Анж Питу (др. перевод)
– Я – французский дворянин, – ответил Делоне.
– Да, действительно, вы – солдат и говорите как солдат.
– Вы нашли верное слово, сударь, – подхватил комендант и отвесил легкий поклон. – Я солдат и исполняю приказ.
– А я, сударь, – промолвил Бийо, – я – гражданин, и поскольку мой долг гражданина вступает в противоречие с приказом, который вы исполняете как солдат, один из нас – либо тот, кто подчиняется приказу, либо тот, кто следует долгу, – умрет.
– Вполне возможно, сударь.
– Итак, вы решили стрелять в народ?
– Вовсе нет, если только не будут стрелять в меня. Я дал слово посланцам господина де Флесселя. Как видите, я велел откатить пушки, но как только с площади раздастся первый выстрел по крепости…
– И что же вы сделаете, когда раздастся первый выстрел?
– Я подбегу к одной из этих пушек, к примеру, вот к этой. Сам подкачу ее к амбразуре, сам наведу и сам выстрелю, поднеся вот этот фитиль.
– Сами?
– Да.
– О, если бы я верил в такое, – промолвил Бийо, – то прежде чем вы совершили бы столь чудовищное преступление…
– Я вам уже сказал, сударь: я солдат, и приказ для меня – закон.
– В таком случае взгляните, – сказал Бийо, подведя Делоне к амбразуре и показав ему сначала на Сент-Антуанское предместье, а потом в противоположную сторону, на бульвар. – Вот кто отныне будет отдавать вам приказы.
Делоне увидел две черные плотные ревущие массы людей, которые, вынужденно вытянувшись вдоль бульваров, струились подобно гигантской змее, чья голова и половина туловища видны, а другая половина и хвост теряются в складках местности, по которой она ползет.
Все тело этой гигантской рептилии отражало солнечные зайчики, словно было одето сверкающей чешуей.
То были два отряда, которым Бийо назначил встречу на площади Бастилии, – один под предводительством Марата, второй под предводительством Гоншона.
Они двигались с двух сторон, потрясая оружием и издавая грозные вопли.
Увидев это, Делоне поднял трость и скомандовал:
– К орудиям!
Затем он рванулся с угрожающим видом к Бийо, крича:
– Негодяй! Вы проникли сюда под видом парламентера, меж тем как ваши сообщники готовятся к нападению! А известно ли вам, что вы заслуживаете смерти?
Видя его движение, Бийо молниеносно схватил Делоне за ворот и за пояс.
– А вы, – промолвил он, отрывая коменданта от земли, – заслуживаете, чтобы я перекинул вас через парапет и вы разбились на дне рва. Но, слава богу, я одолею вас иным способом.
В этот момент снизу взметнулся тысячеголосый оглушительный вопль и пронесся в воздухе, подобно урагану, и тут же на башне появился помощник коменданта г-н де Лом.
– Сударь! – крикнул он Бийо. – Ради Бога, сударь, покажитесь им! Народ решил, что с вами случилась беда, и требует вас.
И правда, среди воплей отчетливо различалось имя Бийо, которое Питу сообщил толпе.
Бийо отпустил г-на Делоне, выронившего трость.
С секунду все трое стояли в нерешительности, а снизу к ним летели угрожающие призывы к отмщению.
– Да покажитесь вы им, сударь, – обратился к Бийо Делоне. – Меня не пугают их крики, но пусть они знают: я – человек, верный слову.
Бийо высунул голову между зубцами и помахал рукой.
Увидев его, толпа разразилась рукоплесканиями. В каком-то смысле в облике этого человека из народа, первым властно ступившего на самую верхнюю точку Бастилии, с нее явила свое лицо сама Революция.
– Ну, ладно, сударь, – сказал Делоне, – говорить нам больше не о чем, и делать вам тут нечего. Спускайтесь: вас требуют внизу.
Бийо оценил сдержанность человека, в чьей власти он находился; он стал спускаться по лестнице, комендант следовал за ним.
Помощник же коменданта остался; Делоне что-то сказал ему на ухо – видимо, дал какой-то приказ.
Было очевидно, что у г-на Делоне сейчас только одно желание – чтобы парламентер поскорее превратился в неприятеля.
Не проронив ни слова, Бийо пересек двор. Канониры стояли у орудий. Дымились фитили.
Бийо остановился около них.
– Друзья, – обратился он к артиллеристам, – запомните, я пришел к вашему командиру упросить его избегнуть пролития крови, но он мне отказал.
– Сударь, именем короля, убирайтесь отсюда! – топнув ногой, крикнул Делоне.
– Остерегитесь, – пригрозил ему Бийо. – Ежели вы именем короля прогоните меня отсюда, я вернусь именем народа.
После этого он повернулся к кордегардии, где находились швейцарцы, и задал вопрос:
– Ну, а вы с кем?
Швейцарцы молчали.
Делоне указал ему на решетку.
Но Бийо все-таки предпринял последнюю попытку:
– Господин комендант, во имя нации! Во имя ваших братьев!
– Моих братьев? Вы называете моими братьями людей, которые орут: «Долой Бастилию! Смерть ее коменданту!» Возможно, сударь, вам они братья, но у меня, уверяю вас, таких братьев нет.
– Во имя человечности, наконец!
– Так, значит, это во имя человечности вы нагнали стотысячную толпу, чтобы перерезать сотню несчастных солдат, сидящих за этими стенами?
– Но, сдав Бастилию народу, вы спасете им жизнь!
– И утрачу честь.
Железная логика солдата заставила Бийо умолкнуть, но все-таки он снова крикнул инвалидам и швейцарцам:
– Друзья мои, сдайтесь! Еще есть время. Через десять минут будет уже поздно.
– Сударь, если вы сей же миг не выйдете, – крикнул ему Делоне, – слово дворянина, я прикажу вас расстрелять!
Бийо на миг остановился, скрестил, как бы бросая вызов, руки на груди, в последний раз встретился взглядом с Делоне и вышел.
XVII. Бастилия
Под жарким июльским солнцем бурлила хмельная от возбуждения толпа. Она ждала. Отряд Гоншона только что соединился с отрядом Марата. Сент-Антуанское предместье знакомилось и браталось с предместьем Сен-Марсо. Гоншон пришел во главе отряда. А вот Марат куда-то исчез.
Вид площади наводил ужас.
Когда показался Бийо, толпа завопила еще громче.
– Ну что? – подойдя к нему, спросил Гоншон.
– Он – мужественный человек, – ответил Бийо.
– Что ты имел в виду, сказав: «Он – мужественный человек»? – задал вопрос Гоншон.
– Что он уперся.
– Не намерен сдавать Бастилию?
– Нет.
– Намерен сесть в осаду?
– Да.
– И как думаешь, долго он может сидеть в осаде?
– Пока его не убьют.
– Хорошо, его убьют.
– Но сколько народу мы погубим! – вскричал Бийо, явно не уверенный, что господь бог дает ему то право, которое присвоили себе полководцы, короли, императоры, то есть люди, имеющие патент на пролитие крови.
– Экая беда! – бросил Гоншон. – Народу и без того слишком много, хлеба хватает лишь половине населения. Не правда ли, друзья? – обратился он к толпе.
– Да! Да! – заорала она в порыве высочайшего самоотречения.
– Ну, а ров? – сказал Бийо.
– Достаточно заполнить его только в одном месте, – отвечал Гоншон, – а я тут прикинул, что телами половины стоящего здесь народа можно заполнить весь ров. Не так ли, друзья?
– Да! – закричала толпа с тем же воодушевлением, что и в первый раз.
– Что ж, ладно, – согласился потрясенный Бийо.
В это время на валу показался Делоне в сопровождении г-на де Лома и трех офицеров.
– Начинай! – крикнул Гоншон коменданту.
Но тот, не отвечая, повернулся к нему спиной.
Гоншон, возможно, снес бы угрозу, но пренебрежения вынести не мог; он мгновенно вскинул карабин, и один из сопровождающих коменданта упал.
И тут загремели сотни, тысячи выстрелов, как будто все только и ждали сигнала; серые башни Бастилии разукрасились белыми щербинами.
После этого залпа на несколько секунд воцарилась тишина, словно толпа вдруг ужаснулась тому, что сделала.
Затем вершина одной из башен увенчалась вспышкой, тут же сокрытой облаком дыма; раздался грохот, и в плотно спрессованной толпе ему ответили крики боли; с Бастилии выстрелила первая пушка, пролилась первая кровь. Сражение началось.