Кряка

Конечно, только что вылупившийся утёнок не был невидалью для девочек. В каждом дворе каждое лето хлопотливая клушка водила за собой непослушную стайку утят. Но то были обычные утята с матерью, которая грела их, растопырив крылья, и искала пищу. А этот, этот был особенный. Без матери и даже без братьев - подкидыш, или упадыш, как назвала его Люба Карнаух. 
- Давайте его воспитывать, - сказала Женя, Захарова. - Все вместе. . Дина фыркнула: 
- Представляю, столько мам! Нет уж, лучше я сама. 
- "Сама, сама"! - передразнила Лида. - Что он, твой, что ли? Раз принесла в школу, значит, общий. 
Дина обиделась. Разгорелся спор. На шум голосов заглянули девочки из девятого класса. 
- Чего это тут пятый класс раскричался? - спросила одна из них. Утёнка не поделите? Тю! Нашли о чём спорить. Съездите вон в Воздвиженку, купите ему братиков и воспитывайте. Сколько у вас девочек?.. Семнадцать? Вот и купите семнадцать утят. 
Аня Титаренко, высокая, полная девочка из девятого класса, явно издевалась. Дине стало смешно, когда она представила себе, как семнадцать учениц будут ухаживать за семнадцатью утятами. 
Нет, так не пойдёт. Нужно что-то придумать другое. Первым долгом надо утереть мальчишкам нос. Доказать, что они, девочки, умеют не только вышивать и вырезать картинки. 
На уроках Дина была рассеянна, а на переменах задумчива. 
Павел Андреевич, встретив её возле учительской, поманил пальцем, сказал загадочно: 
- Тут мальчишки что-то про двухпудовую утку шептали. Может, и правда займётесь? 
- кивнув головой, добавил: - А ну-ка, пойдём в живой уголок. 
Дина вошла и остановилась посреди небольшой комнаты, тесно заставленной цветочными горшками и клетками. У окна на подставке стоял аквариум. Две золотые рыбки, распустив шлейфы, важно прогуливались среди водорослей. В соседней клетке хрустел морковкой кролик. Рядом на стуле попискивал из коробки упадыш. Тут же лежала фанерка с мелкорубленым, видимо приготовленным для утёнка, крутым яйцом. 
"И когда он успел нарубить? - подумала Дина про учителя и тут же вспыхнула, вспомнив, как они спорили из-за одного утёнка. - Не одного надо воспитывать, а сразу сто, а то и двести!" 
- Ну так что? - спросил учитель. - Ничего не придумала? 
Дина тряхнула головой: 
- Придумала! Знаете, что я придумала? Мы, девочки пятого "А" класса, будем выращивать утят. Отберём самых крупных, чтобы на выставку... 
Павел Андреевич иронически улыбнулся. 
- Погоди, погоди, - перебил он её. - Это как же - только девочки и только из пятого "А"? И чтобы на выставку? 
- Да, да! - подтвердила Дина. - Только из нашего. Ну... вы понимаете? 
- Нет, - сказал Павел Андреевич, - не пони маю. И понимать не хочу. Только ты не обижайся, я тебе по-дружески, - заметил он, увидев, как насупились Динины брови. 
- Ты, конечно, хорошо придумала - заняться выращиванием утят, но только делать это надо всем сообща, всей школой. Дина упрямо поджала губы: 
- А я хочу, чтобы только девочки одни были. Из нашего класса. 
- "Хочу, хочу"! - передразнил учитель. - А пионерскую заповедь забыла? 
- Какую? - растерянно переспросила Дина. 
- Один за всех и все за одного! Поняла? Надо всем браться за это дело. Тогда вы. 
сможете вырастить... тысяч пять. 
Дина широко раскрыла глаза: 
- Тысяч пять?! 
- Да. Для затравки. 
- Как это - для затравки? Учитель улыбнулся: 
- Ну, для начинания, что ли. Для запала. Это старинное выражение артиллеристов. 
Вот вы возьмёте утят в апреле и сдадите их в мае, а за этот месяц научитесь за ними ухаживать. 
- Тысяч пять... - задумчиво сказала Дина. 
- Да, тысяч пять, - повторил учитель. - Ну, давай будем кормить нашего Упадыша. 
ДВЕ ВЕРЫ 
Подойдя к крыльцу, Александр Спиридонович снял фуражку, вытер платком вспотевший лоб и, прищурившись, посмотрел с интересом, будто видел впервые, на барахтающуюся в золе рыжую хохлатую курицу. Из полуоткрытой двери инкубатора, навевая сон, доносилось тихое жужжание вентиляторов. Дрались воробьи на крыше, где-то ворковал голубь, и на площади, возле просыхающей лужи, дремотно покрикивали гуси. 
Наступала весна, а с ней подступали заботы. Через два дня нужно будет посылать людей в Воздвиженку получить двадцать тысяч утят, а ещё через два - начнёт выпускать продукцию свой первый инкубатор. Людей не хватает, помещений нет. 
Задумался Александр Спиридонович, громко хлопнул по колену фуражкой. Курица, испуганно кудахтнув, сорвалась с места, побежала, махая крыльями. 
Заглянув в инкубатор и поздоровавшись с молоденькой, робевшей перед ним заведующей, председатель направился в свой новый, переоборудованный из бывшей кладовой кабинет. Там уже его ожидали зоотехник по птице Замковой и старший утятник дед Моисеич. 
Кабинет был тесный и необжитой. Да и не любил Александр Спиридонович сидеть в нём. Колхоз большой, некогда. Рабочий день проходил на полях да в машине. 
Усевшись за маленький письменный стол, так не подходивший к его могучей фигуре, председатель надел очки и, морщась от дыма дедовой цигарки, принялся перебирать толстыми, неуклюжими пальцами круглые костяшки счётов. 
- Смотрите-ка, что получается, - сказал председатель и взял со стола исписанный цифрами лист бумаги. - Если мы будем так дальше поворачиваться, съедят нас утята. 
- Кто виноват, - проворчал зоотехник. - Инкубатор свалился как снег на голову. 
Обещали в чет-. вёртом квартале, а дали в первом. 
Председатель откинулся в кресле, посмотрел укоризненно поверх очков на говорившего: 
- Странные слова твои, Данило Фёдорович. Никак не пойму я тебя. Ты вроде и не рад? Хлопот больше? Впрочем... да. 
Председатель вгляделся в лицо Замкового и грустно вздохнул. Кажется, давно ли они вместе ходили в лиманы на рыбалку, разоряли воробьиные гнёзда, а теперь - вон как годы исполосовали их лица морщинами, покрыли головы сединой. 
"Устал Замковой, это ясно, - подумал он. - На пенсию пора уходить". 
Председатель положил на стол большие руки, стиснул замком пальцы. 
- Так вот, - продолжал он, - без ребячьей помощи нам никак не обойтись. 
- Вот, вот! - подскочил дед. - А я что говорил? Ты, Данило Фёдорович, не серчай на меня, если я поперёк скажу, но это чистая правда. Прошлый раз, когда мы насчёт закупки яиц соображали, ты что про ребят говорил? "Поколют, побьют, яичницу принесут". А они более ста тысяч закупили. И мне думается, Александр Спиридонович, что не мешало бы на лето школьные бригады организовать. Ну помочь им, конечно, курсы открыть. Да ведь они... 
Замковой чмокнул губами. Его вытянутое морщинистое лицо с выпуклыми глазами и большим мясистым носом выражало скуку. 
- Плетёшь ты, прости господи, Моисеич, чепуху какую-то. Да что я с ними делать буду? - Зоотехник поморщился, будто горькое проглотил. - Утята, сами знаете, - штука нежная, а вы... 
И он махнул рукой. 
Председатель тяжело повернулся в кресле, посмотрел пристально и с каким-то сожалением на Замкового: 
"До чего ж постарел человек душой, - подумал он. - Вон Моисеич старше его на пять лет, а душой моложе". 
- Моисеич правильно говорит, - сказал он тихо. - В этом наше спасение. Вот именно - школьные бригады! Человек семь из младших, человека два-три из старших классов, и над ними за бригадира - учителя. Вспомни-ка своё детство, Данило Фёдорович. Небось тянулся за топором хворост порубить. Молоток хватал, гвозди, мастерил что-нибудь. Так ведь? Сердился, наверное, когда тебе не доверяли, а теперь сам... 
- Рано им доверять-то, Александр Спиридонович, - глухо проговорил Замковой. - Ведь это не молоток и не гвозди, а живые существа... 
- Вот, вот, живые! - отозвался председатель. - А ребята не живые? Смешно. Вот собрались мы тут, в годах уже, а в молодость верить не хотим. Так, что ли? 
- У нас две веры, Александр Спиридонович, - проворчал Моисеич. - Ставь, председатель, на голосование!