Миры Роджера Желязны. Том 6
Так он и умер, с улыбкой на лице, и внезапно я понял, что он имел в виду.
Глава 8
Слиться с ним? Нет! Ни за что!
Он был стар, время изменило его гораздо сильнее, чем любого из нас. Я ощущал его смерть всем своим существом. Требовалось невероятное усилие воли, чтобы подавить желание слиться с давним моим врагом, который, конечно же, был не кто иной, как тот самый, некогда пропавший из Нулевого крыла клон.
Стиснув зубы, сжав ладонями виски, я сопротивлялся.
Когда умирает кто-нибудь из нас, всегда происходит слияние, но последствия его бывают различными. Впрочем, это не так важно, ведь все мы содержимся друг в друге, а «связным» называем между собой просто старшего по возрасту, он автоматически становится главой семьи.
Суть дела заключалась в том, что он был одним из нас, иначе я не испытывал бы желания слиться. Ему-то на протяжении всей своей жизни приходилось с этим желанием бороться, бороться всякий раз, когда у нас оно возникало.
И все же телепатически связь между ним и семьей, пусть и односторонняя, существовала, и теперь я понимал, откуда в нем бралась эта сверхъестественная способность безошибочно определять наше местонахождение.
И вот, прожив всю жизнь в отчуждении от нас, он при слиянии мог оказаться чрезвычайно опасен как для семьи в целом, так и для каждого ее представителя в отдельности. Я почему-то был убежден, что он при первой же возможности попытался бы диктовать свою волю.
Порыв слиться ослабевал, наконец вовсе исчез. Я справился с собой.
И тотчас мне пришло в голову, что ведь на какую-то долю секунды Винкелю, Дженкинсу и Джину могло показаться, что умер я, а не он!
Но тогда мы погибли…
Тогда Блэк действительно заставит парней подчиняться себе! Кто из них сломается первым и что натворит, став его послушным орудием?
Черт бы его побрал, этого Блэка!
Я выдернул кинжал из тела врага, обтер лезвие об его одежду.
Наш своенравный братец смешал все карты. Нужно срочно возвращаться в Нулевое крыло. Может быть, я еще успею предотвратить катастрофу. Впрочем, надежды на это мало…
Засунул кинжал во внутренний карман куртки и отвернулся, чтобы не видеть его мертвый оскал.
Гленда, оказывается, стояла в десяти футах от меня, прижимая руку к губам.
— Он мертв? — спросила она.
— Я в этом не уверен. — Я подошел к девушке и крепко взял ее за руку. — Пойдем со мной, нам надо кое о чем поговорить.
Труп зловеще улыбался нам вслед. Впрочем, Гленда ни разу не обернулась, пока мы шли к вертолету. И не произнесла ни слова.
Вокруг становилось все светлее.
Только когда мы поднялись в воздух, она прервала молчание:
— Куда мы летим?
— Есть одно такое место… оно называется «Нулевое крыло».
— Где это?
— Долго объяснять. Она кивнула:
— Я знаю, это твое тайное убежище…
— Откуда тебе это известно? Блэк рассказывал?
— Да, — ответила она. — А что ты имел в виду, говоря, что не уверен, мертв он или нет? Я же видела… ты убил его.
— Тело — мертвое, а он… Он жив.
— Жив? Где же он теперь?
— Боюсь, что в Нулевом крыле.
— Значит, он такой же, как ты?..
— Возможно. А ну-ка выкладывай, что ты об этом знаешь?
— Мне кажется, что ты — тот самый мистер Энгель, с которым я недавно познакомилась… но ведь я видела, как он умер… Значит, он переселился в тебя, если ты пришел по адресу, который я дала ему. Ума не приложу, как это у вас получается.
— Ты же не сама догадалась, что Энгель переселился в меня. Блэк объяснил?
— Да.
— Кто он тебе?
— Когда умер отец, а маму поместили в больницу он стал моим опекуном. Он предложил свою кандидатуру, его и назначили. Он был другом отца.
— Чем он занимается? Кто по профессии?
— Учитель. Специалист по античной литературе. В то время, когда его назначили моим опекуном, он вдруг поменял имя. Он сказал мне, чтобы я теперь называла его Эйбен. Генри Эйбен.
— Почему он так сделал?
— Он сказал, что это у нас с ним будет такая игра. Понимаешь, у нас дома все его знали под именем «Блэк». Позднее я догадалась, что это больше чем игра, но держала язык за зубами. Ведь я любила его. Он очень хорошо ко мне относился… Так ты говоришь, что я, может быть, еще его увижу?
— Боюсь, что да.
— Ну а ты?.. какое ты имеешь к нему отношение?
— Мы давние враги. Однажды он ни с того ни с сего начал меня преследовать. За что?.. Понятия не имею.
Всю оставшуюся часть пути она молчала. Я нашел место для посадки неподалеку от эскалатора, приземлился. Помогая ей выбраться из кабины, спросил:
— А тебе он не говорил за что?..
— А если говорил, что тогда?
Я схватил ее за плечи и развернул лицом к себе — наши лица находились друг от друга на расстоянии нескольких дюймов:
— Что я ему сделал, что?.. Отвечай же!
— Пусти меня! Я не знаю!
Я отпустил ее плечи, но снова взял за руку:
— Пошли. Нам нужно подняться двумя этажами выше.
Итак, ответить она не пожелала, а вытряхивать из нее сведения у меня не было времени. Но и отпускать девушку я не хотел.
Во-первых, боялся, что с ней что-нибудь случится, а во-вторых, надеялся позднее все же разговорить ее. Правда, держалась она достаточно независимо, всем своим видом показывая, что не нуждается в моей защите, да и делиться со мной какой-либо информацией тоже, судя по всему, не собиралась.
Но я, зная теперь достоверно о близком и давнем знакомстве Гленды с моим врагом, не мог не считать Гленду своей заложницей. Увы, ничего другого мне не оставалось.
— По сути дела, — сказала она, когда мы быстрым шагом направились к эскалатору, — ты силой удерживаешь людей внутри Дома.
— Ну, если говорить начистоту, это так. Только я уверен, что им здесь неплохо.
— Но зачем?
— Насколько мне известно, это наилучший способ приучить их к мирному сосуществованию.
— К принудительному мирному сосуществованию!
— Разумеется. Когда враждебные чувства и агрессивные наклонности подавлены, в людях пробуждается желание сотрудничать. Но чтобы установить такой порядок вещей, неизбежно приходится применять насильственные методы воздействия.
— Ну и что, получается?
— Что ты имеешь в виду?
— Изменились люди?
— Я считаю, что изменились.
— И продолжают изменяться?
— Я считаю, что продолжают.
— А им разрешат выйти наружу, когда они достигнут желаемого уровня морального совершенства?
— Разумеется.
— Что значит «разумеется»? Почему не прямо сейчас? Почему они должны находиться на положении узников до тех пор, пока не изменятся?
— Они вовсе не узники. Им предоставлена полная свобода передвижения…
— Внутри Дома!
— Внутри Дома.
— Но почему не снаружи?
Я вдруг почувствовал боль во всем теле, и мне расхотелось ей отвечать.
— Хочешь, чтобы я за тебя ответил?
«Почему бы и нет? — подумал я. — Валяй, Джордан. Говори, что тебе вздумается».
— Тогда расслабься. Мне нужны твои легкие, твои голосовые связки.
Я расслабился, и он тотчас заговорил:
— Оставить их в покое? Позволить им культивировать свою самобытность, поощрять в них склонность к соперничеству и тем самым стимулировать агрессивность? Однажды они уже шли по этому пути и чуть не истребили друг друга. Чтобы этого не случилось, люди должны измениться. На сегодняшний день им, конечно, еще далеко до совершенства, но изменения в лучшую сторону заметны невооруженным глазом. Когда они наконец научатся жить в мире друг с другом, тогда им и будет позволено выйти наружу.
— Но останется ли в людях к тому времени хоть что-нибудь человеческое?
— Какими они станут, таким и быть роду человеческому во веки веков.
— Что дает тебе право решать за всех?
— Кто-то же должен.
— Блэк тоже считал, что он должен. Но у него была другая точка зрения на этот счет. А ты… ты во имя этих своих принципов мирного сосуществования убил его!