Гарун и Море Историй

— Только наоборот, — сказал Удод Ноо в ответ на мысли Гаруна, — из холодильника в морозильник.
— Невероятно! — воскликнул Рашид Халиф. — Он говорит, не раскрывая клюва!
Армада гуппи уже долгое время была в пути. До слуха Гаруна доносился сначала тихий гул, потом приглушенный ропот и в конце концов раскатистый рев. Только через какое-то время Гарун сообразил, что эти звуки производили гуппи, которые безостановочно говорили и жарко спорили друг с другом. «Вода усиливает звуки», — вспомнил он, после чего подумал, что такое количество звуков без труда можно было бы услышать даже на высохшей пустоши. Джинны Воды, Плавучие Садовники, Многоустые Рыбы и Страницы громко обсуждали все «за» и «против» стратегического плана, в реализации которого им предстояло принять участие.
Габи с Багой были так же говорливы, как и прочие Многоустые Рыбы, а по мере приближения к Полосе Сумерек и стране Чуп их булькающая речь становилась все более недовольной:
— Спасти принцессу за «спасибо»?
Нам только Океан спасти бы!
Путь преградить должны мы, рыбы,
Отраве, бьющей из-под глыбы!
Принцесс полным-полно кругом,
А он один — и мы при нем.
Гарун был поражен.
— Разве это не мятежные речи? — рискнул он высказать свое мнение.
Еслий, Габи, Бага и Мали тотчас оживились:
— А что такое «мятежный»? — спросил Еслий.
— Это что, растение? — поинтересовался Мали.
— Вы неправильно поняли, — пытался объяснить Га-рун. — Это просто прилагательное.
— Чепуха, — произнес Джинн Воды. — Какие речи у прилагательных, они же не умеют разговаривать.
— Но ведь говорят же, что кровь — говорит! — Гарун обнаружил, что вступает в спор (все эти прения вокруг оказались явно заразными). — А раз так, то и прилагательные могут разговаривать, и все что угодно может.
На мгновение воцарилось молчание, но потом все снова вернулись к теме дня: как правильно расставить приоритеты — спасать вначале Батчет, а потом Океан или вначале Океан, и только потом Батчет. Рашид Халиф подмигнул Гаруну, и тот немного приободрился.
На всех Птицах-баржах велись жаркие споры, звуки которых далеко разносились по воде:
— Искать надо хорошее, а дурное само найдется!
— Да уж, дурнее Батчет точно не найдешь.
— Да как вы смеете говорить такое о нашей любимой принцессе, нареченной красавице-невесте уважаемого принца Боло!
— Красавице? Вы что, забыли, какой у нее голос, какой нос, какие зубы?..
— Ладно, не будем об этом…
Гарун заметил, что старый генерал Цитат верхом на таком же, как у принца Боло, крылатом коне перебирался с одной Птицы-баржи на другую и принимал участие во всех этих дискуссиях. И Страницам, и прочим гражданам Гуп предоставлялась, по-видимому, полная свобода, потому что старый генерал Цитат, глазом не моргнув, выслушивал обидные для него тирады, доказывавшие полное отсутствие субординации и вообще выглядел очень довольным. Гаруну даже показалось, что во многих случаях Генерал сам провоцировал такие диспуты, а потом с восторгом к ним присоединялся, защищая то одну точку зрения, то (исключительно чтобы доставить себе удовольствие) противоположную.
— Ну и армия! — поразился Гарун. — Если бы какие-нибудь солдаты на Земле вели себя подобным образом, их бы вмиг под трибунал отдали.
— Но-но-но что толку давать людям Свободу Слова, — заявил Удод Ноо, — если потом оказывается, что они не могут ею пользоваться? И разве Слово — не самая великая сила из всех? А раз так, то разве не стоит пользоваться ею в полной мере?
— Сегодня уж точно ею воспользовались, — ответил Гарун. — Мне кажется, гуппи неспособны сохранить какую-нибудь тайну даже ради спасения собственной жизни.
— Зато ради спасения собственной жизни мы запросто можем тайну раскрыть! — ответил ему Еслий. — Я, к примеру, знаю массу интереснейших тайн.
— И я тоже, — поддакнул Удод Ноо, не раскрывая клюва. — Может, начнем?
— Нет, — категорически заявил Гарун, — не надо. Рашид был в полном восторге:
— Вот это да, юный Гарун Халиф, — рассмеялся он, — у тебя и вправду необычайно веселые друзья!
Армада гуппи между тем продолжала свой путь, и все ее участники радостно делились друг с другом самыми важными секретами военного плана генерала Цитата (а он, разумеется, охотно делился ими с любым, кто удосуживался полюбопытствовать). Этот план был рассмотрен, усовершенствован, обдуман, пережеван, высоко оценен и раскритикован, и даже — после нескончаемых препирательств — утвержден. Рашид Халиф, которого, как и Гаруна, одолевали сомнения: может ли быть польза от такого количества бесплодных разговоров, рискнул высказать это вслух. Однако Еслий, Ноо, Мали, Габи и Бага кинулись спорить теперь уже по этому поводу с прежней энергией и страстью.
Безучастным оставался только принц Боло. Верхом на своем механическом скакуне он несся по небу в авангарде армии гуппи, не произнося ни слова, не глядя ни вправо, ни влево — только вперед, на далекий горизонт. Ему не нужны были аргументы: главное — Батчет, и точка.
— Надо же, как Боло в себе уверен! — удивился Гарун. — При том что половина гуппи в этой армаде вообще неспособны принять решение.
Плавучий Садовник Мали, двигавшийся рядом с ними, раскрыл свои мягкие сиреневые губы и цветочным голосом ответил:
— Любовь. Все из-за Любви. Любовь прекрасна. Хотя иногда немного глупа.
Свет угасал постепенно, сначала медленно, потом все быстрее. Они вступили в Полосу Сумерек!
Глядя вдаль, туда, где тьма сгущалась подобно грозовой туче, Гарун чувствовал, как слабеет его мужество. «На что может рассчитывать наша абсурдная армия, — думал он в отчаянии, — в этих краях, где так темно, что даже не увидишь врага!» И чем ближе они подходили к берегам страны Чуп, тем больше страшила его перспектива сражения с армией чупвала. Гарун был уверен, что их разобьют, Батчет они не спасут, Океан будет окончательно отравлен, и всем историям мира наступит конец. Туманное багровое небо отражало его обреченное настроение.
— Но-но-но не принимай это близко к сердцу, — участливо заметил Удод Ноо. — Так чувствует себя почти каждый, кто впервые преодолевает Полосу Сумерек и оказывается во Тьме. Я-то ничем таким, понятно, не страдаю, поскольку сердца у меня вообще нет: в этом преимущество машин. — Но-но-но ты только не волнуйся. Ты обязательно акклиматизируешься. И все пройдет.
— Чтобы переключиться на что-нибудь позитивное, — произнес Рашид Халиф, — должен сказать, что этот Ламинат действительно работает. Я совсем не чувствую холода.
Габи и Бага все больше кашляли и отплевывались. Впереди показалась береговая линия Чуп. Потоки Историй у берегов Чуп были чудовищно загрязненными. Яд вытравил все цвета, превратив Потоки в нечто серое, а ведь именно в цветах воплощались лучшие свойства Историй: живость, легкость и радость. Лишить историю цвета означало нанести ей самый страшный вред. Но и этим дело не ограничивалось: в здешней части Океана почти не осталось тепла. От вод его больше не поднимался нежный тонкий пар, который мог наполнить человека самыми невероятными мечтами. Вода здесь была холодной и липкой. Океан остыл от яда. Габи и Бага запаниковали:
— Чуем: близок наш конец!
Океан — как холодец!
Настал час, когда они должны были ступить на землю Страны Чуп.
На этих сумрачных берегах не пели птицы. Не веял ветер. Не раздавались голоса. Шаги по галечнику были совершенно бесшумны, словно каждый камешек был укутан в неведомый звукопоглощающий материал. В воздухе стоял запах гнили. Деревья с белыми стволами, похожие на привидения, окружали заросли терновника. Бессчетные тени казались живыми. Но на гуппи никто не спешил нападать. Кругом холод и пустота, царство мрака и молчания.