Ожерелье королевы

– Увы! – продолжал Калиостро. – Советы тут ни к чему: человек, способный читать судьбу, не способен ее изменить. Услышав мои слова, господин де Лаперуз просто рассмеялся бы, как смеялись сыновья Приама над пророчеством Кассандры. Да что там, вы и сами посмеиваетесь, господин граф Хага, и вскоре остальные последуют вашему примеру. О, не спорьте, господин де Фаврас, я еще не встречал слушателей, которые бы мне верили.
– Но мы верим! – в один голос вскричали г-жа Дюбарри и старый герцог де Ришелье.
И я верю, – пробормотал Таверне.
– Я тоже, – учтиво подтвердил граф Хага.
– Да, вы верите, – отозвался Калиостро, – верите, так как речь идет не о вас, а коснись она вас, вы бы поверили?
– Еще бы!
– Несомненно!
– Я поверил бы, – сказал граф Хага, – если бы был на месте господина де Лаперуза и господин де Калиостро действительно сказал бы мне: «Остерегайтесь неизведанных островов». Тогда я был бы настороже, это все-таки какой-то шанс.
– Нет, уверяю вас, господин граф: поверь он мне, это было бы ужасно. Судите сами: при виде неизведанных островов несчастный всякий раз ощущал бы опасность; веря моему предсказанию, он чувствовал бы, что ему отовсюду грозит таинственная смерть, а он не может спастись. И он пережил бы уже не одну, а тысячу смертей – ведь идти во мраке, не чувствуя ничего, кроме отчаяния, не лучше, чем умирать тысячу раз. Ведь надежда, которую я у него отнял бы, – это последнее утешение, остающееся у горемыки даже под ножом: пусть нож уже касается его тела, пусть он чувствует прикосновение острия, пусть уже брызнула кровь. Пусть уходит жизнь, но человек все еще надеется.
– Это верно, – вполголоса проговорили некоторые из присутствующих.
– Да, – продолжал Калиостро, – завеса, скрывающая от нас конец нашей жизни, – единственное настоящее благо, которое Господь даровал человеку на земле.
– Как бы там ни было, – заметил граф Хага, – но если бы человек вроде вас посоветовал мне опасаться какого-то человека или какой-то вещи, я послушался бы его и поблагодарил.
Калиостро едва заметно покачал головой и печально улыбнулся.
– В самом деле, господин де Калиостро, – продолжал граф, – предупредите меня, и я вас отблагодарю.
– Вы хотите, чтобы я сказал вам то, чего не захотел сказать господину де Лаперузу?
– Да, хочу.
Калиостро уже собрался было заговорить, но вдруг передумал.
– Нет, господин граф, нет, – бросил он.
– Но я вас очень прошу!
Калиостро отвернулся и прошептал:
– Никогда.
– Берегитесь, – с улыбкой сказал граф, – я могу в вас разувериться.
– Лучше уж неверие, чем тоска.
– Господин де Калиостро, – серьезно продолжал граф, – вы забываете об одном.
– О чем же? – почтительно полюбопытствовал пророк.
– О том, что если многие люди могут позволить себе ничего не ведать о своей судьбе, то есть и такие, которым просто необходимо знать будущее, поскольку их судьба важна не только для них самих, но и для миллионов других людей.
– В таком случае, прикажите, – сказал Калиостро. – Без приказа я ничего не стану делать.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что если ваше величество повелит, я подчинюсь, – тихо ответил Калиостро.
– Повелеваю вам открыть мне мое будущее, господин де Калиостро, – произнес король величественно и вместе с тем любезно.
Как только граф Хага позволил обращаться к себе как королю и, отдав приказ, нарушил свое инкогнито, г-н де Ришелье встал, смиренно поклонился и проговорил:
– Благодарю вас, государь, за честь, которую король Швеции оказал сему дому. Благоволите, ваше величество, занять почетное место, теперь оно только ваше.
– Давайте оставим все как есть, маршал, чтобы не потерять ни слова из того, что собирается сообщить мне господин де Калиостро.
– Однако королям правды не говорят, государь.
– Но я не у себя в королевстве. Займите же свое место, герцог, говорите, господин де Калиостро, заклинаю вас.
Калиостро поднес бокал к глазам: из его глубины, словно в шампанском, побежали пузырьки, казалось, взгляд графа притягивает воду и она бурлит, подчиняясь его воле.
– Скажите, что вы хотите узнать, государь, я готов ответить, – промолвил Калиостро.
– Какой смертью я умру?
– Вы умрете от пули, государь.
Чело Густава прояснилось.
– Ах, значит, в битве, – воскликнул он, – смертью солдата. Благодарю, господин де Калиостро, тысячу раз благодарю. Да, я предвижу многие битвы, а Густав-Адольф и Карл Двенадцатый показали мне, как умирают короли Швеции.
Калиостро молча опустил голову. Граф Хага нахмурился.
– Как! Разве пуля убьет меня не в разгар битвы? – спросил он.
– Нет, государь.
– Тогда, вероятно, во время мятежа. Что ж, и такое возможно.
– Нет, государь, и не во время мятежа.
– Но где же это случится?
– На балу, государь [18].
Король задумался.
Калиостро, который было поднялся, опять сел и спрятал лицо в ладони.
Все, сидевшие рядом с пророком и предметом его пророчества, побледнели.
Г-н Кондорсе подошел к бокалу, в котором была прочитана столь зловещая судьба, взял его за ножку, поднял на уровень глаз и принялся пристально разглядывать сияющие грани и таинственное содержимое.
Казалось, умный, холодный взгляд ученого требовал у хрусталя – как твердого, так и жидкого – решения задачи, которую его разум свел к чисто физическому явлению.
И в самом деле: ученый прикидывал глубину бокала, углы отражения света и микроскопические движения воды. Он, всегда стремившийся доискаться причины явления, гадал: зачем этот человек, которому не откажешь в необыкновенных способностях, занимается шарлатанством перед достойными людьми, сидящими за столом.
Не найдя ответа на свой вопрос, он перестал разглядывать бокал, поставил его обратно на стол и среди всеобщего потрясения, вызванного пророчеством Калиостро, сказал:
– Ну что ж, я тоже прошу нашего славного пророка задать вопрос этому волшебному зеркалу. К несчастью, – добавил он, – я не могущественный властелин, приказов отдавать не могу, а моя безвестная жизнь никак миллионам людей не принадлежит.
– Сударь, – проговорил граф Хага, – вы можете приказывать именем науки, а ваша жизнь важна не только для вашего народа, но и для всего человечества.
– Благодарю вас, господин граф, но, быть может, господин де Калиостро не разделяет вашего мнения?
Калиостро вздернул голову, словно пришпоренный скакун.
– Будь по-вашему, маркиз, – ответил он с раздражением, которое древние приписали бы влиянию какого-нибудь терзающего его божества. – Будь по-вашему, вы – могущественный властелин в царстве мысли. Посмотрите мне в глаза: вы действительно желаете, чтобы я предсказал вам вашу судьбу?
– Действительно, господин граф, клянусь честью! – ответил Кондорсе.
– Так вот, маркиз, – глухо проговорил Калиостро, опуская глаза под пристальным взглядом маркиза, – вы умрете от яда, который лежит в перстне, что вы носите. Вы умрете…
– Но если я его выброшу? – прервал маркиз.
– Выбросьте.
– Признайте, ведь сделать это несложно.
– Так выбросьте, я же говорю.
– Ну, конечно, маркиз, – воскликнула г-жа Дюбарри, – ради Бога, выбросьте свой мерзкий яд – хотя бы для того, чтобы уличить во лжи этого противного пророка, огорчающего нас своими прорицаниями. Ведь если вы его выбросите, то отравиться им уж никак не сможете, а раз господин де Калиостро утверждает, что будет именно так, то и получится, что он сказал неправду.
– Госпожа графиня права, – поддержал граф Хага.
– Браво, графиня! – отозвался Ришелье. – Знаете, маркиз, в самом деле выбросьте яд. Это будет неплохо еще вот почему: зная, что вы носите на руке смерть, я теперь буду трепетать всякий раз, когда нам придется вместе пить. Перстень может открыться сам, а…
– А когда люди чокаются, бокалы оказываются совсем рядом. Выбросьте, маркиз, выбросьте, – поддержал Таверне.