Персидские ночи (СИ)

Чеканщик зацокал, щедро улыбаясь и размахивая руками, словно обрисовывал силуэт девушки, что-то сказал Хамату, качнувшись с явным подобострастием. Тот согласно кивнул. Старик тут же подал Жене красивый широкий браслет на руку, чуть не насильно вложив его ей в ладонь.
— Спасибо, — закивала девушка и полезла в сумочку за деньгами, но старческая рука накрыла ее.
— Э-э-э! — замахал руками, изображая оскорбление. Хамат загадочно улыбнувшись, кивнул старику и, подхватив Женю за талию, увлек за подругами дальше по улице.
— Я должна заплатить…
— Нет. Это подарок от чистого сердца самой прекрасной женщине, что видели глаза старого человека. Уважаемый Нураи выказал уважение и восхищение твоей красоте.
— Ты знаешь его?
— Да, он мастер своего дела. Сейчас таких мало осталось.
— Ты вырос здесь?
— Здесь и там. Я стал взрослым очень рано, — склонился над ней, замедляя шаг. Его глаза смотрели в ее, а губы почти касались ее губ. И надо бы отодвинуться, стряхнуть его руку, да побежать за подругами, которых уже невидно впереди, но хочется, наоборот, остановиться и пока никто не видит, позволить себе ощутить вкус его поцелуя, и не стряхивать руку, а заставить обнять ее крепче.
Они остановились. Хамат обнял девушку, прижал к себе властно и нежно:
— Ты самая красивая женщина, рожденная на свет, — прошептал, касаясь дыханием ее губ. — Нет губ нежнее, чем твои, нет глаз лучистей и прекрасней…
Женя заворожено смотрела в его зрачки и чувствовала волнение, трепет и желание.
‘Один поцелуй, всего один’, — подумалось: ‘что я теряю? Даже, если… Двенадцать дней и мы расстанемся. Но лучше не жалея, что я так и не узнала, какой он, его поцелуй’…
Губы Хамата приникли к ее, и девушку накрыла волна нежности и жгучего желания. Ее пальцы пробежали по гладкой коже парня, наслаждаясь ее теплом, ладонь легла на упругую грудь. Хамат сжал девушку в своих объятьях, осторожно проникая рукой под рубашку, лаская нежную кожу.
‘Я сошла с ума’, — подумала Женя, впуская язык парня в рот, обвила руками его шею, пальцами перебирая шелк его волос.
Кто-то насмешливо залопотал рядом и послышался детский смех.
Девушка отстранилась и увидела стайку мальчишек, которую уже вспугнула охрана.
Черт! — покраснела Женя, пряча пунцовое лицо на груди Хамата: еще и охрана видела! А в груди все дрожало и хотелось послать всех к черту вместе с обычаями, менталитетом и стереотипами мышления и просто наслаждаться поцелуем, в крепких объятьях Хамата. Он сводил ее с ума. Запах, исходящий от его кожи, кружил голову. Взгляд сметал все доводы рассудка, а сильные руки дарили покой и безразличие ко всему, что не относилось к Хамату.
Он нежно поцеловал ее в висок и, обняв, медленно повел по улочке вверх:
— Тебе обязательно нужно посетить базарчик?
Какой базарчик?!... Голова кружится, в груди жарко и все дрожит внутри.
— Скажи, что тебе нужно, привезут, — заглянул в глаза. Женя тряхнула волосами, отстраняясь: ей было ясно, что он скажет сейчас, что предложит, но она еще в своем уме… почти в уме.
— Нет. Девочки меня потеряли, наверное.
— Не думаю. Сусанна знает, что ты со мной, значит, все будет в порядке.
— Переводчик пользуется большим авторитетом у госпожи, и местных жителей? — прищурилась Женя, то ли уличая, то ли специально раня, чтоб оттолкнуть и вычеркнуть из памяти сладкие минуты вместе с их виновником. Она справится, она победит слабость — вывернулась из его рук и поспешила вперед.
— Женя?
— Хамат, послушай меня, ты взрослый, умный мужчина. Целуешься замечательно. Я хотела это проверить и проверила, но ничего больше – ничего. Мы будем друзьями, хорошо?
Глупо. Она это понимала и уже проклинала себя за минутную слабость и пыталась как-то объяснить ее себе, оправдаться. Но Хамат смотрел на нее и плавил решимость сопротивляться.
— Чего ты стесняешься?
— Стесняешься? — рассмеялась она. — Что ты!
— Тогда боишься?
— Кого, чего? — изобразила удивление.
— Себя, например, — развернул ее к себе.
— Отпусти. Не смешно.
— И в мыслях не было смеяться. Тем более над тобой.
— Хамат, я сделала глупость, теперь жалею. Давай забудем и начнем все сначала. Ничего не было и никто никому ничем не обязан. Ты же цивилизованный человек, жил во Франции, а там нравы еще проще.
Парень явно расстроился, помрачнел.
— Ты была во Франции?
— Нет, но слышала. В общем, я побежала за девочками, а ты оставайся. Спасибо, — улыбнулась вполне приветливо, но несколько холодно и стремительным шлагом пошла прочь.
Хамат застыл, глядя ей вслед, и слушал лишь гул крови в висках, которая вторила цоканью каблучков девушки. Его руки еще обнимали ее, пальцы чувствовали тепло и нежность ее кожи, губы пили поцелуй и было тесно в груди и паху от желания.
— Хозяин? — тихо позвал Темраз, держась в паре шагов от него. Хамат покосился на него и пошел за девушкой.
Женя неслась по улочке, ругая себя на чем свет стоит. Надо же было ей поддаться соблазну! О чем она думала? Надо же вляпаться и позволить поцеловать себя парню, которого знаешь два дня и который явно неровно дышит в ее сторону, и вообще, странный, загадочный и неоднозначный. Что теперь будет, Аллах и то не ведает!
Женя решительно не понимала себя, того, что с ней происходит. Она считала себя человеком серьезным и вдумчивым не без основания. Она всегда взвешивала свои слова и поступки, думала, прежде чем делать и говорить. Строила четкие планы, а не замки из песка и старалась подходить к любым вопросам и решению проблем основательно. Ни легкомысленной, ни романтической натурой она себя не считала, хотя имела определенные слабости. В любовь с первого взгляда не верила и к приглашениям на ужин относилась избирательно-настороженно.
За двадцать пять лет жизни ей довелось повстречаться с многими типами мужчин, и она могла более-менее правильно спрогнозировать и свои поступки, и поступки потенциального жениха, любовника. Таких, как Хамат, она всегда обходила стороной не только потому, что ей нравился другой типаж мужчин, а скорей из осторожности. И никогда, ни разу за свою взрослую жизнь не позволяла лишнего во вторую, третью встречу, не зная человека, всегда держалась на дистанции, не только чтоб он не подумал плохого о ней, но и чтоб самой потом не чувствовать себя отвратительно грязной. Тем более никогда не чувствовала настолько сильного влечения и просто убивающего ее желания, сходного с безумием, за которым неважно ничего, кроме парня, о котором знает не больше, чем о любом из этих зданий – общие черты: имя – название, внешность – фасад, назначение – должность.
Даже сейчас, вспоминая Хамата, она чувствовала слабость в ногах и желание вернуться, сказать – да! И наплевать на все и всех.
Где она забыла ум? Что съела? Шпанскую мушку?
И что о ней подумают подруги, охранники, муж и мать Сусанны, которым обязательно доложат доброхоты, о том, что было? Те посмеются и будут считать очередной дурочкой, с которой можно порезвиться, зажав, как шлюшку, прямо на улице.
Женя тряхнула волосами: пока ничего не случилось и не с чего гореть от стыда. Подумаешь, поцеловались – что в этом такого? Они же цивилизованные взрослые люди, не ханжи и не пуритане. Нет, хватит мучиться от ерунды, забивать голову лишним. Было и было – проехали. Главное, не наделать еще больших глупостей, не поддаться странному влечению, что оказалось сильней, чем разум. И держаться подальше от Хамата. Близко не подходить, не смотреть, не думать, не представлять, не вспоминать.
Женя прикусила губу, чтоб стереть память о поцелуе, таком нежном и страстном…
Тьфу! Не вспоминать! Не думать!
И ничего не есть кроме фруктов!
А может, это воздух так действует, экзотический аромат, витающий вокруг?
Первой она увидела Надю. Девушка примеряла платья, кофточки, прикладывая их к груди под довольное цоканье молоденького, улыбчивого перса. Парнишка просто светился от счастья и, как мог, нахваливал товар и покупательницу, даром, что она и слова не понимала. К нему подходили парни и мужчины, с любопытством и понятным вниманием глядя на девушку, что копалась в ассортименте лотка. Кто-то норовил ее задеть, кто-то что-то втолковывал и, поворачиваясь к товарищам, смеялся. Жене показалось, что над Надей не просто смеются, а насмехаются.