На последней парте
— Движущаяся лестница? — переспросил он. — А, это та, что разбомбили во время войны? Так ее давно уж нет. Скоро сделают другую, — добавил он, с видимым удовольствием сунув в рот сигарету. И вдруг, точно впервые увидев, кто стоит перед ним, сердито крикнул: — А тебе-то здесь чего нужно?! Вот тебе бог, а вот порог, пошла прочь отсюда!
4
И все же на другой день это свершилось. Ох, лучше бы и не вспоминать об этом, забыть все начисто. Да разве такое забудешь?
Без двадцати пяти минут восемь Кати стояла уже перед подъездом школы. То есть не перед самым подъездом, а напротив, на другой стороне улицы, между дровяным подвалом и какой-то лавкой или мастерской. На двери лавки висела большая желтая доска, на которой черными буквами было выведено: «Вяжушью». Кати попыталась было догадаться, что такое «вяжушью», но потом решила, что это просто не венгерское слово.
Придерживая оторванное ушко сумки, она следила за вбегавшими в подъезд школы мальчишками и девочками, но думала — что уж тут скрывать! — совсем о другом.
Тетя Бёшке уехала вчера на рассвете. Кати смутно помнилось, будто тетя Бёшке поцеловала ее в лоб. Кати на минутку открыла глаза. Подле нее действительно стояла тетя Бёшке с чемоданом в руке. Она молча смотрела на Кати, и глаза у нее подозрительно блестели. Уж не плакала ли тетя Бёшке? Но веки у Кати тут же закрылись сами собой, и она не знала даже, правда ли, или это ей просто приснилось, что тетя Бёшке красивая. У нее были большие черные глаза, правильные черты лица, яркие белые зубы. Вот странно, а Кати и не замечала, какая она красавица. И вообще не обращала на тетю Бёшке внимания…
Но сейчас это и неважно. Дело в том, что теперь Кати нужно как можно быстрее браться за ум. Нужно прибирать в комнате, готовить — иначе кто ж будет все это делать? Вчера они поужинали просто салом. Если и сегодня будет только сало, Руди поколотит ее, да так, что она своих не узнает. Хозяйничать-то Кати умеет, бабушка давно уж впрягла ее в домашние хлопоты, ведь на их улице девочки десяти и даже восьми лет чего только не умеют! Одним словом, сегодня придется сготовить что-нибудь… А вон в той стороне, говорят, Дунай. И, уж конечно, на такой большой реке должен быть порт. Бабушка рассказывала как-то про корабль — вот уж интересно! Дедушка когда-то в порту работал, а бабушка навидалась кораблей в ту пору. Нет, что-что, а порт обязательно придется разыскать… Ну, так. А что же все-таки есть дома? Жиру немного, картошка, лук, паприка, — можно сочинить картофельный паприкаш… Раздумывая об этом, Кати вглядывалась в ту сторону, где, по всей видимости, должен быть порт, и вдруг сообразила, что рядом с ней стоит… тетя Дёрди.
— Здравствуй, Кати, — сказала она, словно не видела ничего странного в том, что Кати расположилась возле этого «Вяжушью», в то время как вот-вот прозвенит звонок.
— Ну, пойдем же, — поманила она Кати и пошла через дорогу. Легонько положив руку на плечо Кати, она повела ее прямо в школу. На втором этаже, остановившись перед стеклянной дверью, что вела в учительский коридор, она отпустила Катино плечо.
Кати вдруг почувствовала, что ей очень не хватает этой руки.
— Подожди меня здесь, я только пальто сниму, — сказала тетя Дёрди, скрываясь за дверью.
Кати уставилась на дверь. Нет, сама дверь вовсе не интересовала ее. Просто она услышала за спиной шум и гам: это разбегались по классам ребята. А Кати не хотелось оборачиваться, чтобы не столкнуться носом к носу с той веснушчатой девчонкой и не услышать опять это «Ух ты-ы!».
Впрочем, тетя Дёрди не заставила себя ждать. На ней была темно-синяя в серую полоску юбка и голубая блузка из красивого материала в рубчик.
Кати восхищенно смотрела на блузку и, не удержавшись, даже потрогала ее за рукав.
— Нейлон, — понимающе протянула она, весело подмигивая.
— Да ты-то откуда знаешь? — удивилась тетя Дёрди.
Кати небрежно махнула рукой.
— О, чего я только не знаю, — похвасталась она. — Да мне стоит взглянуть на орешек, и я сразу скажу, какой он — нынешний или прошлогодний. Дяденька Покупаю-Продаю, тот, что на базаре торгует, сказал, чтоб я скорей подрастала и он сразу возьмет меня к себе помощницей, потому что мне ведь только разочек взглянуть на ковер, который приносят к нему на продажу, и я уж знаю, в каком месте его сшивали с изнанки.
И хотя тетя Дёрди понятия не имела, кто такой дядя Покупаю-Продаю, о каком базаре и о каких орешках тараторит здесь эта быстроглазая девчушка, она ни о чем не спросила. Ничего, в свое время она всё узнает об этой Кати. Вот только…
Тетя Дёрди озабоченно остановилась на лестничной площадке. С минуту она молча рассматривала совсем выцветшую, латанную-перелатанную Катину кофту, длинную, чуть не до земли, цветастую юбку с оборками, хозяйственную сумку с оторванной ручкой и наконец спросила:
— А другого платья у тебя нет?
Кати смущенно взглянула на свою видавшую виды кофту.
— Есть у меня еще одна кофточка, — сказала она, — не такая рваная, у нее только сзади прореха, а спереди и не видно совсем…
— А юбка? — спросила тетя Дёрди.
— Юбка есть, только не такая красивая, — ответила Кати.
Тетя Дёрди поправила очки и ласково улыбнулась.
Раздался звонок, и не успела Кати моргнуть, как входила уже в класс вместе с учительницей. Тетя Дёрди шла впереди, Кати за ней. Тетя Дёрди сразу поднялась на кафедру. Кати шагнула было следом, но вдруг почувствовала на себе сорок пар изучающих глаз и резко повернула обратно. Теперь она стояла, прижавшись к косяку двери и мечтая только об одном — исчезнуть, раствориться, превратиться вот в этот дверной косяк.
На середину класса вышла девочка, вытянулась и четко, по-военному отрапортовала, сколько ребят в классе и сколько отсутствует. И тетя Дёрди сразу же поверила ей.
Кати только диву давалась. Вот бы у них в классе учитель взял да и поверил на слово! Ну, была бы потеха! И так-то каждый день по полкласса отсутствовало! И если бы учитель не зачитывал каждое утро весь список, он ни за что не узнал бы, кого в тот день не было в школе. Даже при перекличке ребята нет-нет да и выкрикнут за кого-нибудь: «Здесь!» — хотя того и близко не было.
— Садитесь, — сказала тетя Дёрди.
Ребята уселись так бесшумно, что, зажмурь Кати глаза, ей и присниться не могло бы, что она в классе. Тетя Дёрди поправила очки и заговорила:
— Ребята, у нас в классе будет еще одна ученица, ее зовут Кати Лакатош. Подойди, Кати, сюда, пусть товарищи посмотрят на тебя хорошенько.
Кати умоляюще взглянула на тетю Дёрди, но и сама понимала, что спасения нет: придется все же взобраться на эту проклятую кафедру. И она пошла, едва передвигая ноги, как будто тащила на себе целый мешок кирпичей. Ручка от сумки, зажатая в руке, стала совсем влажной.
А класс, застыв, пристально разглядывал ее. И взгляды были недоумевающие, отчужденные и если не откровенно враждебные, то, во всяком случае, недоверчивые и подозрительные. Стоявшая на кафедре девочка была не похожа на них, она была чужая.
Кати смотрела на спинку первой парты. «Зеленая», — бессмысленно отметила она про себя и продолжала рассматривать парту с чрезвычайным вниманием.
И вдруг откуда-то сзади раздался мальчишеский голос:
— Ребята, да у нее скрипка там, в сумке!
Лицо у Кати сразу стало такого же цвета, как бантик в косе. Но она по-прежнему смотрела на парту. «И не такая уж зеленая», — спорила она сама с собой.
Сперва засмеялись лишь несколько мальчишек, потом волна смеха захлестнула и девочек. И вот уже хохотал весь класс.
«Если нажать посильнее и провести пальцем по парте, непременно заноза воткнется», — думала Кати.
Тетя Дёрди изо всех сил стукнула по столу.
— Тихо! — крикнула она. — Как вам не стыдно!
И словно отрезало, — в классе наступила мертвая тишина.
— Куда же мне посадить Кати? — спокойно продолжала тетя Дёрди. — Ребята, кто хочет сидеть рядом с Кати?
Тишина теперь стояла такая, что Кати охотней всего пулей вылетела бы из класса. Уж лучше б они смеялись, орали — всё лучше такой тишины! Кати усилием воли оторвала взгляд от парты и посмотрела на тетю Дёрди.