Отважные(изд.1961)

– Найдет чего! – буркнул рябой и умолк.
Он подсел к окошку и стал осторожно поглядывать в узкий проулок, вдоль которого тянулась серая каменная стена. Потом он поманил к себе рыжебородого. Они примостились на нарах по обе стороны окошка и стали о чем-то тихо переговариваться. Когда окошко заслоняли яловые сапоги, старики отодвигались от него подальше, когда яловые сапоги удалялись, они вновь придвигались поближе.
– Как по-твоему, что с нами будет? – спросил Коля.
Девочка наморщила лоб.
– Не знаю. Меня, наверное, пошлют в Германию.
– Вот хорошо, если бы меня послали в лагерь! – вздохнул Коля. – Я был бы вместе с папой...
– Не пошлют, – с уверенностью сказала Мая, – ты же не пленный.
– А куда ж они меня денут?
– Подержат, подержат, а потом вернут к дяде.
Коля вспыхнул:
– А я от него все равно сбегу!..
– Куда убежишь?
– К Якушкину!.. А может, в Малиновку! – Он наклонился к ней и заговорщически прошептал: – Я такое слово знаю, меня сразу в партизаны возьмут.
– Какое? – с интересом спросила Мая.
– Такое! Сказать не могу! Тайна.
Рябой дед вдруг спросил:
– А кого ты в Малиновке знаешь?
– Многих знаю! – задиристо ответил Коля.
Опять эти деды лезут не в свое дело!
– Кого, например? – настаивал рябой.
– Ну, одну тетку, которая с краю живет.
– А как ее зовут?..
Коля подозрительно взглянул на рябого:
– А вы почему меня, дедушка, спрашиваете?
– Очень просто – я сам из Малиновки. У меня там все кумовья да свахи...
– Ну, а Полозневу знаете? – осторожно спросил Коля; он и сам не был уверен в том, правильно ли запомнил это имя.
Деды переглянулись. На их иссеченных морщинами лицах вдруг появилось какое-то новое выражение. Они смотрели на Колю с любопытством и в то же время с недоверием. «Кто же ты? – как бы говорили их взгляды. – Знаешь ли ты, о чем болтает твой язык?»
– Слышал о такой, – сказал Степан Лукич. – Только она из деревни давно ушла...
– Куда ушла? – встрепенулся Коля.
– Вот еще! Скажи ему куда! – угрюмо проронил старик. – Ушла, и все. А ты кем ей приходишься?
Коля промолчал.
– Ну, а еще кого в деревне знаешь? – продолжал допрос рябой.
– Никого больше не знаю, – огрызнулся Коля.
Он повернулся к любопытным дедам спиной и стал говорить с Маей. Она уже заплела косы и молча сидела, устало привалившись к грязной стене.
– На улице дождь, – мечтательно сказала она.
– А я люблю, когда дождик, – ответил Коля. – После него грибы растут.
Мая оживилась:
– Люблю ходить по лесу! Идешь, а под ногами земляника! Много-много. Ты ее собираешь, а тебе кажется, что из-за куста сейчас медведь выйдет!.. Ты медведей боишься?
– Чего их бояться, – усмехнулся Коля. – Я не то что медведей, я и волков не боюсь!.. Волку свистнешь, а он к тебе бежит, как собака...
Рябой засмеялся мелким смехом:
– А волка-то живого ты когда-нибудь видел?
– Видел!
– Какой он?
– Большой и серый!
– Сам ты серый! – ухмыльнулся дед. – У нас волки были рыжие. А последнего, если хочешь знать, убили в двадцать пятом году. Когда тебя еще на свете не было!
Коля засопел, не найдя что ответить на такое унижение. Но Мая вступилась за него:
– Вот уж и неправда, дедушка! И теперь у нас еще есть волки. И не рыжие, а серые. Одного из них я сама видела, мой брат с охоты привез.
– А что, Тимоша, – вдруг сказал рыжий дед рябому, – я тоже знал одного такого охотника, который серого убил. Учитель был такой, Геннадий Андреевич! Не слышал? Ну, тот, у которого еще лодка была своя. Он к нам часто приезжал.
Коля насторожился. К чему вдруг дед упомянул о Геннадии Андреевиче? Признаваться ли, что он его знает?!
– Да, помню, – отозвался Тимофей, – хороший мужик. Где он сейчас?
– Не знаю. Говорят, остался... А может быть, и ушел...
Коле очень хотелось сказать, что он знает, где сейчас Геннадий Андреевич, и этим показать свою осведомленность. Но за последние дни он научился молчать.
– Это в вашей школе Геннадий Андреевич учителем-то был? – вдруг обернулся к Коле рыжебородый дед. – Ну, чего молчишь? Говори!
Старики внимательно уставились на него, и Коля понял: весь этот разговор они завели не случайно и чего-то от него ждут.
– Ну, в нашей, – сказал он насупившись.
– Значит, ты его в лицо опознать можешь?
– Могу, – ответил он.
Старики вновь о чем-то долго шептались, потом Степан Лукич, кряхтя, отполз в самый дальний угол нар и поманил ребят к себе.
– Подьте сюда, – тихо приказал он.
По выражению его лица, сразу как-то помолодевшего, Коля понял, что старики пришли к какому-то важному решению. Он кивнул Мае, и они подсели к деду поближе. А в это время Тимофей продолжал пристально смотреть в окошко.
– Вы, ребята, на свободу хотите? – серьезно спросил Степан Лукич.
– Конечно, хотим, – ответили Коля и Мая.
– Придется, ребята, вам отсюда бежать, а то худо вам будет.
– Как – бежать? – спросил Коля, удивленно смотря на этого чудаковатого деда.
– Это можно. Если только не струсите!
– Не струсим! – оскорбился Коля.
Тимоша, не отводя глаз от окна, вдруг сделал резкое движение рукой:
– Подойди-ка сюда. Сумеешь протиснуться в отверстие?
Коля на коленях подполз к окошку и, привстав, примерился. Да, он свободно мог пролезть в него. А Мая тем более.
– Ну, а ты, Мая, не боишься? – спросил девочку Степан Лукич.
– Боюсь, но полезу, – вздохнула она.
– Вот что, ребята, – прошептал Степан Лукич. – Через полчаса полицаям привезут обед. Они поднимутся на второй этаж, а на посту останется лишь один часовой... Я начну колотить в дверь, требовать начальника. И вот тут самое главное!.. Как только часовой с проулка кинется к нашей двери – а для этого ему надо спуститься в подвал, – Тимоша разобьет стекло в окошке, и тут вы сразу же вылезайте. Но только не бегите, иначе вас заметят. Идите спокойно. А как завернете за угол на улицу, бросайтесь в проходной двор.
– Рядом с молочной! – сказал Коля.
– Точно. Вижу, город знаешь... Ныряйте туда, а там уж ног не жалейте.
Коля оживленно слушал, но вдруг его лицо помрачнело:
– Потом-то куда идти?..
– А что, у тебя никого нету? – спросил дед.
Коля подумал.
– Пойду к дяде Якушкину. Он спрячет.
– А ты куда? – спросил Степан Лукич Маю.
Девочка растерянно посмотрела на него:
– Мне пойти, дедушка, некуда. У меня дома нету.
– Где же твои родители?
– Отца арестовали, – сказала Мая, – а мама потерялась. Мы ехали в Воронеж. На одной станции она выскочила из теплушки и побежала за водой, как раз в это время поезд и тронулся...
– Как же ты оказалась в городе?
– Наш поезд разбомбило. Все, кто остался жив, разбрелись, и я вернулась...
– История! – проговорил Степан Лукич. – Действительно, куда же вам, ребята, деваться? Ну как, Тимоша, можно им довериться?
– А что, если их поймают? – с сомнением сказал рябой.
– Да, дело сложное, – тяжело вздохнул Степан Лукич. – Что ж, Тимофей, без риска тут не обойтись.
– С умом надо делать, – отозвался тот, – без ума-то и ребят погубим, и себя, да еще и других впутаем...
Степан Лукич внимательно посмотрел на ребят, как бы оценивая их силы. Колю бил озноб. Ему было и страшно и в то же время очень хотелось выбраться наконец из этого страшного подвала. Мая, наоборот, сидела с безучастно-спокойным лицом. Она как будто уже приготовилась к самому худшему, и ее ничто не страшило.
– Вижу я, что вы ребята хорошие, – сказал Степан Лукич, – но от вас зависит, прямо скажу, большое дело. Нам все равно погибать. Сегодня нас повезут на очную ставку с одним предателем. Мы даже не сможем сказать потом, кто он. К утру нас, наверное, расстреляют... Мая, ты отсядь! Я Коле что-то на ухо скажу... Тебе слушать не надо...
Мая отошла в другой конец подвала. Она не обиделась: значит, так надо, значит, она не должна знать того, что ей не хотят или не могут доверить.