Кремлёвские тайны
Не развязав мне руки, она затолкала меня на сиденье. Дверцы опустились и машина рванулась – но не на улицу, а в глубину ангара, где оказался вход в тоннель. Машина пронеслась по нему как бешеная, в глазах у меня рябило от проносящихся огней. Грохот стоял как в метро. Вдруг машина выскочила на свет – я даже не поняла где – и, сделав несколько лихих поворотов, по безлюдным аллеям, выскочила в районе Воробьевых гор.
Встроившись в поток, мы чинно двинулись к центру. Да что там чинно – восемьдесят. Уже был вечер, движение поредело и можно было себе позволить такую скорость.
– Куда вы меня везете?
– На расправу. Но сначала я заеду на арт-тусовку. Ноблесс у меня, а он оближ. А потом заглянем в пару-тройку клоак – найдем для компании кого-нибудь.
Тут я предприняла отчаянную попытку освободиться. Нож достать было нереально, но я навалилась на Катюшу и, схватив связанными руками руль, принялась его крутить туда-сюда, а ногу свою просунула под педаль тормоза.
Машина завизжала и завертелась на дороге.
Катюша на секунду опешила, но затем отбросила меня назад. Получив увесистый удар локтем поддых, я выбыла из борьбы.
Машину развернуло и, только чудом не побив другие, мы встали. Вокруг нас образовался небольшой затор.
Тут же образовался милиционер. Я было потянулась к нему, хватая воздухом рот как рыба, но он, узнав скорее машину, чем ее владелицу, достал полосатую палку и остановил движение.
Катюша медленно развернулась и снова поехала вперед.
– От так от, овца, от так от, – приговаривала она, прямо на ходу сковывая меня наручниками со стразами и затейливой инкрустацией прямо поверх веревок. Сама же, судя по рассеянному взгляду, направленному сквозь меня, думала свою думку.
Мы подъезжали к центру по Якиманке.
Она достала необычную толстую и короткую сигару и закурила.
По салону машины пополз удушливый и совершенно не похожий на табачный дым, я закашлялась. Голова моя закружилась, стало немного подташнивать.
– Э, э, аллё, не спать, – скомандовала Катюша, – нам еще бабки надо отбить за тебя. А пока от тебя только разор один.
Недокуренная сигарка вылетела в окно. Красная ракета улетела в вечерний воздух, попрыгала по асфальту, улеглась. На нее наехали и притушили, наконец. Вот она, моя жизнь, – вдруг с неестественной отчетливостью поняла я. Так же отчетливо я вспомнила маму – прямо потрогать можно было – и бурно разрыдалась.
– Молчать! – гаркнула Катюша.
Мои слезы моментально прекратились.
Поток застрял в пробке и двигался рывками. Кругом нас блестели и переливались невероятными кислотными огнями рекламы дорогих бутиков и модных салонов. Яркие шары тянули к нам сияющие щупальца, размазывались по бокам автомобилей или же взмывали вверх и там взрывались фейерверками. Мы медленно двигались по этому переливающемуся ущелью в стаде мигрирующих блестящих стальных насекомых, радиаторы которых напоминали сплющенные рыла инопланетян.
Одна переливающаяся жужелица подъехала близко. Окна были опущены. Оттуда доносилась автомобильная музыка «бум-бум-бум». Катюша в это время смотрела в другую сторону. У меня был шанс, и я начала орать «Спасите!», стараясь перекричать музыку. Чтобы привлечь внимание, я пыталась махать связанными руками.
Из окна выглянуло холеное лицо женщины, обернутое шелковым платком.
У ней было три глаза, два нормальных, этакие голубые льдинки, как в гламурных журналах, а третий горел во лбу нестерпимым рубиновым блеском.
Нормальные ее глаза смотрели куда-то вдаль, зато третий выпучился на меня так, что я отползла обратно.
Пробка проехала еще немного, и я выглянула в окно снова. Стальных насекомых вокруг было много, но пассажиры вряд ли могли мне помочь. В каждой извивались один или несколько вроде бы людей, но, вглядываясь своим новообретенным зрением, я видела жутких тварей, сошедших с полотен Босха, похожих одновременно на жаб, зловещих птиц, тритонов и прочих неопознанных мною гадов.
Вся эта публика ехала тратить деньги. Лицо Катюши вроде не изменилось, но застыло как маска сфинкса. То есть оно и было сфинксом. Я стала просто смотреть на все эти хари – когда еще такое увидишь?
Пару раз мы проехали мимо знакомой цыганки, стоявшей на тротуаре. Хоть одно человечье лицо в этом зоопарке.
Третий раз я взмолилась:
– Цыганка, помоги!
Та покрутила пальцем у виска и сказала:
– Какая я тебе цыганка, я осетинка. Стеклышко мое отдавай.
Я принялась копаться в сумке связанными руками, и, надо же, нашла стеклышко. Целое и невредимое. Но цыганки-или-как-ее-там уже не было. Да и хрен с вами, со всеми, подумала я и успокоилась. Это сработало – глюки вроде рассосались. Машины стали машинами, огни сжались, лица людей приняли привычные очертания – но я то уже знала, кто они! Я все видела, меня теперь не обманешь!
– Не обманешь, ёшкин кот! – орала я, выдыхая из себя фиолетовый клокастый дым. Катюша косилась на меня с отвращением, но не била.
Тем временем мы выехали из потока, покрутились по переулкам и приехали. Полезли в какой-то подвал, пошли по сырому бетонному коридору, освещенному убогой лампочкой.
Вдоль стен сидели крысы. И дергались. Надо было, конечно, завизжать, но я откуда-то знала что они искусственные. Художественное оформление ресторана. Феншуй типа, эксклюзивненький. Каждый гость, если с дамой, является в зал под ее звуковое сопровождение.
Толкнули тяжелую железную дверь. Внутри играла вежливая скрипичная музыка, народу почти не было. Высокий парень в шейном платке при виде нас помахал рукой.
– Ой Катюша, сколько лет сколько зим!
– Маратка, привет!
– А кто это с тобой? И почему в наручниках?
Я вспомнила, что видела его в какой-то передаче. И еще на какой-то презентации мы даже чокались. Под его лицом было видно скрывающегося попугая, но мне было не до этого.
– Спасите меня! – взмолилась я, – Она куда-то меня тащит.
– На расправу, – подсказала Катюша.
– На расправу! Да! Меня хотели изнасиловать! Коллективно и индивидуально два раза. Даже три. То есть последние два я сама хотела, значит за половину примем. И того опять два! А дальше мне предстоят какие-то неслыханные издевательства и мучения! Она безнаказная, потому что ее отмазывают гебульники. Гебульники, они поработили страну! Они захватили все рычаги власти, выстроили вертикаль и грабят Россию, меня, наш народ. Вован лично украл 40 миллиардов и выстроил себе дом в Швейцарии – девять этажей под землей! Жакузи с хрустальным дном над пропастью! Ванадиевый унитаз, обитый мехом панд! Песок на дорожках – и тот из лунного грунта! А про страну забыли! Самолеты падают, лодки тонут, манежи взрываются, поезда падают в пропасть! Космонавты наши славные – их всех забыли на Луне! Народ катастрофически нищает и спивается от безысходности. Интеллигенция, зашельмованная, обескровленная и отрезанная от СМИ, лишенная условий для цивилизованной политической борьбы вынуждена прозябать в глухой оппозиции в одной компании с маргиналами и экстремистами всех мастей. Или торговать своими идеалами, продаваться режиму. Везде коррупция, все берут взятки у всех! Очередные выборы побили установленные на прошлых выборах рекорды бесстыдства и продажности! А Москва? Во что превратили Москву? Понастроили небоскребов да капищ! По улицам ползают здоровенные насекомые! А на мировой арене что? Что на мировой арене, я вас спрашиваю? – Провал за провалом! Имидж испорчен навсегда, сквозь дыры в натянутой прозападной риторике проступает отвратительное имперское мурло. Кремль в панике цепляется за любую соломинку, в ход идут самые безнравственные и аморальные методы. Власть сознательно разжигает антизападную истерию для идеологической мобилизации масс, создания атмосферы осажденной крепости, в которой легко заткнуть рот любым критикам режима, объявив их предателями, шакалящими возле западных посольств! Россия на пороге глубокого системного кризиса! Кто спасет ее? А? Я спрашиваю кто спасет Россию? Пушкин? Пушкин, да? А где он, этот Пушкин? Пушкин, ты где?