Слева от солнца
Гена озадаченно поскреб макушку. В голове никак не укладывалось, что его дед с бабкой тоже были когда-то молодыми, уверенными в себе, знать не знающими о том, сколько бед и радостей им предстоит еще пережить. На одной из фоток дед и вовсе оказался старше Генки всего на год или два. Но глаза и здесь были задиристыми, улыбка — белозубой, чуть снисходительной. Оно и понятно, вся жизнь у этого безусого Жорки была еще впереди. И море по колено, и любая задача по плечу. О старости с болячками он, верно, тогда понятия не имел. И здоровьишком своим разбрасывался, как сеятель зерном…
Генке стало грустно. В самом деле, столько лет прожили и ни разу не садились за компьютер, не выходили в сеть, не играли даже в простенькие игрушки. Под старость лет и вовсе электричества лишились. Практически вернулись все в тот же убежавший век, в котором появились первые из висящих на стене фотографий.
Пройдясь из кухни в спаленку, он обратил внимание еще на одну особенность. Дом тут и там застилали вязанные из разноцветных тряпочек половики. Ходить по ним было одно удовольствие. Да и разглядывать казалось любопытным. Круглые и овальные, длинные и короткие, связанные в форме сердечек и восьмерок, коврики ни разу не повторяли друг дружку, — отличались узорами, формой и размерами. Заинтересовавшись, Генка попробовал пересчитать половики и очень скоро сбился. Но получалось все равно прилично — что-то около трех-четырех десятков.
Старенький рукомойник Генка исследовал более внимательно. Устройство оказалось остроумным и забавным. Приподняв тяжелую крышку, он ковшиком наполнил рукомойник до краев и, конечно, пролил воду себе на колени. Кое-как почистил зубы, осторожно поплескал водой на лицо. Полюбовавшись собственным носом в стоящем на полочке зеркале, обнаружил комариный укус. Как раз точнехонько между глаз, словно неведомый комар не поленился шажочками измерить дистанцию. Почесавшись, Генка показал кулак квакнувшей за спиной кукушке и взялся за полотенце.
Буйство мух под низеньким потолком ему не понравилось, и Генка немного погонял их полотенцем, даже угодил разок по лампочке. Мухи, конечно, не тараканы, но, пожалуй, стоило подумать о средствах против летунов. Подросток припомнил о человеке, попавшем в книгу рекордов Гиннеса только за то, что умудрился просидеть сколько-то там минут в стеклянном ящике с тысячей тараканов. Конечно, находились чудаки, что сидели и с тиграми, и со змеями, но тот храбрец Генку по-настоящему поразил. Уж его в такой ящик нипочем бы не засадили. Как говорится, дураков нет! Да и глупое это занятие — запираться со всякими неприятными тварями. Охота выказывать отвагу — можно преступников ловить, людей из-под лавин выцарапывать или пожары тушить. А в разные там виварии пусть лезут те, кому делать нечего…
— Гена! Выходи!
Крик доносился со стороны улицы, и, перейдя в гостиную, Генка приблизился к окну и недоуменно шевельнул бровями. За калиткой маячили знакомые фигуры. Так и есть — вчерашний детсад. Он шагнул чуть в сторону, но опоздал.
— Видим, видим! Вон ты где прячешься! — Юрашка просунул между досок уличающий палец. Гена хмыкнул. Значит, придется выходить. Да и пусть, если недолго…
* * *Но вышло все-таки надолго. Потому что с самого утра салажатам загорелось идти в поход. Отправлялись не куда-нибудь, а смотреть «секретик», о котором проболтался вчера Юрашка.
Сам-то Гена не собирался ни в какие походы, — за глаза хватило вчерашних приключений, но отказываться было неудобно. Варя глядела доверчиво, Юрашка — преданно. Да еще голопузого Шурика с собой прихватили — того самого, что разревелся вчера на дороге. И впрямь не команда, а детский сад! Но ведь вели себя так, словно действительно собирались посвятить в космические тайны! А какой там секрет у шпингалетов? Чепуха какая-нибудь на постном масле…
Как бы то ни было, но они снова топали по дороге, и все мускулы у Генки ныли, а суставы ощутимо поскрипывали. Кроме того, приходилось тащить все ту же авоську с пряниками, бутылью молока и какой-то загадочной коробкой. Коробку сунул, конечно, Юрашка. При этом улыбнулся покровительственно, даже подмигнул. Неумело — обоими глазами. И ведь тяжеленной оказалась коробка! Да и молоко, пусть козье, легким вовсе не было. А через километр-полтора, глядя на хромающую Варю, Генка со вздохом предложил понести и голопузого Шурика. Тайно он надеялся, что девочка откажется, но Варя с радостью согласилась. Малыш двух неполных лет с охотой пересел к Генке на плечи — все равно как на коня. Даже прокричал что-то лихое и за уши ухватил. Так и получилось, что прогулка вылилась в настоящий поход — со всеми положенными мытарствами и лишениями.
Зато и Варя, наконец, решилась на откровенность. Странным было даже не то, что она доверилась Генке, а то, что рассказ ее совсем не походил на историю маленькой девочки.
— …Сначала у нас все хорошо было. Сейчас вспоминаю — прямо сказкой кажется, — Варя шагала, чуть прихрамывая, оживленно покачивая авоськой. — Папа игрушки приносил, елку на Новый Год наряжал, мама медсестрой работала, ужинали вместе, смеялись часто. А затем на шахте обвал произошел. Метан взорвался. И папа не вернулся. Их только на третий день откопали… Вот тогда и закончилась наша сказка. Мама пить начала, ее с работы уволили. На рынке торговать пробовала — тоже не получилось. Стала приводить женихов, все замуж хотела выйти. А женихи надолго не задерживались, сбегали. Мать на меня стала кричать, даже побила пару раз. Говорила, будто я мешаю ей новую жизнь начать… — голос у Вари звучал ровно. Видимо, с прошлым своим она давно свыклась. — Бабушка уже тогда приезжала из деревни, с мамой ругалась, меня к себе звала. А потом… Потом мы квартиру продали, в другой район переехали — уже в коммуналку. Там двор незнакомый, школа другая, неуютно. Как-то я домой из школы шла, и вдруг слышу крики! Детский такой голосок. Побежала, а там девчушка, еще меньше меня, — между гаражами спряталась и визжит. А к ней собака рвется. Из этих новомодных… Еще произносится непросто. Страфо…
— Стаффордширский терьер, — предположил Генка.
— Во-во! Он самый. Пасть как у акулы, весь гладенький, с черными полосами. И главное — хозяйка тут же рядом! Стоит и орет на девочку, чтоб та не визжала, представляешь? Вроде как песик ее нервничает из-за криков. И при этом удержать его никак не может. Поводок — как струна, и пес все ближе к гаражам, прямо озверел совсем. Понятно, что девочка окончательно перепугалась. Какие уж там советы! И я, дура такая, решила, что справлюсь. Ума-то не лишко, — схватила какую-то хворостину и пошла на пса.
— Храбрая! — с уважением протянул Юрашка.
— Глупая! — резко отозвалась Варя. — А глупых жизнь всегда наказывает. Пес о девочке вмиг забыл, на меня кинулся. Хворостинку мою даже не заметил, сразу в ногу вцепился. Я и сейчас помню, как кость хрустнула. Может, и хорошо, что сознание сразу потеряла. Говорят, умереть могла запросто. От потери крови.
Генке потрясенно молчал.
— Очнулась уже в больнице. Врач, стриженный такой, в очечках золотистых, все утешал — говорил: скажи спасибо, что ногу сохранить удалось.
— А что пес? — выдавил из себя Генка.
— Ничего. Мать поначалу в суд на хозяина подала, думала компенсацию получить, только ошибочка вышла. Судье объяснили, что я сама собаку палкой дразнила. Даже хворостину ту в суд принесли, а может, и не ее, побольше что-нибудь подобрали. И девочка подтвердила… В общем, на этом все и закончилось… Хирурги еще об одной операции говорили, но это же деньги — и немалые, а где их взять… — Варя вздохнула. — С тех пор дома стало совсем плохо. Нога нагнаивалась, никак не заживала. Бомжи какие-то постоянно угол снимали. Представляешь, в одной комнатке — всемером жили! Тогда-то бабушка меня и забрала к себе. Со всеми документами. Сказала, что навсегда. Привезла в Соболевку, повязки какие-то стала делать, шептать над ногой.
— Я тоже видел! — подтвердил Юрашка. — Вот так пошепчет, а потом руками водит.
— И как? Помогло?