Позавчера и послезавтра

- Здесь не двор! - вскрикнул Дирдом. 
И тут "Дунайские волны" кончились. Как Володька играл, я так, к сожалению, и не услышал. Но важней для меня было другое... 
- Послушайте! - снова воскликнул я. 
Я знал, что ребята из нашей школы сейчас будут кричать "бис!" и скандировать. Об этом мы твердо договорились. 
Они начали кричать... И даже слишком громко. Некоторые стучали ногами, о чем уговора не было. 
- Триумф! - сказал я. 
Но Дирдом испарился. Он не хотел быть свидетелем нашей победы. 
Володька заиграл снова... На "бис" - в первом отделении исполнялись только "Дунайские волны". А Виктору Макаровичу Дирдом ничего не сказал о Мандолине. Ни слова... 
"Значит, мы действительно победили!.." - ликовал я. 
Но главным в тот день было не это... 
5 
Главным было то, что я услышал от Виктора Макаровича, когда мы возвращались домой. 
Он очень устал. Останавливался чаще, чем всегда, и дольше, чем всегда, растирал икры ног. 
Мы шли и молчали... Потому что все восторги по поводу концерта я успел высказать ему еще в Доме культуры. 
Когда мы уже подходили к дому Виктора Макаровича, он вдруг печально сказал: 
- Я счастлив. 
- Да! Мы сегодня рванули!.. 
- Не в этом дело. Я слышал, как Димуля звонил в больницу жене. Ее не позвали. Тогда он попросил сестру передать, что Володю вызывали на "бис". Я счастлив... - Юн помолчал. И добавил: - Но как этот Мандолина похож на Димулю! Когда он первый раз пришел на репетицию, мне показалось, что я помолодел лет на тридцать! Вот сейчае, показалось мне, появится Римма в красном галстуке, встанет рядом - и они запоют! 
- Голова такая же круглая, - согласился я. - Только с волосами и без очков. А Дирдом говорил, что его лицо нам не подходит. Он считает наши дневники нашими лицами! 
- Пушкин тоже не мог овладеть математикой, - сказал Виктор Макарович. - И что же, если бы Пушкин поступал к нам в литературный кружок... 
- Дирдом бы его не принял! Потому что его лицо могло бы испортить лицо Дома культуры... 
- И мое лицо может испортить. А верней, мои ноги, - с печальной улыбкой сказал Виктор Макарович. - Поэтому я сегодня дирижировал вашим хором последний раз. 
Виктор Макарович умел показывать фокусы и любил розыгрыши... Я посмотрел на него с недоверием. 
- Последний раз, - повторил он. 
- Как... последний?! 
- Был консилиум, - продолжал он. - Это - грозный совет докторов! И самое страшное, когда он выносит решение единогласно. Неизлечимая болезнь ног... 
- Отчего это? 
- Говорят, от курения. Но я никогда не курил. Говорят, от неподвижного образа жизни. Но я всю жизнь двигался. А теперь... Долго ходить нельзя, долго стоять нельзя. Дирижировать можно сидя... 
- Ну и что же? - воскликнул я. - Ну и что же?! Это будет отличать вас от всех остальных. Вы сидите, а они перед вами стоят! Учитель, когда разговаривает с учеником, тоже сидит, а ученик перед ним стоит. 
- Но Дирдом считает, что сидячий дирижер пионерского хора - это для его Дома культуры не подойдет. И думаю, в данном случае можно с ним согласиться. Я и так невысок... А если сяду на стул, меня и вовсе не будет видно. Так что приходи теперь ко мне домой... Времени будет много - в шахматишки сыграем. 
- Но ведь вы можете выздороветь! 
- Добрый мой мальчик... - сказал Виктор Макарович. 
- Ведь есть же какие-то средства?! 
- Меньше стоять, не перегружать свои ноги... Перехожу на "сидячие игры". Пора уже: я ведь вошел в пенсионный возраст. 
"Вбежал!" - захотелось мне поправить его. Потому что он всегда очень стремительно двигался. 
- Как же... теперь? - спросил я. 
- Будете "под управлением" Маргариты Васильевны. 
Она вас знает и любит. 
- Маргариты Васильевны?! Но ведь она тоже... немолодая. 
- Разве это заметно? - медленно и с удивлением спросил он. Я ничего не ответил. - Пусть она, как дирижер, проявит себя прямо на следующем отчетном концерте! В присутствии общественности и ваших родителей. Чтоб они были спокойны. 
- Через неделю? 
- А что же тянуть? 
"Нет! Лучше он - сидящий, чем она - стоящая!" - твердо решил я в ту минуту. 
Мои родители были потрясены этой новостью не меньше, чем я. 
- Он не должен уйти: он же талант! - тихо воскликнул папа. 
- Неужели ничего нельзя придумать? - сказала мама. 
И выпрямилась. 
Когда она произносит эту фразу, мы с отцом сразу начинаем верить, что выход найдется. Безвыходных ситуаций мама не признает. 
- Я буду думать... - произнесла она. 
- Очень прошу тебя, - сказал я. 
- Надо доказать, что без него ваш хор петь не сможет! - решительно заявила мама. 
Эта фраза натолкнула меня на неожиданную и смелую мысль. 
"Да, мы докажем, что без него петь невозможно! - решил я. - Пусть мама ищет свой выход из положения. Но и я не буду сидеть сложа руки!" 
План, который родился у меня в голове, я открыл участникам средней группы нашего хора. Средней группа была не по качеству, а по возрасту: в нее входили ребята, которые учились в четвертых, пятых и шестых классах. С представителями этого возраста договориться мне было легче всего. 
Младшие могли мой план не понять, а старшие - не принять. 
Средняя группа, как я и предполагал, поняла меня сразу! 
Хотя план был рискованный и опасный... 
Мама как-то сказала, что ребята в моем возрасте очень смелы, потому что у них нет опыта и они еще не успели набить себе шишек. Мама очень хочет, чтобы я учитывал ее опыт, ее ошибки. Но я все больше убеждаюсь в том, что на ее шишках мне трудно будет чему-нибудь научиться. "И вообще, рассуждал я, - не очень-то получится благородно, если один будет набивать себе синяки, а другой на этих синяках... на чужом, значит, горе будет учиться!" 
И вот наступило то самое воскресенье. 
Взрослые собрались в фойе Дома культуры задолго до начала концерта... Родители и родственники наших хористов были очень возбуждены. Некоторые мамы целовались и неизвестно с чем поздравляли друг друга. 
Пришли и бывшие участники нашего хора. Среди них, как успел сообщить Дирдом, были и такие, которые очень многого в жизни достигли! Ну, например, заслуженный артист республики, о котором однажды упоминал Виктор Макарович... Фамилия его была Наливин. Эту фамилию знали все в нашем городе. И поэтому, когда Дирдом привел Наливина за кулисы, все очень переполошились. 
Только Маргарита Васильевна встретила Наливина хмуро. Он торжественно, раскинув руки, поплыл ей навстречу. 
Но она увернулась, еле слышно пробормотав: 
- Здравствуйте, Женя. 
И после этого внятно произнесла: 
- Уже был первый звонок! 
Она, должно быть, боялась, что Наливин отвлечет нас от предстоящего выступления. "Хочет проявить себя!" - подумал он о Маргарите Васильевне. 
Наливин был высоким и толстым. И было странно, что от его огромного тела отрывался и как бы журчал в воздухе тонкий женский голос. Когда он первый раз открыл рот, я даже вздрогнул и огляделся: мне показалось, что говорил кто-то другой. 
- А где же наш бесценный Виктор Макарович? - спросил Наливин. И развел руки в стороны, готовясь обнять его. 
- Он, вероятно, в зале, - скороговоркой сообщил Дирдом. - Сегодня будет дирижировать Маргарита Васильевна. 
- Значит, мы с ним в антракте увидимся? - зажурчал голос Наливина. Боюсь только, он опять будет журить меня, как в те невозвратные годы... Певец обмерил взглядом свою фигуру. - Молодых влюбленных мне играть уже трудно: за кресло не спрячешься, с балкона не спрыгнешь! 
Он снова обмерил себя осуждающим взглядом. 
Я заметил, что есть люди, которые в шутку торопятся сказать о своих недостатках, опасаясь, что другие сделают это всерьез. 
Наливин обращался сразу ко всему нашему хору. Он делал это очень легко: привык, наверно, делиться своими переживаниями с огромным залом театра оперы и балета!