперь она ткнулась носом прямо в холодную оправу очков и укололась о волоски, не испытывая никакого чувства отвращения. Тетя Элис прямо вся засветилась от радости.
   —  Какая честь! — звонко рассмеялась она.
   —  По-моему,   пугать   ребенка   крокодилом   жестоко,— заметила   Мэри и торопливо попятилась назад,  чтобы  тетя Элис  не могла поцеловать ее еще раз.
   —  Крокодилом? Каким крокодилом?—встрепенулся дедушка, но тетя Элис только снова рассмеялась и сказала, что это их с Мэри тайна и что «смотри, как уже поздно!». Разве дедушка не собирается смотреть по теле­визору старый  военный фильм  «Гибель Бисмарка»?   Еще утром дедушка упомянул, что хочет посмотреть эту картину.
   Она говорила более возбужденно, чем обычно. Конечно, раздумывала Мэри, поднимаясь к себе в спальню, тетя Элис никогда не рассказывала дедушке про няню и крокодила, и ей неприятно, если он сейчас об этом узнает. Она боится, что он начнет укорять себя за то, что нанял ухажи­вать за своей дочерью такую отвратительную женщину. Этим, во всяком случае, можно было частично объяснить волнение тети Элис. А кроме того, она, по-видимому, стыдилась того, что давным-давно забытый случай до сих пор имеет для нее значение.
   Мэри даже удивилась тому, как быстро сумела во всем разобраться. Она не просто догадывалась — она не сомневалась в том, какие чувства испытывает тетя Элис. Словно читала их волшебным глазом.
   Точно так же она не просто предполагала, а была уверена, что тетя Элис больше никогда не заглянет в ее спальню. И не потому, что обеща­ла этого не делать, а потому, что девочкой сама боялась, когда к ней загля­дывали.
   Тут Мэри испытала угрызения совести, но всего лишь на минуту. Некогда было размышлять про тетю Элис. Мэри обещала Саймону встре­титься с ним в девять часов, а сейчас уже было около девяти.
   Она остановилась и прислушалась. Снизу доносились звуки бравурной музыки, за ними последовали залпы орудийного огня. Тетя Элис не смотрит кино, знала Мэри, она не любит шумные военные фильмы, но все равно сидит рядом с дедушкой, чтобы разбудить его, если он заснет, пото­му что дедушка очень сердится, когда что-нибудь пропускает. А фильм идет часа полтора...
   Мэри на цыпочках сошла вниз по лестнице, открыла дверь и очутилась во тьме. Дул ветер.
   Саймон ждал ее возле купальной кабины.
   —  Я уж думал, ты не придешь,— сказал он.
   —  Мне пришлось подождать до начала фильма. Он здесь? Из прохода между кабинами появилась тень.
   —  Его   в   темноте   еще   труднее    разглядеть,    чем   тебя, — засмеялась Мэри.
   —  Зато белки его глаз ярче сверкают,— возразил Саймон. Кришна дрожал от холода. Мэри взяла его за руку. Рука была холод­ной и влажной.
   —  Побежим, тогда он согреется,— предложила она. Но Саймон покачал головой:
   —  Нет, пойдем, как обычно, не спеша. Так лучше.
   Все равно им было страшно. Как только они поднялись на набережную, они почувствовали себя черепахами без панциря: укрыться было негде. В стоявших на берегу домах кое-где горел свет, а из темного окна вся на­бережная — как на ладони. Кроме того, за углом мог оказаться полицей­ский. Мэри хотелось повернуться на сто восемьдесят градусов и бежать, а по тому, как оглядывался вокруг Саймон, можно было догадаться, что и он боится. Только Кришна держался спокойно.
   Когда они дошли до пирса, он спросил громким отчетливым голо­сом:
   —  А от вашего города далеко до Лондона?
   — Не знаю, сколько миль,— прошептала Мэри,— но на поезде два ча­са езды.
   — Я хотел бы поехать в Лондон,— сказал Кришна.— В Лондоне живет мой дядя. Он должен был встретить меня в аэропорту.
   —  Замолчи,— прошипел Саймон.— Смотрите...
   Сразу  за  пирсом  у  обочины  дороги  стояла  длинная  черная  машина.
   —  Это полиция,— объяснил Саймон.— Нет, не останавливайтесь. Иди­те как ни в чем не бывало.
   Мэри почувствовала, что колени у нее подгибаются. Она схватила Кришну за руку.
   —  Вы   слышали   когда-нибудь   анекдот   про   мальчика   и   зонтик? — вдруг громко спросил Саймон.
   —  Нет,— ответила Мэри. По ее мнению, сейчас им было вовсе не до анекдотов.
   —  Так вот.  На пляже старик спрашивает у мальчика:   «Сколько тебе лет?» — «Шесть»,—отвечает мальчик.  «А почему же ты тогда такой  ма­ленький, меньше моего зонтика?» — говорит старик.  «Не знаю,— отвечает мальчик,  вставая на носки,  чтобы казаться повыше.— А сколько лет ва­шему зонтику?»
   Это был старый анекдот, но, и впервые его услышав, она тоже не очень смеялась. Тем не менее сейчас Мэри из вежливости улыбнулась, а Саймон громко захохотал. В этот момент они как раз проходили мимо машины, и Мэри был виден бледный овал лица полицейского, повернувшего голову в их сторону.
   —  Сюда,— сказал Саймон, и они свернули в узкую боковую улочку. — А теперь бегом! —скомандовал Саймон, и Мэри с Кришной, схватившись за руки, бросились бежать. Они бежали до тех пор, пока Саймон, расцепив их руки, не потащил за собой в какой-то тупик.
   В тупике было полно мусорных баков. Мэри ударилась коленкой об один из них.
   — Нашел время рассказывать анекдоты! — сердито сказала она.
   — На  нас  смотрел полицейский,  который  сидел  в  машине.  О  чем-то нужно было говорить, вот я и рассказал анекдот. Полицейский видит:  идут трое детей,  шутят и смеются. Я просто схитрил.
 
 
   —  А они ищут нас? —Мэри потерла ушибленное колено.
   —  Не нас,  но кого-то ищут.  Папа приходил к ужину домой и расска­зал, что задержали лодочника, который признался, что перевез через про­лив  трех  человек.  Он  не  сказал,  что  один  из  них  мальчик,  поэтому они ищут взрослого человека.
   —  А зачем  тогда мы побежали?—спросил Кришна.— У  меня болит нога...
   Подогнув одну ногу под себя, он стоял, как аист, прислонившись к стене возле мусорных баков.
   —  Я ведь говорила тебе, что он, когда упал, ушиб ногу,— с упреком сказала Мэри Саймону.
   Сама она совершенно об этом забыла.
   Она присела и пощупала ногу Кришны. Щиколотка у него опухла, бы­ла твердой и гладкой, как яблоко.
   —  Ему,   наверное,   даже   ходить   больно,— сказала   она.— Почему   ты нам не напомнил?
   Но он лишь всхлипнул в ответ.
   —  Осталось   недалеко,— попытался   подбодрить   его   Саймон.— Пере­махнем через стену, а там совсем пустяк.
   Чтобы забраться на стену, нужно было влезть на мусорный бак. Сай­мон проделал все это с ловкостью, а потом, сидя на стене верхом, помог Кришне. Но когда Мэри взобралась на бак, крышка провалилась, и она очутилась по щиколотку в грязной, вонючей жиже.