Прощай, Терминатор!

— Там ворона… — у меня не хватало слов.
— Так, — сказал он.
— У неё отрезана лапа, она умирает!
— Плохо дело.
— Мне жалко её! 
— Чего же ты хочешь? 
— Но я не могу её спасти! 
— Почему? 
— Я больной!
— С каких это пор болезнь была помехой добру? Не теряй времени, потом перезвонишь.
Так в моей жизни появилась ворона.
Выяснилось, что у неё к тому же перебито крыло. На культю наложили мазь и забинтовали. Ворона вела себя отстранённо, не оказывала сопротивления и даже не пыталась встать. Её поместили в большую коробку из-под телевизора, в которую до этого собирали мои игрушки. Все перевязки ворона переносила удивительно стойко, не размыкая век, наверное оттого, что не желала больше смотреть на ненавистное человечество. Мы как могли старались облегчить ей страдания: я помогал маме накладывать повязки, закапывать в клюв лекарство, а папа ломал голову над изобретением для неё протеза.
На третий день у вороны наконец приоткрылись веки, а я неожиданно быстро пошёл на поправку. Мне разрешили вставать и ходить по комнате, и теперь почти всё своё время я посвящал вороне. Она недоверчиво присматривалась к окружающей обстановке, но уже позволяла мне гладить себя по голове и трогать за клюв.
За обедом папа вдруг улыбнулся и сказал:
— Я придумал ей лапу.
Действительно, в тот же день наша ворона гордо расхаживала на протезе, отлично сработанном из старой алюминиевой вилки.
— Как я сразу не догадался! — смеялся папа.
И всем было радостно, включая ворону. Протез ей очень понравился, искусно загнутые зубья вилки были точной копией птичьей лапы. Она быстро научилась им пользоваться и часто чистила клювом свои алюминиевые когти. Теперь, когда у неё портилось настроение или надо было лишний раз обратить на себя внимание, она начинала стучать своей алюминиевой лапой по каким-нибудь металлическим или стеклянным предметам. Чаще всего она пользовалась для этого фарфоровой вазой для цветов и старинной металлической карандашницей, поднимая невыносимый перезвон во всём доме, но очень скоро стала звонить просто ради собственного удовольствия, прислушиваясь к монотонному, долгому звуку. Иногда её разбирало устраивать концерт среди ночи, так что папе приходилось вставать и накрывать хулиганку коробкой.
Ещё она умела угадывать спрятанные под колпачками шарики, но больше всего ей нравилось смотреться в мамино зеркальце. При этом она почему-то разводила крылья, вертела и покачивала головой… Это могло продолжаться часами.
— Нет, где ваши глаза? Вы посмотрите, вы обратите внимание! Ну и злые же языки у людей, а? Вот где краса-то писаная! Какие ещё слова тут нужны?! — говорила за неё мама.
Смеялись до слёз. Но ворона ни малейшим образом не смущалась.
— Она ещё и подмигивает себе, — говорил папа. — Смотри, не показывай ей косметику, а то совсем удержу не будет.
— Да уж ей только дай! — отвечали мы.
— Надо бы придумать ей какое-нибудь имя, — сказал папа на следующий день.
Мы стали думать.
— Человеческие имена нельзя, — поставил условие папа.
— Она напоминает мне какую-то цыганку, — сказала мама, — только вот лапа…
— А мне — Терминатора! — сказал я.
Ворона посмотрела на меня, приподняла свою алюминиевую ногу и стукнула ею по вазе. Сомнений не было.
— Ну что ж, значит, быть ей с этого дня Терминатором, — утвердил папа.
Между нами установились вполне даже дружеские отношения. Терминатор оказался надёжным парнем, он умел угадывать мои желания и нередко заступался за меня. Но главное — он умел играть! Опираясь на свой протез, он внимательно следил за передвижением вражеских солдатиков и после команды «Огонь!» беспощадно выклёвывал офицеров и ракетную технику, нанося непоправимый урон противнику…
Незаметно минула зима, засверкала раскалённая солнечная капель. Весна! Мой домашний приятель неожиданно переменился, я всё чаще заставал его на окне, подолгу смотрящим в небо… Он наблюдал за полётом птиц.
Пришла пора расставания с Терминатором.
Мы стояли в саду: папа, мама и я. Терминатор прыгал с ветки на ветку, а над ним колыхалась и вопила на всю округу воронья стая. Он что-то кричал в ответ, поблёскивая своей алюминиевой лапой…
Он был явно взволнован, я никогда не видел его таким растерянным…
— Ну, давай, иди к нам, если ты такой же, как мы! — кричали ему сородичи.
— Да сейчас, сейчас… — говорил он, топчась на ветке.
— Трус! Трус! Мы тебя не знаем!.. Что у тебя за нога?!
— Я знаю, я знаю его!
— Я тоже!
— Его убили мальчишки! Его убили, убили!..
— Идиоты, — вздохнул Терминатор. Папа протянул руку и погладил его по крылу.
— Беги от него скорее! Беги от них! — заверещали его собратья. — Тебя опять убьют! Укокошат! К нам! К нам! Скорей!..
Мне так хотелось, чтобы он посмотрел на меня в последний раз. Но он отвернулся от нас, тряхнул клювом, словно решался на что-то, и скакнул на ветку повыше. Потом взлетел на верхушку яблони…
— Пойдём, — сказал папа, — а то ему трудно так.
Мы отступили на несколько шагов к дому. Воронья карусель опустилась ниже, и скоро вся стая слетелась на яблоню, покрыла серою тучей ветки, окружила разноголосым карканьем. Я уже не мог различить его среди других, таких же, как он, ворон; в глазах рябило от множества беспокойных птиц, он совершенно смешался с ними…
И вдруг всё стихло. Птицы замерли на ветках, изредка подрагивая перьями. Сидели, то ли задумавшись, то ли ждали чего-то…
Папа вложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
— Ой! — мама прикрыла уши.
Стая разом вскинулась вверх и, хлопая сотнями крыл, унеслась и растаяла в воздухе…
Прощай, Терминатор!
— Эх, жаль! — качнул головой Никита, — классный был Терминатор!
— Как вы думаете, о чём рассказано в этой истории? — спросила мама.
— О дружбе, — ответила первой Настя, — а ещё о смелости и доброте.
Никита же высказался не сразу:
— Это о том, что надо бы, конечно, побить этих мальчишек, которые чуть не убили ворону. Но Терминатор всё-таки победил их, хотя они и больше его!..
— Победил вместе с любовью Игната, разве не так? — сказала мама.
— И его папы и мамы! — прибавила Настя.
Любовь побеждает — решили они. Всегда и везде побеждает любовь!