Пимокаты с Алтайских (повести)

Мы посмотрели на него, ничего не понимая.
— Они сами должны принести флажки, — повторил Смолин. — Сами… Сами… Понятно? А если не принесут… то не нужны нам ни флажки, ни отряд… А теперь марш по домам! На сбор завтра — минута в минуту.
  
XII. ПИСЬМО В ГЕРМАНИЮ
 
Мы пришли на сбор минута в минуту, все вымытые и блестящие, как на картинке.
Рубашки прямо зеленели, как салат, галстуки лежали, точно вырезанные из красной жести, и даже коленки у ребят, всегда покрытые цыпками и тёмной сеточкой пыли, краснели, как вымытые яблоки.
— Здорово, ребята! Будь готов!
— Всегда готов!
— Э, Ванька! Барабанить не разучился?
Мы салютовали друг другу, улыбаясь во весь рот.
В комнате стоял гул: ребята всё время говорили друг с другом.
— Интересно, какой-то у нас начотр будет?
— Ребята, а вдруг Лёня придёт!
— Ой, вот здорово будет! Ребята, мы его качать будем, ладно?
— Ладно, ладно. Только осторожнее: ведь он слабый…
— Уж знаем. Не учи учёного.
— Ребята, выстраивайтесь. К порядку, ребята! Чья очередь поднимать флаг?
— Моя, товарищ Смолин.
— Нет, моя.
— Врёшь, завираешься, ты последний раз поднимал.
— Очередь Колина, — сказал Смолин. — Я помню твёрдо. Коля, к мачте. Встретить начотра в полной готовности.
Мы выстроились. За дверью раздалось постукивание деревяшек. Отряд затаил дыхание. Дверь распахнулась. На пороге появилась Шура. Значит, это стучали её каблуки! Она остановилась, точно с разбегу, она была в пионерской блузке, с красным галстуком на тонкой смуглой шее. Курчавые чёрные волосы падали ей на лоб.
— Будьте готовы! — крикнула Шура резким, высоким голосом. — Я ваша новая вожатая — начотр, как вы говорили раньше, — меня зовут Шура, Саша. Будьте готовы! Что же вы молчите, как рыбы?
Всегда готов! — вразброд, неохотно отозвались мы.
Многие не сделали даже салюта. Патрульные насупились: баба — начотр. Вот оторвали! Кое-кто без команды сделал «вольно».
Шурины большие глаза быстро пробежали по лицам пионеров первого городского отряда. Начотр усмехнулась и посмотрела на меня.
— Ребятки, — сказала она громко, — мы никогда больше не будем поднимать флаг в комнате. Слышите? Это старые скаутские штучки: юным пионерам они ни к чему, ведь верно? Мачту мы уберём, она только мешает. Оставим только рапорт и пенье…
Смолин отдал рапорт, мы кое-как спели «Интернационал» и медленно стали рассаживаться.
— Ну вот, — тревожно прошептал Ванька. — Пошла-поехала отменять. Эдак она и барабан отменит. И ничего-то пионерского у нас не останется… Эхма!
А Шура стала за столик и нетерпеливо смотрела на нас, похлопывая ладонью о ладонь.
— Ну-ну, ребятишки, поживеи, поживей! — говорила она. — Что вы как мёртвые?
Раздалось недовольное бурчание ребят.
— Вам не понравилось, что я мачту отменила? Да? — в упор спросила новая вожатая, когда мы сели. — Ну! Вот тоже чудаки! Да мы многое теперь отменим. Ну во-первых, отдельного патруля девочек мы держать ни за что не будем. Глупо это. Все вы тут пионеры, а девочки и мальчики точно чужие. Ну во-вторых, наши группы мы патрулями называть тоже не будем. Это у скаутов так было. Будем звеньями называться.
— Вот так фунт! — прошипел мне опять в ухо Ванька. — Может быть, она и флажки отменит. Может, нам их так и подарить чёртовым голубятникам…
Я сердито толкнул Ваньку локтем, мне не хотелось разговаривать. Мне было как-то не по себе, беспокойно, точно я попал в совсем чужое место…
— Названья звеньев тоже переменить придётся, ребятишки, — говорила Шура громким, резким голосом. — Ну, вы сами подумайте, как глупо у нас звенья называются: «Собака», «Бык», «Гром»… Ведь это прямо смешно.
Тут ребята не выдержали.
— Ничего смешного! — закричало сразу несколько человек.
— Это что вы всё отменять да отменять?
— Мы не «ребятишки», ребятишки под столом ползают. Мы пионеры.
— Ну, тише, тише!.. Ах вы какие! Ну, я привыкла так говорить, я в очаге на фабрике работала… Ну исправлюсь.
— Ну и иди в очаг. А мы не маленькие.
— Вы и барабан запретите?
— Я ничего не запрещаю, я отменяю. Барабанщику убавить придётся. Следопытство всякое — тоже сократим…
— Шалишь-мамонишь, на страх выводишь!
— Это ещё как выйдет. Боком! Маком!
— Вы ещё, пожалуй, борьбу отмените?
— Какую? Классовую?
— Да бокс, джиу-джицу…
— Ну вот чудаки! Зачем же спорт отменять? Я сама спортсменка.
— А что такое двойной нельсон, ну-ка?
— Это? Это когда кувыркаются два раза подряд, — не задумываясь отвечала Шура.
В ответ ей раздался дикий хохот пионеров. Кто-то засвистел. У нас в отряде даже девчонки знали, что двойной нельсон особый приём борьбы, а Шура спутала его с сальто-мортале.
— Вот так начотр!
— Вот так сказанула!
— Ребята, да пойдём по домам! Что это в самом деле?
Шум, свист и галдёж стояли невероятные. Шура растерялась.
— Ребята!.. Товарищи пионеры!.. — говорила она, но её никто не слушал.
Я кричал:
— Тише, тише! — Но меня тоже не слушались.
Тут к столику подскочил Смолин. Он поднял руку и гаркнул, как только мог:
— Отряд, смирно!
Все сразу замолкли. Пионеры уважали Смолина, помощника начальника отряда, лучшего боксёра и знаменосца…
Смолин держал руку поднятой, пока все не уселись на свои места.
— Вы… что?.. — отрывисто сказал Смолин. — Вы на барахолке, что ли? Ещё пионерами называются. Её к нам комсомол прислал. Комсомол… понятно? Кому что не нравится — может без крику говорить…
Он отошёл, красный и злой. В комнате стало совсем тихо. Шура поправила волосы, помолчала… Потом опять заговорила, быстро и резко:
— Вы зря, товарищи, совсем зря шумите… Может, я, конечно, про нельсон наврала, да разве в этом дело?.. Ну вот вы меня совсем сбили с толку… Я хотела сказать, что мы по-другому работать будем… Мы вообще в своей работе будем брать пример с германских пионеров.
— С каких это германских? — опять закричали на местах.
— Да в Германии и пионеров-то нет!
— Опять завралась!
— А разве вам Лёня ничего не рассказывал про германских пионеров? — Шурины брови поднялись на лбу к самым волосам.
— Конечно, он ерунды не говорил.
— Так вы и про Германию ничего не знаете? А ещё пионеры!
— Нет… Да… Ничего… Знаем, знаем, в школе учили… Не надо!
— Ай, так вы ничего не знаете! — закричала Шура и замахала руками. — Вот в этом-то ерунда и заключается. Ну конечно, там есть пионеры. Давным-давно есть пионеры, с двадцатого года, да ещё как работают здорово.
— А буржуев-то куда они подевали? насмешливо прокричал Сашка. — Ведь буржуи же там!
— Ну конечно, буржуи, целая куча буржуев! — кричала и улыбалась Шура.
В этом-то всё и дело, что пионеры вместе с германскими рабочими против буржуев борются… Ну, да вот, в июле, пока вы сад караулили, у германских пионеров конгресс был… Ну, это вроде как бы большой сбор. Этот конгресс в Тюрингии, в городе Готе, проходил. Съехались туда ребята-пионеры со всей Германии. Только делегатов из Рура не пустили. Рур — это область такая, вроде как бы губерния. Там угольные шахты… Рур оккупирован. Ну, то есть, его французские войска заняли, и все, кто живёт в Руре, вроде как в плену у французов. Так вот этих детей рурских шахтёров и не пустили на конгресс. Тогда все делегаты послали свой протест французским властям. Вот… Видите, какие дела…
Мы просто не шевелились, оглушённые незнакомыми словами: Рур, оккупация, конгресс… Но больше всего удивило нас то, что кроме нашего отряда есть ещё пионеры и даже в Германии.
— Ну что же, какие ж они? Такие же, как вот мы? У них галстук есть? И барабаны? — спросил Ванька обалдело. — И звенья?
— Ну, не совсем такие. То есть они совсем, совсем такие же, как вы, рабочие ребята, и законы, и обычаи у них есть, только не совсем такие, как у нас, а которые им нужны.
— Ну какие же? Ну скажи хоть один.