Анж Питу (др. перевод)

Уже со вчерашнего дня над ним громыхала гроза. Со вчерашнего дня он почувствовал, как все растущий вал мятежа бьется о подножие его твердыни.
Он был бледен, но спокоен.
Надо, правда, сказать, что за спиной у него находились четыре орудия, которые готовы были открыть огонь, его окружал гарнизон, состоящий из швейцарцев и солдат инвалидной команды, а перед ним стоял безоружный человек.
Перед тем как войти в Бастилию, Бийо отдал свой карабин Питу.
Он сообразил, что по ту сторону решетки, которую он завидел уже издали, любое оружие окажется не столько полезным, сколько опасным.
Бийо с одного взгляда приметил все – спокойную и чуть ли не угрожающию позу коменданта, швейцарцев, находящихся в казармах, солдат инвалидной команды на орудийных настилах, артиллеристов, которые молча укладывали в зарядные ящики пороховые картузы.
Часовые держали ружья на изготовку, офицеры обнажили шпаги.
Комендант не стронулся с места, Бийо пришлось подойти к нему; решетка за спиной парламентера с мрачным скрежетом опустилась, и Бийо при всей своей храбрости почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки.
– Так чего еще вы хотите от меня? – осведомился Делоне.
– Еще? – повторил Бийо. – Мне кажется, что я впервые вижу вас, и, следовательно, мой вид не успел вам надоесть.
– Мне доложили, что вы пришли из ратуши.
– Все верно, я как раз оттуда.
– Но только что я уже принимал депутацию муниципалитета.
– Зачем она приходила?
– Она пришла попросить, чтобы я дал обещание не открывать огонь.
– И вы обещали?
– Да. И еще она попросила меня убрать пушки.
– И вы приказали убрать их. Я знаю. Я был на площади Бастилии, когда это было сделано.
– И вы, разумеется, подумали, что я уступил перед угрозами простонародья?
– Еще бы! Так все оно и выглядело, – подтвердил Бийо.
– Я же говорил вам, господа, – вскричал Делоне, поворачиваясь к офицерам, – говорил, что они сочтут, будто мы струсили!
Затем он снова повернулся к Бийо.
– А вы от кого пришли ко мне?
– От народа! – гордо ответил Бийо.
– Это просто великолепно, – улыбнулся Делоне, – но, полагаю, у вас есть и какая-нибудь другая рекомендация, потому что с только что названной вами вы не прошли бы и через первую линию караулов.
– Да, у меня есть охранная грамота от вашего друга де Флесселя.
– Де Флесселя! Вы назвали его моим другом? – мгновенно отозвался Делоне, сверля Бийо взглядом и словно желая проникнуть в самые глубины его сердца. – Откуда вам известно, что он мой друг?
– Я так предполагаю.
– Ага, значит, предполагаете. Великолепно. Ну что ж, давайте посмотрим охранную грамоту.
Бийо подал ему пропуск.
Делоне прочел его раз, второй, проверил, нет ли еще какого-нибудь постскриптума, скрытого между страницами, посмотрел на свет, не написано ли что-нибудь между строчками.
– И это все, что он мне сообщает? – осведомился комендант.
– Все.
– Вы уверены?
– Совершенно.
– А на словах ничего?
– Ничего.
– Странно, – пробормотал Делоне и задумчиво посмотрел через бойницу на площадь.
– А что еще, по-вашему, он должен был передать? – поинтересовался Бийо.
Делоне отвел взгляд от бойницы.
– Да нет, в сущности, ничего. Ладно, говорите, что вам желательно, только покороче – мне некогда.
– Я хочу, чтобы вы сдали нам Бастилию.
– Что? Что? – круто обернулся Делоне с таким видом, словно он ослышался. – Простите, что вы сказали?
– Я сказал, что пришел от имени народа потребовать у вас сдать Бастилию.
Делоне пожал плечами.
– Нет, право же, народ – странная скотина, – бросил он.
– Что такое? – возмутился Бийо.
– И что же народ намерен сделать с Бастилией?
– Разрушить ее.
– А что этому вашему народу до Бастилии? Разве когда-нибудь кто-то из простонародья был брошен в Бастилию? Да народ, напротив, должен благословлять каждый ее камень. Кого заключают в Бастилию? Философов, ученых, аристократов, министров, принцев, то есть врагов народа.
– Что ж, это доказывает, что народ думает не только о себе.
– Друг мой, – с некоторым сочувствием произнес Делоне, – легко догадаться, что вы – не солдат.
– Вы правы, я – фермер.
– И вы не из Парижа.
– Да, я из провинции.
– Вы совершенно не представляете, что такое Бастилия.
– Вы правы. Я знаю только, как она выглядит, то есть ее стены.
– Ну что ж, ступайте со мной, я вам покажу, что такое Бастилия.
«Все, – подумал Бийо, – подведет он меня к какому-нибудь каменному мешку, раскроется под ногами у меня люк, и прощай, папаша Бийо».
Однако неустрашимый фермер и бровью не повел, выказывая всем видом, что готов следовать за комендантом.
– Во-первых, знайте, – сообщил Делоне, – в погребах у меня пороха столько, что я могу взорвать Бастилию вместе с половиной Сент-Антуанского предместья.
– Знаю, – спокойно ответил Бийо.
– Прекрасно. Теперь взгляните на эти четыре пушки.
– Вижу.
– Как видите, вся эта галерея простреливается ими, а кроме того, ее обороняют кордегардия, два рва, которые можно преодолеть только по подъемным мостам, и, наконец, железная решетка.
– Я вовсе не утверждаю, что Бастилия плохо защищена, – безмятежно заметил Бийо, – а только хочу сказать, что она будет хорошо атакована.
– Продолжим, – сказал Делоне.
Бийо кивнул в знак согласия.
– Вот потерна, которая выходит в ров, – показал комендант. – Видите толщину стен?
– Футов сорок, не меньше.
– Да, сорок понизу и пятнадцать поверху. Так что, как бы ни крепки были ногти у народа, он обломает их об эти стены.
– А я и не говорил, – возразил Бийо, – что народ разрушит Бастилию перед тем как взять, он разрушит ее, после того как возьмет.
– Идемте наверх, – сказал Делоне.
– Идемте.
Они поднялись на тридцать ступеней.
Комендант остановился и сказал:
– Вот еще бойница, выходящая в проход, по которому вы намерены ворваться сюда. В бойнице всего одно крепостное ружье [126], но это ружье весьма знаменито. Знаете песенку:
 
 
Ах, нежная моя свирель,
 
Свирель моей любви?
 
 
– Разумеется, знаю, – ответил Бийо, – только думаю, сейчас не время петь.
– Погодите. Маршал Мориц Саксонский [127] называл эту пушечку своей свирелью, так как она точнее всего воспроизводила мотив его любимой песенки. Это такая историческая подробность.
– Ах, вот оно что, – бросил Бийо.
– Продолжим подъем.
– Продолжим.
Они поднялись на вершину башни Франш-Конте.
– Ага, – протянул Бийо.
– Что такое? – поинтересовался Делоне.
– Вы, оказывается, не спустили пушки вниз?
– Я велел только откатить их.
– Знайте же, я передам народу, что пушки еще здесь.
– Передайте!
– Итак, спустить их вы не намерены?
– Нет.
– Решительно не намерены?
– Сударь, королевские пушки находятся здесь по приказу короля и будут спущены только по его же приказу.
– Господин Делоне, – ответил ему Бийо, чувствуя, как в нем рождаются высокие, торжественные слова, соответствующие ситуации, – вот подлинный король, которому я и рекомендую вам повиноваться.
И он показал коменданту на серую толпу, волнующуюся около рвов; у многих после вчерашних стычек одежда была в пятнах засохшей крови, на солнце в руках у большинства сверкало оружие.
– Сударь, – надменно вскинув голову, сказал ему Делоне, – быть может, вы знаете двух королей, но я, комендант Бастилии, знаю лишь одного, и зовут его Людовик Шестнадцатый. Это он поставил свою подпись под указом, в силу которого я командую и самой крепостью, и всеми, кто находится в ней.
– Значит, вы – не гражданин? – вскричал в бешенстве Бийо.