Всем парням, которых я когда-либо любила (ЛП)

– А где сегодня твои друзья? – спрашивает она меня.
– Марго уехала в Шотландию, а Джош… не здесь, – отвечаю я, на что Питер закатывает глаза.
Затем он заказывает черничные оладьи и бекон с яичницей. Я же – жареный сыр с картофелем фри и газировку с черешней.
Когда Келли уходит, я спрашиваю его:
– За что ты так сильно ненавидишь Джоша?
– Я его не ненавижу, – издевается Питер. – Я едва знаю этого парня.
– Ну, тебе он определенно не нравится.
Питер бросает на меня сердитый взгляд.
– А почему он должен мне нравиться? Однажды в седьмом классе этот малый сдал меня за списывание.
Питер жульничал? У меня даже немного скручивает живот.
– И что ты списал? Домашнюю работу?
– Нет, тест по испанскому. Я записал ответы на калькуляторе, а Джош, блин, выдал меня. Кто так делает?
Я ищу в его лице хоть какой-нибудь признак смущения или стыда за списывание, но не нахожу ни капли.
– Почему ты так сердишься? Ты же жульничал!
– Это было в седьмом классе!
– Ты по-прежнему списываешь?
– Нет. Вряд ли. То есть списывал. – Он хмурится. – Может, перестанешь так на меня смотреть?
– Как так?
– Осуждающе. Слушай, я в любом случае собираюсь учиться на стипендию по лакроссу, так что, не все ли равно?
Меня вдруг озаряет, и я спрашиваю, понизив голос:
– Постой… ты умеешь читать?
Он заливается смехом.
– Да, я умею читать. Господи, Лара Джин. Не за всем скрывается история, ладно? Я просто ленивый. – Он фыркает. – Умею ли я читать? Я же написал тебе несколько записок! Ты очень забавная.
Чувствую, как мое лицо заливается краской.
– Это не смешно. – Я украдкой бросаю на него взгляд. – Для тебя это все шуточки?
– Не все, но большинство.
Я опускаю подбородок.
– Тогда, наверное, это недостаток твоего характера, над которым ты должен работать, – говорю я. – Потому что есть серьезные вещи, которые должны восприниматься всерьез. Так что прости, если считаешь меня осуждающей.
– Угу, думаю, это так. В целом, я считаю тебя осуждающей. Это недостаток твоего характера, над которым тебе следует потрудиться. А еще тебе нужно научиться расслабляться и получать удовольствие.
Я перечисляю все свои развлечения: катание на велосипеде (которое ненавижу), выпечка, чтение; подумываю над тем, чтобы сказать вязание, но уверена, что он только посмеется надо мной. Когда Келли приносит наш заказ, я останавливаюсь, чтобы впиться в свой жареный сыр, пока он еще мягкий.
Питер стаскивает мой картофель фри.
– Итак, кто еще?
– «Кто еще»?
– Кто еще получил письма? – произносит он с набитым ртом.
– М-м-м, это очень личное. – Я порицательно качаю головой.
– Что? Мне просто любопытно. – Питер макает картошку в мою маленькую упаковку с кетчупом и, усмехаясь, добавляет: – Ну же, не стесняйся. Ты можешь рассказать мне. Знаю, я, очевидно, номер один. Но мне хочется узнать, кто еще удостоился этой чести.
Питер перегибает палку, он такой самоуверенный. Прекрасно, если он так жаждет знать, то я расскажу ему.
– Джош, ты…
– Очевидно.
– Кенни.
Питер фыркает.
– Кенни? Это кто?
Я ставлю локти на стол и опираюсь подбородком на руки.
– Мальчик, с которым я познакомилась в церковном лагере. Он был самым лучшим пловцом. Однажды он спас тонущего ребенка, доплыв до середины озера прежде, чем спасатели заметили, что кто-то тонет.
– И что он сказал, когда получил письмо?
– Ничего. Оно вернулось ко мне.
– Ладно, кто следующий?
Я откусываю сэндвич.
– Лукас Крапф.
– Он же гей, – говорит Питер.
– Он не гей!
– Боже, спустись на землю. Парень – гей. Он вчера в школу надел аскотский[7] галстук.
– Уверена, он надел его для иронии. Кроме того, ношение аскотского галстука не делает кого-то геем. – Я бросаю ему взгляд, гласящий: «Вау, как гомофобно».
– Эй, не смотри на меня так! – Протестует он. – Мой любимый дядя – гей, как пить дать. Спорю на пятьдесят баксов, что, если бы я показал фотографию Лукаса своему дядюшке Эдди, он подтвердил бы это за полсекунды.
– Только то, что Лукас ценит моду, не делает его геем. – Питер открывает рот, чтобы возразить, но я приподнимаю руку, останавливая его. – Это лишь означает, что он более современный, городской парень посреди всего этого… скучного пригорода. Спорим, после выпуска он отправится в Нью-Йоркский университет или в какое-нибудь другое заведение Нью-Йорка. Он мог бы быть актером. У него такая внешность… Он стройный, с тонкими, очень чувствительными чертами. Он похож… на ангела.
– Так что же ангельский парень сказал о письме?
– Ничего… Уверена, потому, что он джентльмен и не хотел смущать меня, поднимая этот вопрос. – Я одариваю его многозначительным взглядом, говорящим: «В отличие от некоторых».
Питер закатывает глаза.
– Хорошо, хорошо. Как скажешь. – Он откидывается на спинку сиденья и вытягивает руку, положив на спинку свободного места рядом с ним. – Это только четыре. Кто пятый?
Я удивлена, что он считал.
– Джон Амброуз Макларен.
Глаза Питера округляются.
– Макларен? Когда он тебе нравился?
– В восьмом классе.
– Я думал, ты меня любила в восьмом классе!
– Ну, возможно, там было частичное совпадение, – признаюсь я, помешивая соломкой свой напиток. – Однажды на физкультуре… мы с ним должны были собрать все футбольные мячи, и внезапно начался дождь… – Я вздыхаю. – Наверное, это было самое романтичное, что когда-либо со мной случалось.
– Почему на девушек так влияет дождь? – удивляется Питер.
– Не знаю… Может быть, потому, что в дождь все кажется намного драматичнее, – отвечаю я, пожимая плечами.
– Между вами действительно что-то произошло или вы просто возились под дождем, собирая футбольные мячи?
– Тебе не понять.
Такой, как Питер, никогда не сможет этого понять.
Питер закатывает глаза.
– Итак, письмо Макларена было отправлено на его старый адрес? – подсказывает он.
– Да. Я от него вообще ничего не слышала. – Я делаю большой глоток содовой.
– Почему ты говоришь об этом с такой грустью?
– Это не так!
Может быть, немного. Думаю, помимо Джоша, Джон Амброуз Макларен значит для меня больше, чем все парни, которых я когда-либо любила. Просто было в нем что-то такое… очаровательное. Некое обещание, что, возможно, в один прекрасный день… Да, думаю, Джон Амброуз Макларен должен был получить мое письмо. В слух же я говорю:
– Ну, он либо не получил мое письмо, либо получил и… – Я пожимаю плечами. – Интересно, каким он стал. Не изменился ли он. Уверена, что нет.
– Знаешь, по-моему, он как-то раз упомянул тебя. – Питер задумывается, а потом медленно добавляет: – Да, определенно. Сказал, что считал тебя самой красивой девочкой в нашем классе. Он говорил, что единственное его сожаление о средней школе – что он не пригласил тебя на бал в восьмом классе.
Все мое тело напрягается, думаю, я даже перестаю дышать.
– Серьезно? – шепчу я.
Питер покатывается со смеху.
– Боже! Ты такая наивная!
Мой живот сжимается. Быстро моргая, я произношу:
– Это было действительно низко. Зачем ты так сказал?
Питер перестает смеяться и говорит:
– Эй, прости. Я просто пошутил…
Я тянусь через стол и бью его в плечо. Сильно.
– Ты придурок!
Он потирает плечо, жалуясь:
– Ой! Больно!
– Ну, ты это заслужил.
– Прости, – снова извиняется он. Но в его глазах все еще остались проблески смеха, поэтому я отворачиваюсь. – Эй, ну же. Не злись. Кто знает? Может быть, ты ему действительно нравилась. Давай позвоним ему и узнаем.
Я резко вскидываю голову.
– У тебя есть его номер? У тебя есть телефон Джона Амброуза Макларена?
Питер достает сотовый.
– Конечно. Давай позвоним ему прямо сейчас.
– Нет! – Я пытаюсь выхватить у него телефон, но Питер слишком быстро поднимает его и держит так высоко над моей головой, что я не могу дотянуться. – Не смей ему звонить!