Всем парням, которых я когда-либо любила (ЛП)

– Нет. Звучит как-то странно.
– Он очень-очень вкусный. По-настоящему пропитанный и бесподобный. Я приготовлю его для тебя.
Питер стонет.
– Теперь из-за тебя я хочу есть. Надо было взять целый пакет этих пончиков.
Я открываю свой коричневый бумажный пакет и вытаскиваю бутерброд. На его сэндвиче я маркером написала «П», чтобы не перепутать.
– Хочешь бутерброд?
– Ты сделала его для меня?
– Ну, я сделала и себе. Было бы грубо взять только один сэндвич и есть его перед тобой.
Питер берет бутерброд и ест его все еще наполовину завернутым.
– Вкусно, – произносит он, кивая. – Что за горчица?
Польщенная, я отвечаю:
– Пивная. Папа заказывает ее из какого-то модного кулинарного каталога. Он помешан на готовке.
– Разве ты не собираешься съесть свой?
– Оставлю его на потом, – отвечаю я.
Миновав полпути, Питер начинает то и дело обгонять проезжающие машины и постоянно поглядывать на часы, распложенные на приборной панели.
– Почему мы так спешим? – спрашиваю я.
– Эпштейны, – отвечает он, барабаня пальцами по рулю.
– Кто такие Эпштейны?
– Старая супружеская пара, владеющая антикварным магазином в Шарлотсвилле. В прошлый раз Фил прибыл на пять минут раньше меня и обчистил все место. Сегодня этого не произойдет.
Впечатленная, я говорю:
– Ух ты, а я и не знала, что этот бизнес настолько ожесточенный.
Питер ухмыляется с видом всезнайки.
– А разве таков не весь бизнес?
Я закатываю глаза, глядя в окно. Питер все же такой Питер.
***
Когда мы стоим на светофоре, Питер внезапно садится прямо и говорит:
– Вот дерьмо! Эпштейны!
Я уже практически уснула, но мои глаза тут же распахиваются.
– Где? Где?
– В красном внедорожнике! Справа, на две машины впереди. – Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть. Эпштейны – седовласая пара, лет шестидесяти или семидесяти. Трудно сказать с такого дальнего расстояния.
Как только загорается зеленый свет, Питер дает по газам и мчится во весь опор. Я выкрикиваю: «Гони! Гони!», и мы пролетаем мимо Эпштейнов. Мое сердце бешено стучит. Я просто не могу не высунуть голову в окно и закричать, ведь это такой кайф! Мои волосы треплет ветер, и я знаю, что на голове будет полнейший беспорядок, но мне наплевать.
– Даааа – кричу я.
– Ты сумасшедшая, – говорит Питер, потянув меня обратно за подол рубашки. Он смотрит на меня точно так же, как в тот день, когда я поцеловала его в коридоре. Словно я не такая, какой он меня считал.
Мы подъезжаем к дому, перед которым уже припарковано несколько автомобилей. Я вытягиваю голову, пытаясь получше рассмотреть. Я ожидала увидеть особняк с кованными железными воротами и, может быть, горгулью или две, но этот выглядит просто как самый обычный дом. Должно быть, я выгляжу разочарованной, потому что, как только он паркуется, Питер говорит:
– Не суди распродажу имущества по дому. Я видел все виды сокровищ в обычных домах и всякий мусор в красивых зданиях.
Я выскакиваю и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки.
– Поторопись, Лара Джин! Эпштейны будут здесь в любую секунду! – Питер хватает меня за руку, и мы бежим по подъездной дорожке. Я запыхалась, но стараюсь не отставать от него. Его ноги гораздо длиннее моих.
Как только мы оказываемся внутри, Питер прямиком направляется к мужчине в костюме. Я же наклоняюсь и, опираясь руками на колени, пытаюсь перевести дыхание. Несколько человек слоняются вокруг, рассматривая мебель. В центре комнаты расположен длинный обеденный стол с безделушками из фарфора и молочного стекла. Я подхожу к нему и внимательно разглядываю. Мне нравится белый сливочник с розовыми бутонами роз, но я не уверена, можно ли к нему прикасаться, чтобы посмотреть, сколько он стоит. Он может быть очень дорогим.
Еще мое внимание привлекает большая корзина с памятными вещами Рождества давних времен: пластмассовые Санты и Рудольфы, стеклянные украшения. Я изучаю содержимое, когда ко мне подходит Питер с огромной ухмылкой на лице.
– Миссия выполнена, – произносит он и кивает в сторону пожилой пары, которая смотрит на деревянный буфет. – Эпштейны, – шепчет он мне.
– Ты забрал стулья? – окрикивает мистер Эпштейн, стараясь казаться небрежным и нераздраженным, но сам очень строго стоит с руками на бедрах.
– Вы же знаете, – отзывается Питер, – может, в следующий раз повезет больше. – А мне он говорит: – Нашла что-нибудь классное?
– Много всего. – Я показываю на ярко-розового оленя. Он стеклянный и с электрическим синим носом. – Он бы отлично смотрелся на моем туалетном столике. Ты не спросишь мужчину, сколько он стоит?
– Нет, но это можешь сделать ты. Для тебя будет неплохо научиться договариваться. – Питер хватает меня за руку и подводит к мужчине в костюме. Тот заполняет какие-то документы на клипборде. Он выглядит очень занятым и важным. А я даже не уверена, можно ли мне здесь находиться. Думаю, на самом деле мне не нужен этот олень.
Но Питер выжидающе смотрит на меня, поэтому я откашливаюсь и спрашиваю:
– Прошу прощения, сэр, сколько стоит этот олень?
– О, эта часть лота, – отвечает он.
– О-о. Эм, извините, а что такое лот?
– Это означает, что олень является частью набора, – объясняет он. – Вы должны купить весь набор украшений. Семьдесят пять долларов. Они винтажные, как видите.
Я начинаю отходить.
– В любом случае, спасибо, – произношу я.
Питер подталкивает меня обратно, и я одариваю мужчину обаятельной улыбкой, говоря:
– А Вы не можете просто отдать его вместе со стульями? Подарок при покупке?
Мужчина вздыхает:
– Я не хочу их разделять. – Он отворачивается, пролистывая бумаги на клипборде.
Питер бросает на меня взгляд, словно говоря: «Ты же хочешь этого оленя, так что действуй». Я возвращаю ему взгляд, отвечая: «Я не хочу его так сильно», но Питер твердо качает головой и подталкивает меня в сторону мужчины.
– Пожалуйста, сэр? – спрашиваю я. – Я дам вам за него десять долларов. Никто даже не узнает, что не хватает оленя. И взгляните, его нога немного треснута на основании, видите? – Показываю я.
– Хорошо, хорошо. Просто забирай его, – скупо отвечает мужчина, и я, озаряя его улыбкой, тянусь за кошельком, но он отмахивается.
– Спасибо! Спасибо Вам большое. – Я прижимаю оленя к груди. Может быть, торговаться не так уж и сложно, как я думала.
Питер подмигивает мне, а потом говорит мужчине:
– Я подгоню машину поближе, чтобы мы могли погрузить стулья.
Они выходят, я же торчу в доме, разглядывая на стене фотографии. Интересно, их тоже продают? Некоторые из них выглядят по-настоящему старыми: черно-белые изображения мужчин в костюмах и шляпах. Одна фотография девушки в церковном платье, оно белое и с кружевами, похоже на свадебное. Девушка не улыбается, но в ее глазах есть озорной блеск, который напоминает мне о Китти.
– Это моя дочь. Патриция.
Я оборачиваюсь и вижу старика в темно-синем свитере и плотных джинсах. Он стоит, прислонившись к лестнице, и наблюдает за мной. Он выглядит очень слабым; его кожа бледная и прозрачная.
– Она живет в Огайо. Работает бухгалтером. – Он по-прежнему смотрит на меня, словно я напоминаю ему кого-то.
– У Вас милый дом, – произношу я, хотя это не так. Он старый и его бы не помешало хорошенько прибрать. Но вещи внутри милые.
– Теперь он пустой. Все мои вещи распроданы. Я ведь не смогу забрать их с собой.
– В смысле, когда умрете? – шепчу я.
Он впивается в меня взглядом.
– Нет. В смысле, в дом престарелых.
«Упс» 
– Верно, – говорю я и начинаю хихикать, как делаю всякий раз, когда чувствую себя неловко.
– Что у тебя в руке?
Я поднимаю.
– Это. Мужчина в костюме дал его мне. Вы хотите его вернуть? Я не заплатила за него. Он часть лота.
Он улыбается, и морщины на его коже углубляются.