На маленьком острове
Однако нет, не уйти добыче. Тот безвестный рыбак, который выдумал когда-то кошельковую снасть, был, наверно, завзятым курильщиком. Свой невод он сделал по образцу табачного кисета — того известного всем кожаного или матерчатого мешочка с продетым сквозь него шнурком, которым обыкновенно пользуются курильщики. Курильщик, когда хочет закрыть кисет, делает так: потянет за шнурок, и края кошелечка стягиваются туго-туго. Ни одна крошка курева не просыплется.
Вот, должно быть, вертел рыбак-курильщик свой кисет в руках да вдруг подумал: а что, если сеть устроить так же? Чтобы она была круглая, как этот кошелечек, и чтобы тоже затягивалась шнурком. Только не верх, конечно, стягивать нужно — через верх рыба не уйдет, — а низ.
Сказано — сделано. Взял рыбак сеть, нанизал на нижний конец кольца и продел сквозь них веревку. Получился огромный кисет. Обметать им участок в море — дело нетрудное. Стянуть низ веревкой тоже несложно. А рыбе не уйти. Ведь из завязанного кисета табак не просыпается? Нет. Вот и с кошельковым неводом то же самое: ни одной рыбешке не ускользнуть из него.
Ловко придумал рыбак-курильщик!
Старый Леппе умел завязывать свой кисет. И не хуже этого умел обращаться с кошельковым неводом. Когда лодки сошлись и края сети зашли один за другой, он захватил концы веревки своими жилистыми, поросшими седым пухом руками и накрепко стянул нижние кольца сети. Готово! Не уйти кильке. Только есть ли она?..
Старик глянул из-под клочковатых бровей в зеленую мутную воду, посмотрел на Манга и сказал:
— Взяли, Густав!
Сеть с двух сторон стали втаскивать в лодки. В ячеях сверкнула рыба. Это была килька. Местами стенка сети была как бы заткана сплошным серебром. Тысячи маленьких, толстоспинных килечек трепетали и бились.
— Ox, и много же ее! — говорил Николай Леппе. — Боюсь, сеть не выдержит — гнилая.
Руки его дрожали, пот градом катил по лицу. Но глаза вечно недовольного старика сияли радостью.
— Тридцать лет не ловил кильки, — бормотал он, — и вот снова довелось… Пришла все-таки!
Густав Манг, большой и сильный, поднимал тяжелую сеть и, встряхивая ее над лодкой, сбрасывал рыбу на дно.
— Ну что, не ошиблись мы, Андрус! — торжествуя, крикнул он юноше.
— Не ошиблись, дядя Густав! После такой проверки будет что рассказать в городе.
— Вот-вот… Закончим, и прямо с лодки — на моторку. Полным ходом двигайте!
Забыв о несведенных счетах, Марти толкнул приятеля в бок:
— Едем, значит!
— А как же! Я ведь тебе говорил, что поедем, — солидно ответил Юло.
Часть третья
1. На большом берегу
Трудно поверить, что могут найтись в нашей стране граждане, достигшие довольно солидного, одиннадцати-двенадцатилетнего возраста и никогда не видевшие поездов, высоких каменных домов, асфальтированных дорог. Трудно поверить, что могут найтись у нас ребята, которые, учась в четвертом классе, знают об этих вещах только по картинкам в книжках. Однако факт остается фактом: у Марти и Юло жизнь сложилась именно так. Как бы ни хотелось мальчикам, но паровозам действительно нечего делать на их маленьком острове. Семь километров в длину и четыре в ширину — не очень-то разбежишься на таком пространстве!
Что же касается асфальтированных дорог, то они на острове будут. И высокие каменные дома тоже. Недаром Мартин Крусте говорил недавно на заседании правления, что пришло время подумать о строительстве большого, красивого Дома культуры для колхозников Вихну. Дом культуры наметили построить в центре острова, а от мола к нему проложат широкую, гладкую дорогу, по бокам которой будут электрические фонари на высоких железных мачтах.
Так задумали вихнувцы. А что задумали, то исполнят. Как известно, у них слово с делом не расходится. Но пока — чего нет, того нет. И Юло с Марти, впервые вступив на Большой берег, не переставали ахать.
Прежде всего перед ними раскрылся порт. У причалов, сверкая белой краской надстроек, стояли пароходы. Некоторые были огромны. В их каютах могли не теснясь расселиться все вихнувцы от мала до велика.
Над пароходами, даже над пароходными трубами, поднимали шеи громадные голенастые стальные птицы. Это были подъемные краны. То наклоняя, то вздергивая вверх клювы, они вытаскивали из судовых трюмов ящики, тюки, мешки, бочки, стальные балки, листы железа, бревна, доски, рельсы, части машин.
А другие краны нагружали пароходы. Они тоже плавно разворачивались, тоже то наклоняли, то поднимали свои могучие стальные шеи и несли в клювах, будто кормили ненасытных птенцов, связки тюков, ящиков, мешков.
Толкая пустые и груженые платформы, гудели, надрывались паровозы. Вдоль причалов быстро передвигались какие-то странные машины, неся перед собой, как люди носят поленья дров, сложенные друг на друга ящики и мешки. Машины назывались автопогрузчиками. Об этом мальчикам сказал Андрус.
Глядя на то, как все в порту бурлит, кипит и находится в движении, Юло вспомнил вчерашний разговор в правлении колхоза. «У нас каждый край, — говорил вчера Мартин Крусте, — дает то, чем богат, и получает то, в чем нуждается. У нас всюду стараются выпустить побольше всякого добра, и от этого всем хорошо».
Он прав, председатель. Вон ведь сколько добра сюда присылают! Вон сколько пароходов выгружается! И пустыми они отсюда не уйдут. Здесь их тоже доверху загрузят. Кстати, те бочки, что опускают сейчас в трюм, — не вихнувские ли это бочки? Не с рыбой ли? Что-то очень похожи!..
Миновав порт, вихнувцы вышли в город. Юло и Марти чуть не разрывались на части. Надо было разглядеть одновременно и высокие, красивые дома, и старинные крепостные башни, и четко шагающую под дробь барабанов колонну пионеров, и трамвай, который с веселым звоном мчится по улице, и толстых, важных голубей, разгуливающих на площади под ногами прохожих, и красивый фонтан среди садика: два бронзовых мальчика изо всех сил прижимают к себе здоровенную рыбину, а из ее рта бьет высокая струя воды.
Андрус — человек бывалый. Он все знает. Мальчики его засыпают вопросами — и он терпеливо отвечает.
— Андрус, фонтан в саду — это для людей или чтобы птицы пили?
— Для красоты. Людям приятно смотреть на фонтан. Ну и птицы, конечно, пользуются. Когда воды мало, воробьи даже купаются…
— Магазинов сколько!.. Что ни дом, то магазин. Зачем столько?
— В городах на главных улицах всегда магазинов много. Ведь они не только городским нужны. За покупками из деревни многие приезжают.
— А почему милиционер посреди мостовой? Еще под машину попадет.
— На милиционера машина не наедет. Ты лучше смотри, чтобы на тебя не наехала.
Вдруг Андрус перестал улыбаться, в глазах появилась суровость. Они проходили мимо заводского здания. Вожатый сказал, что здесь работал его отец. Он был токарем по металлу. А когда Эстония стала советской, рабочие выбрали его председателем завкома. И это его стараниями вон в том красивом особняке, что виднеется через улицу, был устроен детский сад. Особняк был хозяйский. В нем жил хозяин завода. А его отдали детям рабочих. Там им было очень хорошо, они там проводили целые дни.
Скоро, однако, началась война, пришли фашисты, вместе с ними вернулся и хозяин. Он выбросил в мусорный ящик игрушки малышей, он пожег в печке маленькие стулики и столики. Дети снова остались на улице. Играли среди мусора, а красивым домом любовались издали.
Отец же Андруса и многие другие рабочие взяли винтовки и пошли воевать за то, чтобы все лучшее, что есть на земле, было для народа, а не для хозяев.
Они добились своего. Советская Армия победила фашистов, Эстония снова стала советской, хозяин завода убежал, а особняк опять отдали детям.
