Кряка

Подошёл шофёр, пожилой, сутуловатый мужчина с пышными светлыми усами, посмотрел с любопытством на учительницу: 
- Э-э, да вы, никак, расстроены чем-то? 
- Будешь тут расстроена с вами! - с сердцем сказала учительница. - То одно, то другое! Куда вы девались? Ехать надо, а вы пропали! А там, пожалуйста, поилки с кормушками увезли. Как мы утят поить будем? 
У Елизаветы Петровны заблестели глаза от обиды, и она, чтобы скрыть подступившие слезы, полезла в кабину. 
- Ну, ну, - сказал добродушно шофёр, - вы не расстраивайтесь. Плохо, конечно, что увезли, но ведь бед-то непоправимых нет! Что-нибудь придумаем. 
Елизавета Петровна с надеждой посмотрела на шофёра: 
- Правда? 
- А как же! - Шофёр окинул взглядом двор гаража. - Да вон, например, лежат никому не нужные старые покрышки. 
- Хе! Вы смеётесь! - отозвался из кузова Овсиенко. - Как же это из неё поилку сделать? 
- А очень просто: разрезать покрышку вдоль - сразу две поилки. 
- А чем же её резать-то? - усомнился Юра - Перочинным ножичком? 
Шофёр сердито повёл усами: 
- Циркульной пилой, вот чем! 
- Хе! - перевесившись через борт, заорал Овсиенко. - Юрка, доставай скорее свою циркульную пилу! 
Шофёр, сердито рванув дверку, забрался в кабину. 
- Ни стыда, ни совести! - проворчал он, включая зажигание. - Ты им дело говоришь, а они всё в шутку превращают. 
- Ой, постойте, куда же вы? - взмолилась Елизавета Петровна. - А как же с покрышками? 
Шофёр засопел носом, рывком выключил зажигание. 
- Мороки тут с вами не оберёшься! - проворчал он. - Посидите, я сейчас... 
Вылез из кабины, сутулясь побежал в гараж. 
А в это время наверху произошла ссора. Петя Телегин, разозлившись на дерзкую шутку Овсиенки, дал ему по затылку. 
Овсиенко обиделся, полез было драться, но Юра сказал вполголоса: 
- Ну, ну, смотри у меня, а то и я подбавлю! 
Серёжины глаза налились слезами. Он молча спрыгнул с машины и зашагал прочь. 
Было очень обидно. Кто отличился в закупке утиных яиц? Он - Серёжа Овсиенко! Кто добился девяноста шести и пяти десятых процента сохранности утят? Опять Овсиенко. Кому вынес благодарность председатель колхоза? Ему. Кому объявлена благодарность в приказе по школе? Опять ему. А тут дерутся. И слова не скажи. 
Подумаешь, из-за какого-то шофёра! Если бы он директору школы или председателю колхоза нагрубил, тогда другое дело. И всё это, конечно, от зависти. Вот купит он себе мотовелосипед... 
Серёжа хлюпнул носом, и мысли его приняли другое направление. 
Подумаешь, подзатыльник! И не больно вовсе. Зря он всё-таки обиделся. Ну, ушёл, а дальше? Соберутся завтра ребята и скажут: "Нам такой не нужен. Катись отсюда колбасой!" - и всё. Не видать тогда ему мотовелосипеда. Надо как-то вывернуться незаметно, сделать вид, что он пошёл... посмотреть покрышки. 
Серёжа был как раз возле раскрытых настежь ворот гаража. Около сложенных горой покрышек он увидел сутулую спину шофёра и рядом с ним щупленького, с обгоревшим на войне лицом - заведующего гаражом. Склонившись, он писал что-то в блокноте. 
Шофёр топтался на месте и, словно ища кого-то, нетерпеливо посматривал по сторонам. Увидев Серёжу, он обрадованно закивал головой и, махнув неуклюже рукой, крикнул: 
- Ну-ка, поди сюда, шустрый! Серёже только этого и надо было. Он даже подпрыгнул от радости. Подлетел, сказал весело: 
- А вот он и я! Что надо делать? Завгар вырвал листок из блокнота и протянул его Серёже: 
- Сейчас дам машину, погрузим покрышки, и ты отвезёшь эту записку на лесопильный завод Кручинину. Понял? Там их разрежут, и у вас будут на первый случай поилки. 
Ясно? 
- Ясно, - солидно сказал Овсиенко и с победоносным видом обернулся к ребятам, которые с нескрываемым удивлением и завистью смотрели на него. 
Серёжа поднял записку над головой: 
- Эге, ребята! Аида сюда, дело есть!.. Машина с утятами 'поехала на ферму. 
Уезжая, Елизавета Петровна сказала мальчикам: 
- Вся надежда, ребятки, на вас. Поилки нужно сделать во что бы то ни стало, и поскорей. Сами понимаете... 
- Да вы не волнуйтесь, - успокаивал шофёр. - Ребята у вас шустрые, враз обернутся. Да и Василий Николаевич записку написал своему дружку. Вместе в одном танке воевали. Не откажет. 
Но всё получилось не так. Утром сломался вал циркульной пилы. Кручинин уехал в район за новыми деталями. Шофёр, молодой парень в серой кепке, из-под которой фасонисто свешивался на глаза пушистый кучерявый чуб, куда-то торопился. 
- Эй, огольцы! - крикнул он, высунувшись из кабины. - Долго вы там расхаживать будете? Сваливайте ваши покрышки! 
- Да чего их сваливать-то! - чуть не плача от досады, огрызнулся Юра. Пила-то ведь не работает. 
- Ну и что? - настаивал шофёр. - А я тут при чём? Может, она и завтра работать не будет, так я что - стоять должен? Сгружайте живо! 
У Серёжи вертелся на языке дерзкий ответ, но он, памятуя о подзатыльнике, молчал. 
А Петя Телегин, насупив брови, сказал: 
- Вы как хотите, а я сгружать не буду. Не можем мы сгружать. Тогда утята без воды останутся. Надо что-то придумать. 
А что тут придумаешь, если пила не работает. Ведь не будешь в самом деле автомобильную покрышку перочинным ножичком разрезать! 
А тут ещё этот шофёр. Такой .противный. Трясёт чубом, словно козёл бородой, кричит: 
- Кому я говорю?! Сгружайте, а то увезу обратно! 
У Юры по веснушчатому лицу пошли зелёные пятна. 
- Чего это вы увезёте? - тихо спросил он. - А завгар что вам говорил? 
Шофёр прищурился, ловким движением воткнул в рот папироску. Достал спички, прикурил, пыхнул дымом: 
- Плевать я хотел на вашего завгара! Тут калым хороший навёртывается, а вы со своими покрышками. Не хотите выгружать - выброшу сам. 
Рванув дверку, он выпрыгнул из кабины, надвинул на лоб кепку и полез в кузов. 
Овсиенко, взглянув на обескураженного Юру, сказал вызывающе: 
- Ты тут, знаешь, не очень-то хорохорься!.. Василий Николаевич всё-таки мне дядей приходится! - не моргнув глазом, соврал он. - Я как скажу ему... 
Шофёр, уже почти забравшийся наверх, неожиданно повернулся и сел на краю кузова, свесив ноги в щегольских хромовых сапожках. 
- Ну ладно, ребята, - улыбаясь деланно-весёлой улыбкой, примиряюще сказал он, - я пошутил. Будем стоять тут до морковкиного заговенья. Вопросы есть? Нет?.. 
Облокотившись на кабину, он заложил ногу на ногу, глубоко затянулся и с безразличным видом принялся выпускать кольца дыма. 
Ребята переглянулись. 
- Ловко ты его отбрил! - облегчённо вздыхая, прошептал Юра. - Ну, а теперь слушайте: нам нужно поехать сейчас в столярную мастерскую, к Кольке Гайдуку, может, он как-нибудь разрежет. 
В столярной мастерской тонко визжала циркульная пила. Коля Гайдук в брезентовом фартуке и в рукавицах, неторопливо нагибаясь, брал из штабеля заготовки и распиливал их по шаблону на четыре части - вдоль и поперёк. 
Увидев товарищей, он выключил пилу и приглашающе махнул рукавицей. 
В наступившей тишине необычно звонко прозвучал его голос: 
- А-а, ребята! Идите сюда! Подошёл Колин отец, широкоплечий, кряжистый, недоуменно повёл чёрными лохматыми бровями. 
- Чего это вы какие-то растерянные? - спросил он, здороваясь с каждым за руку. - Или что стряслось? 
Ребята молчали, не зная, что сказать, потом вдруг заговорили разом. 
Выслушав ребят, Колин отец нахмурился, задумчиво почесал подбородок. 
- Ладно, - сказал он, - хоть нам и недосуг, но помочь надо. Давайте ваши покрышки, я сам напилю. 
ОБОРОТЕНЬ 
Конечно, поилки из покрышек для маленьких утят были не очень-то удобные. 
Деревянные сделаны так, чтобы только голову просунуть, утёнок в ней не намокнет. 
А эти были неудобны. Едва их расставили и налили водой, как утята пошли на приступ. Волна за волной, пища и толкаясь, переваливаясь через борта, плюхались в воду, пили, дробно хлюпая плоскими клювиками. Тут бы и побегать, побрызгаться, пошлёпать по воде лапками, но через борта покрышек шли, как на приступ, свежие силы, напирали, выталкивали намокших и уже дрожащих братцев.