Волжские сказки

— А хорошую сказочку расскажешь?
Отвечает девушка:
— Сначала погрейся, каши попробуй, а там уж и сказочка поспеет.
Завела гостя в избушку, кашей накормила, кашу сказочкой приправила.
Понравилась сказочка Морозцу, он так и заладил:
Воробьишка-простота
Купил рака без хвоста,
Ехал задом наперёд,
Въехал в зайкин огород.
Ладил-ладил, хлопнул по столу:
— Научу тебя, девушка, за твой привет серебряные узоры вышивать.
Вытянул из рукава в достатке белоснежного полотна, вытянул из рукавицы клубок серебряных ниток, достал из шапки серебряную иголку, достал из кармана серебряный напёрсток.
Ласка да подсказка — верные помощники. Начала старшая такие диковинные узоры вышивать, что Морозец схватил шапку в охапку и побежал скорее эти узоры на окнах рисовать. Матери Зиме в удовольствие, людям на радость.
А дома старуха места себе не находит, из себя выходит. Не на ком ей зло сорвать, язык поточить. Не выдержала, на старика набросилась:
— Ишь, потатчик! Упрятал нерадивицу, а кто её уму-разуму поучит? Отправляйся и представь мне лентяйку хоть из-под земли!
Старик много не думал. Вмиг лошадёнку запряг, вожжи в руки да такой рысью помчал, сразу около избушки очутился, крикнул весело:
— Обернись, избушка ко мне передом, к лесу задом!
Обернулась избушка, вышла на крылечко такая нарядная девушка, старик и не сразу в ней свою старшую признал. Платье на ней серебром вышито, серебряным бисером разукрашено, в руках серебряный сундучок с клубком серебряных ниток, серебряной иголкой, серебряным напёрстком. А у ног серебряный сундук с нарядами.
Поставил старик сундук на дровни, усадил на него дочку да и домой скорее. Старуха и рот разинула, как увидела старшую, в красный угол повела с приговорочкой сладенькой:
— Не задаром, гляди, я тебя калила, гранила, школила! — Да к старику: — Вези сейчас же, скудоумный, младшенькую за подарочками. Да смотри без толкотни, с бережением!
Младшенькая глазками хлоп-хлоп, да так нарядов захотелось, без словечка дала валенки надеть, шубку надеть, шапочку надеть, на дровни себя усадить, тулупчиком новеньким прикрыть.
Привёз старик младшенькую к избушке, на лавку снёс, каши сварил, домой уехал.
Младшенькая ждала-ждала, кто бы накормил, не дождалась, дремать взялась.
Бежал мимо Морозец, увидел огонёк, ещё сказочку захотел послушать. Заскочил в избушку, увидел другую девушку, обиделся, что не встретила ласковым словом, озоровать начал. Печку задул, кашу опрокинул, младшенькую из тулупчика вытряхнул, чёрным напёрстком по лбу стукнул, дверь распахнул, в лес убежал.
Наутро гонит старуха старика в лес, угол красный убирает, стол пирогами заставляет.
Привёз старик младшенькую, как глянула на неё старуха, заголосила. В чёрных лохмотьях младшенькая, сама от холода и голода чёрной стала.
Хлопнулась старуха на лавку, от горя чёрной сделалась, язык петлёй завязался, «кар» да «кар» выплетает.
Старик одно и сказал:
— Вона какие вороны!
А старшая открыла сундук, и сразу на месте дома вырос серебряный лес, в серебряном лесу встали серебряные хоромы.
Старшая в серебряных хоромах на белоснежном полотне серебряные узоры вышивает — Изморозью сестрицей Морозца стала, старик Бураном по полю гуляет, серебряным ситом серебряные снежинки сеет. В серебряном лесу на серебряном суку две вороны загадку загадывают:
Стоит дуб
На четырёх ветрах,
На дубу
Двенадцать суков,
На каждом суку
По четыре ветки,
На каждой ветке
По семь листков.
 
Воробьиная печаль
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был злющий-презлющий правитель. Любил этот правитель выходить ранним утром на крыльцо своего дворца и гонять жителей царства-государства вдоль улицы и поперек улицы, налево, а потом направо, вперед, а потом назад. Гонял-гонял и к обеду бедняга сам так уставал, еле-еле добирался до своего трона. А трон около окошка, а в окошко был виден сад, да не простой, а вишневый. Правитель осматривал сад и начинал подсчитывать вишенки. Хотелось ему узнать, не украл ли кто какую-нибудь вишенку за ночь, сколько вишенок поспело, сколько банок вкусного вишневого варенья он сумеет осенью сварить.
И вдруг в сад залетел воробей, сел на вишню и стал клевать вишенку. У правителя от злости и жадности и в глазах потемнело. Как? Воробей нахально склевывает целую вишенку? Огромную, с целую сливу! Нет, не со сливу, с яблоко! С арбуз! Ну да, с арбуз! А что если этот нахал воробей пригласит к себе в гости еще одного воробья? Они склюют уж не одну, а целых две, целых две вишенки!
— О! А что если эти два воробья возьмут да пригласят в гости ещё двух воробьев? Тогда будет уже четыре воробья, и они склюют целых четыре вишенки!
— О! А что если эти четыре воробья возьмут да пригласят в гости ещё четырех воробьев?
И пошло и поехало! Не успевает правитель ахать, не успевает правитель подсчитывать:
— О! А что если сто двадцать восемь воробьев пригласят в гости ещё сто двадцать восемь воробьев? Тогда будет… О-о!
Правитель опрометью выскочил на крыльцо, затопал ногами, приказал:
— Немедленно, сейчас же, сию же минуту во всем моем царстве-государстве уничтожить всех воробьев!
Жители привыкли без всяких рассуждений выполнять приказы своего правителя. Выбежали они на улицу с дудками, трещотками, со сковородками да как начали дудеть, да как начали трещать, да как начали стучать — всех воробьёв подняли, опуститься не давали. Воробьи летали-летали, устали и все замертво на землю упали. А жители обрадовались, что так здорово выполнили приказ, сгребли воробьёв в одну кучу, из всех сковородок сколотили одну сковороду, кинули воробьёв на эту сковороду, поджарили и съели.
И сразу в царстве-государстве наступила такая тихая тишина, что от такой тишины даже у самой глухой рогатой гусеницы, которая жила под самой толстой корой самой старой вишни, и то в ушах заломило.
«В чём дело? Что такое? — заволновалась гусеница. — Надо узнать, что это за тишина!» Выползла из-под коры и обомлела — в царстве-государстве нет ни одного воробья! Обрадовалась гусеница, выставила рога, крикнула:
— Эй! Жуки-червяки, эй, сестрицы мои, гусеницы! Пропали наши враги, теперь наша власть пришла! Берись за дело!
И взялись. Всю траву скосили, всю кору съели, всю до одной вишни объели! И так стало кругом гладко, что по гладкой-то дорожке — негде и зацепиться — в царство-государство заявился сам царь Голод. И стали замертво падать на улице уж не воробьи, а жители царства-государства. И правитель с трона свалился, из последних сил додумался: «Что же это выходить — без каких-то там воробьёв и никак нельзя прожить? Выходит, надобны воробьи?» Кое-как позвал тайных советников, стукнул кулаком об пол:
— Раз никак нельзя без этих самых воробьёв, отправляйтесь в соседнее царство-государство да и купите там воробьёв!
А тайным советникам что? Натянули огромные сапоги-скороходы, взяли огромные палки-скороходки и не успели охнуть, очутились в соседнем царстве-государстве. Перво-наперво вволю поели, осмелели, чванливо сказали:
— Продайте-ка нам воробьёв! Мы, так и быть, купим.
А хозяева на них посмотрели-посмотрели да и говорят:
— Воробьёв? Каких это ещё вам воробьёв? Нет у нас лишних воробьёв! Не можем мы вам продать воробьёв!
Советники покрутились-покрутились, а делать нечего. Откланялись да, на этот раз потише, направились во второе соседнее царство-государство. Там шляпы заранее сняли, тихонько сказали:
— Продайте нам воробьёв.