Берег загадок

— Плохой человек... Глупый человек. Еще неизвестно, кто из них Глупыш. Ладно, друзья, давайте отправимся домой.
— Мы еще поиграем, можно? — попросил Довран. — Мы же недалеко от дома. Ты поезжай один, а мы придем попозже.
— Ладно, оставайтесь, — согласился Клычдурды-ага. — Только будьте осторожны, не налетите на выстрел этого охотника.
Тотчас бакенщик сел в катер и повел его из лагуна на быстрину. Затем суденышко скрылось за излукой реки.
— Давайте пойдем к «падишаху», — сказал Довран. — Он там совсем один, там его никто не охраняет. Если узнает о нем Абдулла — плохо будет дело.
— Твоему «повелителю-падишаху» нужна постоянная охрана, — раздумчиво сказал Генка и лицо его осветилось довольной улыбкой, словно придумал он что-то чересчур особенное.
— Конечно, надо, — согласилась Аннагозель. — Может быть, дежурство установим?
— Нет, дежурство тут ни к чему. Да и какое может быть дежурство в волшебном дворце. Это же не пионерский лагерь! Уж если играть в «падишаха», то давайте играть по-настоящему. Для охраны волшебного царства нужен Цербер — мифический пес.
Бяшим и Аннагозель довольно засмеялись, потому что, они сразу вспомнили о древнегреческом мифе, который недавно читала вслух пионервожатая. В мифе был трехглавый пес Цербер, который сторожил вход в ад. Генка, видя, что придумка его понравилась друзьям, заявил с тем же озорством:
— Не думайте, что Цербером будет кто-то из нас. Мы, как, были батырами, так и останемся. Цербером мы сделаем завхозовского Глупыша!
— Глупыша?! — удивились и переглянулись Бяшим и Аннагозель. А Довран от удивления разинул рот.
— Этот проклятый Глупыш, — торжественно громко продолжал Генка, — достоин того, чтобы посадить его на цепь. Сколько он уток перетаскал для своего хозяина! Абдулла стреляет, а этот преданный слуга бросается за добычей в камыши и в воду. Глупыш достоин за свои злодеяния посидеть на цепи у входа в волшебное царство. Голосую, кто «за»?
Бяшим и Аннагозель подняли руки. Довран не понял, зачем они это сделали. Генка спросил:
— А ты, Довранчик, воздержался или против? Ты хочешь; чтобы Глупыш был Цербером и сидел возле баржи на цепи?
— Конечно хочу, — согласился Довран. — Но лучше всего, если его посадить на цепь прямо в самой барже, возле ног «падишаха». Если мы посадим его у входа, то он залает, и Абдулла придет к нему на помощь.
— Не называй этого убийцу птиц и животных Абдуллой,— строго предупредил Генка. — Он не Абдулла, он — аждарха. Если уж играть «в падишаха», то надо так, чтобы было совсем интересно.
— А как мы поймаем Глупыша, чтобы сделать его Цербером? — спросила Аннагозель.
— Ай, это очень просто. Позовем — подойдет. А когда подойдет — привяжем к ошейнику веревку, — пояснил Генка.
— А где возьмем веревку? — сказал Бяшим.
— Зачем веревка? — не понял Довран. — У нас дома цепь есть. У нас же свой пес когда-то был, его браконьеры отравили — подох. Теперь отец ищет другого. Говорит, поеду в аул— привезу одного безухого кутенка.
— Тогда надо действовать! — скомандовал Генка. — Пошли за цепью...
Ребята двинулись вдоль берега между кустами саксаула и розового, цветущего тамариска. Шли они довольно долго. А когда сюда ехали на катере, то им показалось, что отъехали совсем недалеко. Но вот, наконец-то, камыши. От них две тропы— одна к пионерскому лагерю, другая к хижине бакенщика. Миновав чащобу камышей, дети вышли на взгорок и скоро были возле двора Доврана. Отец его давно уже был дома. Встретив ребят, Клычдурды-ага радостно объявил:
— Ну вот и хорошо, что вовремя пришли. Сейчас будем обедать. У нас сегодня свежая шурпа...
Довран и его друзья попытались отказаться от обеда— не до шурпы им было. Хотелось поскорее взять цепь, поймать Глупыша и посадить его в баржу. Но Клычдурды-ага был неумолим. Мягко, но настойчиво, он усадил друзей сына на тахту, сел сам, налил половником в тарелки шурпы с большими кусками мяса, и подмигнул с улыбкой:
— Давайте, начнем, да зарядимся бараниной. А завтра, если будет угодно аллаху, сомятины нажарим.
— Клычдурды-ага, а это дикий был баран, которого мы едим? — спросил Генка.
— Ну, что ты, товарищ пионер, — покровительственно отозвался бакенщик. — Зачем нам дикие? У нас своих, домашних, хватает. Вон их сколько в загоне. Я, если хотите знать, уже больше года не стрелял из своего ружья. Как сделали заповедными наши места, так и забыл оружье.
— Клычдурды-ага, а зачем же вы позволяете убивать птиц нашему завхозу? — обиженно спросила Аннагозель.
Бакенщик посмотрел на девочку внимательно, перевел взгляд с ее милого удивленного личика на худенькие плечи.
— Дочка, может быть и прав ваш завхоз, что подкармливает детей добытой дичью. Вполне возможно, что мяса у вас не хватает. Да и ездить за мясом в город — далековато.
— Не в этом дело, — возразил Бяшим, обжигаясь куском баранины, перекидывая его из руки в руку.— Дядя Абдулла нарочно в город не ездит. То у него машина сломалась, то бензина нет, то, говорит, заболел. А сам по Амударье шляется с ружьем.
— Но он же — ради вас охотится! — вновь попытался защитить завхоза Клычдурды-ага.
— Может быть, — морщась и утирая со лба пот, отозвался Генка. — Да только не бесплатно он это делает.
— Почему так думаешь? — насторожился Клычдурды-ага.
— А потому что все время акты составляет. Как принесет уток, сразу же зовет пионервожатых и самого товарища Новрузова. Говорит им: товарищи, надо составить акт. Я, говорит, целыми днями брожу по дженгелям ради детей. Поэтому, говорит, вы должны мне платить за мою заботу о детях. Я отдаю убитых уток на кухню поварам, а вы, говорит, товарищ Новрузов. подпишите акт и пусть мне выплатят за уток деньги.
— Хай, хитрец какой! — удивился Клычдурды-ага. — Выходит, те самые деньги, которые надо платить за мясо кооперативу, он берет себе, за своих подстрелянных уток? Вот ведь до чего додумался... Придется мне отобрать у него ружье.
— Не отдаст он, — испуганно возразила Аннагозель.— Он знаете какой. У него брат в милиции работает.
— Ничего, отдаст как миленький. Это я ради вас пожалел его. А раз он продает уток пионерам, то тут другое дело.
Бяшим, наконец-то справившись с куском баранины, утер рукой жирные губы и довольно сказал:
— Клычдурды-ага, вы не беспокойтесь за нас. Мы как-нибудь сами справимся с этим аждарха.
— Бяшим, не болтай лишнего, — предупредил Генка. — Игра же...
— Ешьте, ешьте, — приветливо заговорил Клычдурды-ага.— На сытый желудок и поиграть можно.
После обеда ребята слезли с тахты, и Довран достал из-под деревянного настила довольно длинную заржавевшую цепь. Дети дружно решили — это то, что надо: цепь хоть и не очень внушительна, но Глупышу ни за что не сорваться с нее. Вот только, после обеда играть что-то не хочется, да и время дневного отдыха. Вожатая, наверное, уже забеспокоилась, почему так долго нет ушедших на реку пионеров.
— Знаешь что, Довран, — мудро рассудил. Генка. — Мы пойдем поспим. За одно и цепочку с собой возьмем. Ты тоже сегодня отдыхай. А завтра утром встретимся возле волшебного царства.
Довран неохотно согласился — не хотелось ему расставаться со своими друзьями ни на час, ни на миг. Ребята поблагодарили Клычдурды-агу за угощение, вышли со двора, и Аннагозель шаловливо ударила палочками в барабан. Бакенщик и его сын смотрели им вслед, пока они не скрылись из виду.
— Сынок, а зачем им понадобилась наша цепь? — спросил Клычдурды-ага, входя во двор.
— Они... они — смешался Довран, не зная — что ответить, и невинным голосом сообщил: — У них же там есть одна злая собака. Она на всех детей бросается. Они ее посадят на цепь. ..
  
III
 
Вечером на Амударью, на ее прибрежные равнины, поросшие саксаулом, тамариском , камышами, на дженгели и песчаные острова и, конечно же, на хижину бакенщика навалилась липкая духота. Днем было очень жарко — овцы в загоне дышали, словно меха надувая бока. Куры копались в навозе сонно, с раскрытыми клювами. А вечером, когда должна была прийти прохлада, вдруг опустилась с небес эта несносная духота.