Фейерверк в пробирке

– В другой раз, ладно, Евгений Иванович? – Мы встали и начали прощаться.
– Апельсинчиком угоститесь, – сказал нам вслед наш любимый учитель. И в голосе его мне почудилась легкая насмешка.
А Лешка понял буквально – вспомнил про наш пакет, вернулся, забрал его и сказал мне:
– В другой раз их принесем. Когда он к ним привыкнет.
Или наоборот – хорошенько отвыкнет.
В дверях мы чуть не столкнулись с как бы Мариной. Которая нетерпеливо рвалась проведать своего жениха.
Дверь за ней закрылась, но мы все равно услышали ее радостный вопль:
– Женька! Я тебе апельсинчиков принесла.
В ответ послышалось рычание.
– В себя приходит, – заметил Алешка. – Как бы.
Когда мы спустились вниз, Алешка вдруг во все горло объявил:
– Кто к Лапушкину? Он свободен! Следующий!
Никто не отозвался. Только мне вдруг показалось, что какой-то парень резко отвернулся к окну. Сначала я на это не обратил внимания, а когда увидал во дворе больницы, в тени деревьев, разноцветный фургончик, что-то мне нехорошо стало. От предчувствия. Не Миха ли заявился? Чтобы довести дело до конца. Или проверить – не вернулась ли к нашему Жене опасная память?
Я ничего не успел сказать Алешке, а он уже дергал меня за рукав и подмигивал на этот фургон. Подмигивал так, что ресницы щелкали.
Возвращаться обычным путем не было смысла – нас даже добрый старичок-вахтер уже не пропустил бы, особенно после Алешкиного объявления. И мы, не сговариваясь, бросились бежать кругом здания. Наверняка там могла быть еще какая-нибудь дверь, не для всех.
И она нашлась. Огороженная решеткой лесенка вела, видимо, в подвал. Дверь не была заперта. Она только взвизгнула, когда мы ее толкнули, будто предупреждала кого-то: посторонние идут.
«Посторонние» оказались в длинном подвальном коридоре, освещенном скудными и редкими лампами вдоль бетонных стен.
– Пошли! – и мы зашагали, гулко постукивая каблуками.
Навстречу вдруг показался дядька в синем халате, который катил перед собой длинную тележку, чем-то нагруженную.
Алешка схватил меня за руку:
– Покойника везет, Дим!
Но я уже разглядел, что там едет.
– Покойников в баках не возят!
На тележке стояли два громадных алюминиевых бака с какими-то буквами на боках.
– А может, он их... это... частями? Из хирургии...
– Глупости!
Мы поравнялись с тележкой и дядькой. Из-под крышки одного бака свисали вареные макароны. Из-под крышки другого высовывалась тощая сосиска.
– А вы что здесь делаете? – строго спросил дядька. – Это место не для посторонних.
– Мы заблудились, – сказал Алешка. – Дядю своего ищем. В хирургии.
Дядька остановил свой транспорт. Почесал затылок, достал сигареты.
– Вот так вот идите. Там лестница – сперва на первый этаж, после на второй. Запомнили? Привет дяде!
– От кого?
– Да какая разница? – Он сунул в рот сигарету, сказал как извозчик: «Но!» – и покатил свои макароны дальше.
А мы вскоре были на втором этаже, в конце коридора. Здесь был так называемый медпост. Сестра увидела нас, распахнула рот, но не успела ничего сказать – Алешка ее опередил:
– Скажите, пожалуйста, а вы делаете уколы в нос?
– Что? – изумилась сестра. – В чей нос? – Рот у нее раскрылся еще шире.
– Нашего дяди. Он сказал, что ему делают уколы не в... это... ну, вы понимаете, а прямо в нос.
Сестра рассмеялась:
– Он пошутил. Так ему и скажите.
– Вот прямо сейчас так ему и скажу, – разобиженно (на дядю, конечно) пообещал Алешка. – А мы ему еще апельсины принесли.
Эти апельсины укрепили возникшее доверие, сестра взяла какие-то таблетки, разложила их на столике с колесами и погнала его по коридору.
А мы прижали уши к знакомой двери. В которую только что вошел, оглядываясь, тот самый парень. Миха.
Вот что мы услышали.
– Привет, Женька! Узнаешь?
– На «ты» я с незнакомыми не разговариваю, – был высокомерный ответ.
– Ну, ладно. Раз уж так, апельсинчиком угости.
– Прошу вас.
Мы отскочили от двери, сели на диванчик. Алешка весь погрузился в пакет с апельсинами, а я стал изучать «Правила поведения пациентов 2-й хирургии».
Миха вышел и, очищая на ходу апельсин зубами, довольный, пошел к выходу.
Мы его запомнили. Теперь даже в темноте узнаем, даже со спины не ошибемся.
– Ну вот, – сказал Алешка. – Пошли домой, окна мыть.
 
Глава VII
Ключи от подвала
Окна, конечно, нам не пришлось мыть. Окна и без нас сияли. Сияли так, будто они тоже радовались солнечному дню золотой осени.
Мама на кухне пила чай.
– Что так долго? – спросила она. – Очередь в прачечной?
– Как сказать... – среагировал Алешка. – Очередь не очень большая. Всего один какой-то старшина.
– У! – понимающе кивнула мама. – Сдавал в стирку сто чехлов для тысячи орудий, да?
– Почти. Полотенца.
– Для всей Российской армии? – спросила мама с хитрой улыбкой.
– И портянки, – засмеялся Алешка. – Для всей своей роты.
– Так, – мама погасила улыбку, поставила чашку в мойку. – Дружно берем пылесос, метелку для пыли – и вперед. Это вам не портянки в чистку сдавать.
– Сначала обедаем, – предупредил Алешка.
– Не заслужили еще. Пока я обед разогрею, вы как раз все закончите.
Как ни крутились – пришлось. И управились довольно быстро. Алешка, когда захочет, его не остановить. Вот только почему? Явно неспроста.
Обедал Алешка с той же скоростью, как и убирался. Я еле поспевал за ним.
– Мам, – сказал он с набитым ртом, – мы сейчас сбегаем в одно место, ладно?
– В какое? Если в парк... – мама поморщилась.
– В больницу.
Тут мама сразу же автоматически протянула руку к аптечке, за градусником. И нахмурилась:
– Добегался?
– Да мы хотим дядю Васю навестить. Он, мам, очень одинокий. Ему никто апельсины не носит.
Маме такая забота о каком-то дяде Васе понравилась.
– В холодильнике яблоки еще есть, – сказала мама. – Он сирота, что ли, этот дядя Вася?
– Одинокий мужчина. Как Карлсон. – Алешка встал. – Мы пошли. Дим, за мной! Мам, у нас клизма есть?
– У тебя проблемы? – опять встревожилась мама.
– Это не у меня.
– У одинокого Васи Карлсона?
– Долго объяснять, – сказал Алешка. – Это у одного химика.
Лучше бы он этого не говорил. При слове «химик» в маме проснулась профессиональная солидарность.
– Отнеси ему лучше эти слабительные таблетки. – Она начала копаться в аптечке. Нашла, рассмотрела. – Они, правда, два года как просрочены, но тем лучше. Быстрее подействуют.
Алешка, ни слова не говоря, забрал таблетки, сунул их в карман.
– И клизму давай, на всякий случай.
Мама опять покопалась в аптечке и нашла розовый резиновый мячик с пимпочкой.
Дядю Васю мы застали в коридоре. Он уже поправлялся. Сидел перед телевизором и смотрел рекламу. Там показывали надувную кровать.
– Вот бы мне такую, – сказал Вася. – Пришел – надул; сдул – ушел. Красота в быту, польза в жизни. – Он вдруг вскочил: – Это еще что!
По коридору, позвякивая бутылками, катил свою верную сумку дед. Васю теперь пришел навестить. Я от него уже уставать начал.
Дед остановился, снял свою шляпу и повесил ее на ручку сумки. На нас – ноль внимания.
– Вот, – сказал он Васе. – Доставил. На твоем участке собрал.
– И куда я их дену? – спросил Вася.
– Сдашь, когда поправишься. Нельзя, Василий, оставлять участок без присмотра. Сразу халявщики набегут. Потом не отвадишь. Уж я вчера Люську Косую гонял.
– Ну вот ей и отдай, – сказал Вася. – Потом разберемся.
– А эти чего тут делают, хулиганы? – наконец-то обратил на нас внимание дед. – Я их знаю.
– Мои друзья, – сказал Вася.
– Тоже бомжуют? – Голос деда заметно потеплел.
– Ага, – пробормотал Алешка. – Бомжуем. То в школу, то домой.