На озере Светлом

Мастер много не разговаривает, подхватив ребят под локти, он выпроваживает их на улицу:
— Чтоб больше я вас в цехе не видел! Понятно?
— Понятно, — отвечает Митя и ворчит ему вслед: — Подумаешь, какой!.. Жалко ему стало, что литейку посмотрели… А я, может быть, работать здесь буду. Тогда как?
После оглушительного цехового грохота уличные звуки кажутся совсем слабыми, приглушёнными, а в ушах всё ещё сильно шумит. Потирая уши, Павлик рассеянно говорит:
— Мы с мамой ходили один раз по цеху, он ничего не говорил. Потому, наверно, и привязался, что одним нельзя.
— Нельзя!.. Взрослых слушать, так ничего и не повидаешь. Ну да ладно, посмотрели маленько — и хватит… Всё-таки здорово работают литейщики, верно, Павка? Серьёзный цех…
Павлик молчит, жадно вдыхая свежий воздух. Ему кажется, что те минуты, которые они провели в цехе, он совсем и не дышал — такими захватывающими были картины боевой, огненной работы литейщиков.
 МИТИН «ПОДХОД» 
 
 
 
В деревообделочном цехе двери тоже распахнуты, но здесь всё другое — и вид, и звуки, и запахи. Просторный зал высотой в три этажа уставлен рядами станков: строгальные станки посвистывают, долбёжные постукивают, сверлильные шуршат. То тут, то там звонко поют пилы. Густо пахнет смолистой сосной. В воздухе носится лёгкая белая пыль — опилки. Ими густо усыпаны станки, плечи и кепки работающих станочников.
Митя подталкивает Павлика локтем и глазами показывает на свою любимицу, на которую он не устаёт смотреть в каждый свой приход к матери, — на маятниковую пилу. Действительно, посмотреть есть на что: точно громадный маятник, пила раскачивается из стороны в сторону. На конце маятника бешено вращается диск, которым пила чиркает поперёк доски, и та мгновенно распадается на части. Обратный взмах — и доска опять распилена. Кажется, что диск не пилит, а откалывает от доски аккуратные обрубки. Двое густо обсыпанных опилками рабочих едва успевают подставлять тяжёлые плахи.
Тут, у маятниковой пилы, и застаёт ребят мать Мити, Анна Ивановна Пичугина — невысокая худенькая женщина в синем халатике, тоже густо усеянном опилками.
— Явился? — спрашивает она сына. — Ну, как там, дома? Обед разогревал или так поел?
— Так поел! — твёрдо говорит Митя: ведь не станешь же рассказывать матери, что не был дома со вчерашнего утра.
Живут они вдвоём: в 1943 году отец Мити, тоже деревообделочник, ушёл в армию, и с тех пор о нём не было никаких известий. Анна Ивановна стала работать на его месте станочницей. Потом её выдвинули в наладчицы, а недавно назначили цеховым диспетчером.
Диспетчерская работа устраивает Анну Ивановну: после суточного дежурства она отдыхает два дня и в это время управляется со своими домашними делами. Митя на сутки остаётся один, но это не тревожит мать: парень большой, двенадцать лет, почти взрослый. Мите, конечно, такой порядок нравился ещё больше: в дни маминого дежурства он чувствовал себя полным хозяином и на это время назначал самые серьёзные свои предприятия, вроде вчерашней поездки на рыбалку.
— Ступайте ко мне, я сейчас приду, — торопливо говорит Анна Ивановна и убегает куда-то по своим диспетчерским делам.
Ребята идут внутрь цеха. Рядом с ними стучит, шумит, похлопывает поток древесины. От маятниковой пилы по желобам, по роликам короткие куски досок устремляются на станок с дисковыми пилами и распластываются на небольшие брусочки. Брусочки катятся дальше, попадают на строгальный станок и в одно мгновение становятся гладкими и светлыми. А путь идёт дальше — на сверлильный, фрезерный, долбёжный станки. На каждом из них бруски преображаются, на них появляются квадратные и круглые отверстия, разные шипы и пазы. Это части кабины или кузова, их уже можно собирать. Но рабочие не собирают, а складывают их в большие пачки для отправки в другой, сборочный цех.
Ребята стоят в центре цеха у дверей стеклянной кабины и ждут Анну Ивановну.
Анна Ивановна появляется неожиданно и совсем не с той стороны, откуда её ждут ребята. Даже не взглянув на них, она врывается в свою кабину, хватает телефонную трубку и кричит кому-то:
— Боковина отправлена! Вы слышите? Принимайте боковину! Через пять минут будет у вас.
В лежащей на столе карточке появляется отметка, и наконец-то Анна Ивановна оглядывается на сына:
— С чем пришёл, сынок? Неужели по мамке соскучился?
Митя знает, что у мамы свободные минуты — редкость, её вот-вот могут куда-нибудь позвать, и он решается сразу приступить к делу:
— Мам, я машину на озере нашёл. Сейчас поднимать поеду.
Даже не взглянув на ребят, Анна Ивановна врывается в свою кабину и хватает телефонную трубку.
— Кого поднимать? Зачем? — механически спрашивает Анна Ивановна, посматривая на стол, где лежит стопка сводок. Видно, что ей не даёт покоя ещё какое-то неотложное дело.
Торопясь поскорее выложить главное, Митя осторожно начинает рассказывать о своих приключениях. Случайно на рыбалке он нашёл на дне озера грузовик. Как он туда попал, никто не знает. Одним словом, какая-то тайна. Теперь все этим делом занимаются. Туда пойдёт трактор, а Митю посылают вместе с трактористом. Без него поднимать машину нельзя: он её первый находчик…
Анна Ивановна всматривается в Митю, её щёки слегка усеяны мелкой опилочной пылью.
— Да ты здоров ли, Митька? Чего ты мелешь?
— Мелешь, мелешь! — сердито возражает Митя. — Ничего не мелю, всё правда.
— Да где же это видано, чтобы машина стояла на дне озера?
— Иван Алексеич тоже не верил, а когда сплавал да ногами на кабину встал, сразу по-другому заговорил.
— Это какой же Иван Алексеич?
— А такой… начальник милиции, — отрезает Митя и прикусывает язык: кажется, проговорился. Теперь придётся объяснять, почему и как он очутился в компании начальника милиции.
— При чём тут начальник милиции? Ты что, познакомился с ним?
— Он со мной познакомился, а не я с ним, — Митя начинает спешно сочинять. — Он сам к нам подошёл. Ехал куда-то по делу, увидал, что мы купаемся, и подошёл. Ещё говорит: «Вода-то холодная, ребятки?» Мы ему: «Ничего, терпеть можно». Потом и говорим: «В озере-то грузовик стоит». «Ни за что, — говорит, — не поверю, сочиняете вы всё, я вас знаю». А мы ему говорим: «Сплавайте сами, увидите, как мы сочиняем». «Никуда, — говорит, — я не поплыву, и стыдно вам разыгрывать старшего человека». Ну, я взял да и поплыл, встал на кабину и кричу: «Я на кабине стою!» А он всё не верит. Всё-таки растолковали мы ему, разделся, сплавал и тогда поверил…
— Да откуда она взялась на озере? — изумляется мать.
— Этого никто не знает. Говорю: тут тайна. Мы её разгадывать будем, — значительно говорит Митя и решительно заявляет: — Ты меня, мам, вечером не жди: я, может, заночую там…
— То есть как это не жди?
Лёгкое недоумение исчезает с лица Анны Ивановны. Прищурясь, она смотрит на сына таким испытующим взглядом, что Мите сразу становится ясно: ещё минута, и всё пойдёт прахом: мать запретит ему ехать на подъём машины. Он толкает локтем Павлика: чего стоишь как пень? Помогай! И Павлик говорит самым убедительным голосом:
— Правда, правда, Анна Ивановна, папа за машиной посылает трактор. Я тоже туда поеду.
Морщинка, появившаяся было на лбу Анны Ивановны, разглаживается: Павлик — сын директора, и директорский авторитет непостижимым образом отражается и на Павлике.
— И в самом деле там машина есть? — спрашивает она, и в её голосе опять звучит что-то вроде любопытства. — Как же она туда попала?