Пособие по выживанию

Не видела причин отрицать очевидное и потому согласно кивнула.
— Влипла, — улыбнулся декан. После чего развернулся и направился к выходу.
— Э-э-э… — начал было комендант. — Да как же… Да они ж ее… Да…
— Разберется, — безразлично парировал выходящий декан. — Не проклянет, так плюнет.
И он ушел. Осталась я с чувством грандиозной подставы в душе, метла — с чувством абсолютного отсутствия стыда и совести и черт, Прыгачес С., — с меховыми трусами. И вот я, не выдержав, с нескрываемым любопытством спросила:
— Слушайте, а трусы вам зачем?
Черт после моего вопроса побагровел и прорычал:
— А вам, Григорьева, зачем?
— Э… эм… чтобы были, — нашлась с ответом я.
— Вот-вот, — гневно глядя на меня, пробормотал черт.
— Да, но у нас-то они для приличия, — продолжила я изыскания на тему меховой детали чертового гардероба.
Черт, прищурившись, прошипел:
— Видел я ваше «приличие», такое «приличие» не то что людям, чертям стыдно показывать!
Как-то невольно поправила юбку, натягивая пониже, и продолжила:
— Но у меня-то они под одеждой спрятаны, а вы непонятно с чего под свою шерсть их маскируете…
— Григорьева! — вопль черта не дал договорить.
А я что, я только спросила, ну ведь действительно странно это…
— Штаны это! — продолжал орать комендант. — Короткие штаны! А меховые, потому что мы свой народ уважаем и одеваемся в соответствии с традициями!
Традиционные трусы — звучит гордо.
— Хватит ржать! — взревел черт, нервно ударяя хвостом по столу.
— Да что вы, милейший, я даже не улыбаюсь, — попыталась заверить собеседника.
Но таки он был прав — просто традиционные тру… ладно, штаны, но все равно весело же, и ухохатывалась не только я, метлу тоже сотрясала характерная дрожь.
Глядя на все это, Прыгачес психанул и прошипел:
— В общем, так, Григорьева, на первом этаже шестая и седьмая комнаты загажены так, что в них жить невозможно, вот иди и разберись! Пошла, я сказал!
И я пошла, точнее, мы с метлой пошли. Да мы побежали просто, чтобы, едва выйдя в коридор и закрыв двери, поспешить отойти подальше прежде, чем меня разберет хохот.
Но стоило мне оглядеться… и смех погиб в зародыше.
Потому что здесь было так грязно! Вот просто до ужаса грязно! Пол оказался липким, причем настолько, что каблуки прилипали. Стены грязные, обшарпанные, со следами еды, когтей и пятен, о происхождении которых даже думать не хотелось. И с трудом угадывалось, что когда-то пол был черным, а стены красными, потому что сейчас и то и другое представляло собой пятнистый натюрморт с гнилыми огрызками яблок, окурками, ошметками еды, битой посудой и шматами грязи повсюду!
Ужас!
Нет, не так, а — ужас-ужас-ужас-ужас!
И ко всему прочему тут — воняло. Дико. Непередаваемо дико, причем парфюмом. Таким горьким мужским парфюмом, от которого глаза резало. И вонь становилась все сильнее, и сильнее, и…
— Вот ты и попалась, козочка моя, — прошептал кто-то, обнимая меня сзади за… грудь.
Слава духам — это оказалась не постоянная вонь, а статичная. В смысле это не тут так воняет, это черт!
Недолго думая, крутанула метлу и ткнула черенком назад. Сзади взвыли, мгновенно высвобождая ведьминскую грудь и с глухим стоном оседая на пол. Повернулась — тот самый черт в алой рубашке, которому меня коварный Топтыгин завместо Машеньки отправил.
— М-м-машун-ня, — заныл Арсан как-его-там, — козочка моя, за что?
Метла непроизвольно вскинулась и треснула черта повторно.
— Твою ж..! — взревел черт.
Ну и метла… Даже не ожидала подобной кровожадности от магического предмета, но от тотального избиения черта спасла лишь моя твердая рука. И вот уже потом, когда матерящийся черт вскочил на ноги и грозно двинулся на меня, я соизволила сообщить:
— Староста чертового общежития Григорьева.
— Что? — не осознал он.
В этот момент с потолка что-то шмякнулось на пол. Черт, сразу видно, что именно он здесь живет, привычно отошел в сторону, избегая столкновения, я воззрилась на нечто склизкое, вонючее, заплесневелое.
— Слушай, — я продолжала внимательно рассматривать свалившееся, — а что, у вас тут вообще не убираются?
— А зачем? — хмыкнул Арсан. — Нам лень.
Мне вспомнилась башня, в которой меня поселили, и возник вопрос:
— А кто вообще убираться должен?
— Дежурные, — последовал ответ.
И мне все сразу стало ясно. Просто какие с чертей уборщики? Ну, собственно, здесь наглядно и было видно, какие.
Не обращая больше внимания на черта, которому меня Топтыгин в подарок пообещал, я направилась по грязному коридору до лестницы, там замерла — духи свидетели, спуститься здесь, не свалившись, было бы подвигом. И потому мне не оставалось ничего другого, кроме как устроиться на метле и сказать волшебное:
— В печь суну.
Метла как миленькая тут же исполнила свой долг по доставлению ведьмы на первый этаж.
Так вот, только здесь я поняла, что на втором еще было относительно чисто! Потому что на первом оказалась просто помойка! Горы, реально горы мусора! Вонь несусветная! Занавески… уже точно не занавески. С потолка чуть ли не течет! Стены в потеках… страшно представить, от чего. И да — вонь внезапно начала усиливаться. Обернулась — так и есть, Арсан подбирается ближе. И ладно бы только Арсан — из открытых дверей вдруг, втягивая носами воздух, потянулись черти!
— Ух ты, ведьма! — заявил один из низших, то есть рожки, хвост, копыта и трусы меховые в наличии.
— Какие ножки, — дергая пятачком, заметил второй.
Я просто на метле сидела, так и не рискнув ступить на пол.
— Корсетик славный, — добавил третий, подбираясь поближе.
— Это моя, — сообщил всем Арсан.
И я испытала нечто сродни благодарности, потому как черти перестали ко мне подтягиваться и остановились.
— Так у вас, боевиков, второй этаж. Ты чего, ее к нам на экскурсию привел или похвастать? — раздался густой бас.
Я повернулась на голос — данный черт был огромен. Как шесть сородичей разом. Плечи ого-го, рога — ой, мама, клыки — ух, где мои тапки, и глазищи кровью налитые. Но это все как-то не вдохновило, а вот номер над дверью «6» — он да, привлек внимание. Тронув метлу, я направила ее к комнате и затормозила шагах в десяти, потому что оттуда воняло просто убийственно.
И не грязью, не гниением, нет, там витал знакомый дух самогона!
— Эй-эй-эй, — черт-громила выставил волосатую руку. — Ты куда намылилась, а?
— А я, — стремительно начала шарить по карманам в поисках платка, — я староста общежития, вот. Что у вас там?
Черт проследил за моими манипуляциями, хмыкнул, когда я на груди платок искала, осклабился, когда и там ничего не нашла, и по-доброму так, по-мужски сказал:
— Летела бы ты отсюда, швабра тупоголовая, пока я тебе твою леталку знаешь куда не впихнул?
Я остолбенела.
Черт продолжил:
— Староста, не староста, мне по… Усекла?
Не усекла. Смотрела на черта подергивающимися от нервного тика глазами.
— И чего клипаешь? — все так же протяжно, по-доброму пробасил он. — Давай-давай, молнией отседова. Скажешь Прыгачесу, что все, мол, замечтательно, лучше и не придумаешь, бумажонку подпишешь и вали в башню свою, острошляпая…
— Бумажонку? — переспросила я, перестав даже кривиться от вони.
— Бумажонку, — повторил черт. — Разрешительную бумажонку на поселение. Подпишешь да главному домовому передашь. Ты же не хочешь несчастный случай, да?
Из всего этого я поняла главное — тут примерно как у нас, ответственность за общежитие ложится на старосту, он с домовыми договаривается, те и пускают на постой. А коли договора, скрепленного подписью, нет, а новый староста есть… Ну, вообще, в таких случаях договариваются обычно, срок там испытательный и все дела, но тут уж как-то махровым цветом зацвела моя расовая к чертям нетерпимость, и следующее, что узрел здоровущий черт, была моя во все зубы улыбка, после которой я сообщила громиле рогатому: