Ожерелье королевы

– Бесполезно, – спокойно заметил Калиостро. – Господин де Кондорсе не выбросит его.
– Да, – подтвердил маркиз, я с ним не расстанусь, и не потому, что хотел бы помочь судьбе, а потому, что этот яд, приготовленный Кабанисом [19], – единственный в своем роде, он получился случайно и случай этот может больше не повториться. Нет, я его не выброшу. Можете праздновать победу, господин де Калиостро.
– Судьба, – проговорил тот, – всегда отыщет верных помощников, которые выполнят ее предначертания.
– Значит, я умру от яда, – подытожил маркиз. – Что ж, чему быть, того не миновать. Добровольно от яда не умирают. Вы предсказали мне замечательную смерть: чуть-чуть яда на кончик языка – и меня нет. Это даже не смерть, это – минус жизнь, как выражаются в алгебре.
– Но я вовсе не хочу, чтобы вы страдали, сударь, – холодно ответил Калиостро, давая жестом понять, что больше он ничего говорить не намерен, во всяком случае относительно г-на де Кондорсе.
– Сударь, – вступил в разговор маркиз де Фаврас, наваливаясь грудью на стол, словно для того, чтобы быть поближе к Калиостро, вы уже назвали кораблекрушение, выстрел, отравление, у меня даже слюнки потекли. Так, может, вы предскажете и мне что-нибудь в этом роде?
– О, господин маркиз, – ответил Калиостро несколько оживленнее и ироничнее, – зря вы завидуете этим господам, ведь вас как дворянина ждет кое-что похуже.
– Похуже! – со смехом воскликнул г-н де Фаврас. – Берегитесь, вы слишком много на себя берете: что может быть хуже моря, выстрела или яда?
– Остается еще веревка, господин маркиз, – учтиво ответил Калиостро.
– Веревка? Но что вы хотите этим сказать?
– Лишь то, что вы будете повешены [20], – ответил Калиостро, не в силах более сдерживать свой пророческий гнев.
– Повешен? Какого дьявола? – раздались голоса.
– Вы забываете, что я дворянин, сударь, – немного отрезвев, ответил Фаврас. – А если речь идет о самоубийстве, то предупреждаю: я намерен до последнего момента уважать себя достаточно для того, чтобы не прибегать к веревке, если при мне будет шпага.
– Я говорю не о самоубийстве, сударь.
– Стало быть, речь идет о казни.
– Совершенно верно.
– Вы иностранец, сударь, и поэтому я вам прощаю.
– Что прощаете?
– Ваше неведение. Во Франции дворян обезглавливают.
– Вы уладите это дело с вашим палачом, сударь, – резко ответил Калиостро, чем совершенно сокрушил собеседника.
Среди гостей возникло известное замешательство.
– Знаете, я уже дрожу, – признался г-н Делоне. – Тут уже наговорили столько печального, что вряд ли меня ждет нечто более приятное.
– Вы весьма благоразумны, что не желаете узнать свое будущее. Вы правы: каким бы оно ни было, следует уважать тайны Всевышнего.
– Но, господин Делоне, – вмешалась г-жа Дюбарри, – вы, я надеюсь, не менее отважны, чем ваши предшественники.
– Я тоже на это надеюсь, – с поклоном ответил губернатор Бастилии.
Затем он повернулся к Калиостро и попросил:
– Что ж, сударь, начертите и мой гороскоп, прошу вас.
– Это несложно, – отозвался Калиостро. – Удар топора – и все кончено.
В столовой раздался крик ужаса. Ришелье и Таверне принялись умолять Калиостро на этом остановиться, однако женское любопытство восторжествовало.
– Вас послушать, господин граф, – заметила г-жа Дюбарри, – так выходит, что все на свете умирают насильственной смертью. Нас тут восемь человек, и пятерых из них вы уже приговорили.
– Но вы же понимаете, что господин граф делает это умышленно, а мы просто развлекаемся, сударыня, – заявил г-н де Фаврас, пытаясь изобразить смех.
– Конечно, смешно, и даже неважно, правда это или нет, – поддержал граф Хага.
– Я тоже посмеялась бы, – ответила г-жа Дюбарри, – мне не хотелось бы из-за собственного малодушия оказаться недостойной нашего собрания. Но, увы, я всего лишь женщина, мне ли равняться с вами трагичностью кончины? Женщина умирает у себя в постели. Увы, моя смерть, грустная смерть забытой всеми старухи, будет самой неинтересной, не правда ли, господин де Калиостро?
Последние слова она произнесла с некоторым колебанием, всем своим видом давая прорицателю повод утешить ее, но Калиостро этого делать не стал.
В конце концов любопытство пересилило страх.
– Отвечайте же, господин де Калиостро, – проговорила г-жа Дюбарри.
– Как же я стану отвечать, сударыня, ежели вы не спрашиваете?
– Но… – помедлив, начала графиня.
– Полно, – отрезал Калиостро. – Говорите прямо: будете вы спрашивать или нет?
Ободренная улыбками собравшихся, графиня сделала над собою усилие и воскликнула:
– А, была не была! Рискнем! Скажите: каков будет конец Жанны де Вобернье, графини Дюбарри?
– На эшафоте, сударыня, – изрек мрачный прорицатель.
– Вы шутите, сударь, не правда ли? – глядя с мольбой на Калиостро, пробормотала графиня.
Однако взвинченный до крайности граф этого взгляда не заметил.
– Почему же шучу? – поинтересовался он.
– Да ведь чтобы попасть на эшафот, нужно кого-нибудь убить, ну, в общем, совершить преступление, а я, по всей вероятности, этого не сделаю. Так что вы шутите, правда?
– О, Боже ты мой, конечно, шучу, как и во всех предыдущих предсказаниях! – взорвался Калиостро.
Графиня разразилась смехом, который внимательный наблюдатель нашел бы несколько более пронзительным, чем следовало.
– Что ж, господин де Фаврас, – сказала она, – пора, видимо, заказывать траурный кортеж.
– Вам, графиня, он не понадобится, – возразил Калиостро.
– Это почему же, сударь?
– Потому что на эшафот вас повезут в телеге.
– Фу, какой ужас! – вскричала г-жа Дюбарри. – Какой же вы злой! Маршал, в следующий раз не приглашайте таких гостей, или я к вам больше не приеду.
– Прошу меня извинить, сударыня, но вы, также как и другие, хотели этого, – парировал Калиостро.
– Как другие… Но вы хоть дадите мне время выбрать исповедника?
– Это будет напрасный труд, графиня, – ответил Калиостро.
– Почему же?
– Последним, кто взойдет на эшафот в сопровождении исповедника, будет…
– Кто? – в один голос выдохнули собравшиеся.
– Король Франции.
Эти слова Калиостро произнес столь глухо и скорбно, что на гостей повеяло леденящим дыханием смерти.
Несколько минут в столовой царило молчание.
Калиостро поднес к губам бокал с водой, из которого черпал свои кровавые пророчества, но тут же с непреодолимым отвращением поставил эту горькую чашу обратно на стол.
Взгляд его упал на г-на де Таверне.
О, воскликнул тот, думая, что Калиостро собирается предсказывать его судьбу, – не говорите ничего, я не прошу вас об этом!
– А вот я прошу, – проговорил герцог де Ришелье.
– Успокойтесь, господин маршал, – ответил Калиостро, – вы – единственный из нас, кто умрет в своей постели.
– А теперь – кофе, господа, – предложил обрадованный предсказанием маршал. – Прошу вас!
Все встали.
Но прежде чем пройти в гостиную, граф Хага приблизился к Калиостро и спросил:
– У меня и в мыслях нет, сударь, убегать от своей судьбы, но скажите: чего я должен опасаться?
– Муфты, государь, – ответил Калиостро.
Граф Хага отошел в сторону.
– А я? – спросил Кондорсе.
– Омлета.
– Ладно, тогда я отказываюсь от яиц.
И он присоединился к графу.
– А мне, – проговорил Фаврас, – чего следует бояться мне?
– Письма.
– Благодарю.
– А мне? – осведомился Делоне.
– Взятия Бастилии.
– О, это меня успокаивает.
И он с улыбкой удалился.
– А теперь обо мне, сударь, – взволнованно попросила графиня.
– А вам, прелестная графиня, следует опасаться площади Людовика Пятнадцатого!
– Увы, – ответила графиня, – однажды я там уже заблудилась. Ну и намучилась же я, чуть голову не потеряла!