Нерушимая клятва

Я щелкнула зубами и смело посмотрела Люмине прямо в глаза.
— Я уважаю Рена. Он отличный друг. Нам будет хорошо вместе.
Да уж… Друг, еще какой, подумала я. Рен всегда смотрит на меня так, словно я банка с печеньем, и он не имеет ничего против, если его застанут, когда он будет это печенье красть. А ведь расплачиваться за грешок не ему придется. Хотя я была помолвлена с ним давным-давно и должна была выйти за него замуж, я не думала, что наши отношения до свадьбы будут такими нелегкими. Рен не любил играть по правилам. А я старалась не дать слабину, несмотря на все его уговоры, это было бы слишком рискованно.
— Вам будет хорошо? — переспросила Люмина. — Но ты желаешь этого юношу? Эмиль будет вне себя, если узнает, что ты просто глумишься над его наследником.
Сказав это, она побарабанила пальцами по столу.
Я смотрела в пол, проклиная румянец, некстати проступивший на щеках. Какую роль могло иметь мое желание, если я ничего не могла изменить? В тот момент я ненавидела Люмину.
Отец откашлялся, прежде чем произнести слова в мою защиту.
— Госпожа, этот союз был уготован детям с момента их рождения. Обе стаи — и Найтшейдов, и Бэйнов — убеждены в правильности решения. Это касается и моей дочери.
— Я же сказала, все будет хорошо, — повторила я, уже почти рыча от раздражения.
Хранительница звонко рассмеялась, заставив меня оторвать глаза от пола и посмотреть на нее. Она видела, что ее расспросы задели меня, и смотрела на меня покровительственно. В ответ я уставилась на нее свирепо, не в силах сдерживать переполнявший меня гнев.
— Конечно, — Люмина перевела взгляд на отца. — Церемония должна состояться без промедлений. При любых обстоятельствах.
Она поднялась на ноги и протянула руку для поцелуя. Отец на мгновение коснулся губами ее бледных пальцев, затем она повернулась ко мне. Я неохотно взяла ее руку, обтянутую похожей на пергамент кожей, в свои руки и поцеловала, стараясь не думать о том, как мне хочется ее укусить.
— Все женщины, которые чего-то стоят, обладают дипломатичностью, моя дорогая.
Сказав это, Люмина провела пальцами по моей щеке, и я почувствовала силу, с которой она прижала кончики ногтей к моей коже. Еще чуть-чуть, и остались бы царапины. У меня даже в желудке нехорошо стало.
Ее каблуки, острые, как стилеты, выбивали короткое победное стаккато по плитам пола, когда она выходила из кухни. Призраки проплыли вслед за ней. Их молчание действовало на нервы сильнее, чем неприятный стук каблуков. Я подтянула колени к груди и положила на них голову. Пока за Люминой не закрылась дверь, я сидела, не дыша.
— Ты очень напряжена, — сказал отец. — Что-нибудь случилось во время дозора?
Я отрицательно покачала головой. — Ты знаешь, я ненавижу призраков.
— Все ненавидят призраков.
Я пожала плечами.
— Зачем она вообще приходила?
— Обсудить свадьбу.
— Не может быть, — нахмурилась я. — Просто чтобы поговорить о нас с Реном?
Отец устало закрыл глаза рукой.
— Калла, я бы не хотел, чтобы ты относилась к свадьбе, как к обручу, сквозь который тебе предстоит прыгнуть. На кону гораздо больше, чем «вы с Реном». С тех пор как сформировалась последняя новая стая, прошли десятилетия. Хранители сильно нервничают.
— Мне жаль их, — соврала я.
— Тебе не нужно их жалеть, лучше отнесись к свадьбе серьезно.
Я выпрямила спину.
— До Люмины сюда приходил Эмиль, — сказал отец, и на его лице проступила угрожающая гримаса.
— Как? — открыла я рот от удивления. — Зачем?
Я не могла представить, как два вожака, два конкурента, могут сидеть и поддерживать вежливую беседу.
— За тем же, что и Люмина, — ответил отец холодно.
Я закрыла лицо руками, чтобы скрыть румянец, снова проступивший на щеках.
— Калла?
— Прости, пап, — сказала я, стараясь побороть приступ смущения. — Все дело в Рене и во мне, и в том, как у нас все сложится. Мы с ним друзья, наверное, можно так сказать. Мы знали о том, что наша свадьба когда-нибудь произойдет. Я не вижу здесь никаких проблем. Если их видит Рен, то это для меня новость. Но все прошло бы куда спокойнее, если бы окружающие перестали оказывать давление. Это не на пользу делу.
Отец кивнул:
— Поздравляю. Ты только что сказала то, что известно любому, кто имеет отношение к элите. Давление всегда во вред. Но оно всегда присутствует.
— Отлично, — вздохнула я и встала со стула. — Мне нужно кое-что сделать.
— Но сейчас ночь, — сказал отец спокойно.
— Ночь.
— Калла?
— Что еще? — спросила я, задержавшись на нижней площадке лестницы.
— Веди себя помягче с матерью.
Я нахмурилась и стала подниматься по ступенькам. Когда я вошла в спальню, то невольно вскрикнула. Повсюду была разбросана одежда. Она покрывала пол, свешивалась с тумбочки и даже с люстры.
— Это все не годится! — Мама указывала на меня пальцем с видом обвинителя.
— Мам!
В руках она сжимала мою любимую винтажную футболку. Она была сделана для одного из туров «Пиксиз» в восьмидесятые годы.
— У тебя есть хоть что-нибудь красивое?
Мама потрясала футболкой, демонстрируя мне изображение.
— Объясни, что с твоей точки зрения красиво.
Я сдержала рык и стала выискивать в беспорядке вещи, которые следовало сохранить во что бы то ни стало.
— Кружево? Шелк? Кашемир? — вопрошала Наоми. — Что-нибудь не из хлопка или денима?
Она выкручивала в руках футболку с символикой «Пиксиз», я встала в раболепную позу.
— Ты знаешь о том, что сюда приходил Эмиль? — Мамины глаза оглядывали комнату, изучая кучи одежды.
— Папа сказал мне, — ответила я тихо, хотя мне хотелось кричать.
Я провела рукой по пряди, спускавшейся по плечу, после чего зажала кончики волос между пальцами, засунула их в рот и стиснула зубы.
Мама поджала губы, выпустила из рук футболку и заставила меня убрать руки от головы. Вздохнув, она села на кровать рядом со мной и сняла с моих волос резинку, которая их стягивала.
— А волосы? — Мама провела пальцами по моим локонам. — Зачем ты их постоянно убираешь, когда меня нет рядом?
— Слишком длинные, — ответила я. — Мешают.
Мама осуждающе покачала головой, отчего тяжелые серьги в ее ушах зазвенели.
— Милый мой цветочек, нельзя больше скрывать свои достоинства. Ты теперь женщина.
Почувствовав отвращение, я зарычала и откатилась подальше от мамы, там, где ее руки не могли меня достать.
— Я не цветочек.
Распущенные волосы мешали мне, и я убрала их за спину. Без резинки они казались тяжелыми и вправду доставляли хлопоты.
— А кто же ты, Калла? — улыбнулась мама. — Прекрасная лилия.
— Это просто слово, мама, — сказала я и принялась убирать одежду. — Меня назвали в честь цветка, но это ничего не значит.
— Нет, милая, значит, — услышав в голосе мамы предостережение, я вздрогнула. — И прекрати убирать одежду, в этом нет необходимости.
Я замерла, держа в руках футболку. Мама дождалась, пока я положу наполовину сложенную футболку на покрывало. Я попыталась что-то возразить, но мама подняла руку, жестом приказывая мне замолчать.
— В следующем месяце формируется новая стая. Ты будешь женой вожака.
— Я знаю. — В душе закипало желание бросить в маму грязными носками. — Все твердят об этом с тех пор, когда мне исполнилось пять лет.
— Значит, пора почувствовать себя ею, наконец, — сказала мама. — Люмина встревожена.
— Ах да, дипломатия. Знаю, она хочет дипломатичного поведения, — мне хотелось рассмеяться.
— А Эмилю небезразлично, что хочет Ренье.
— Что хочет Рен? — переспросила я и удивилась тому, каким резким и пронзительным стал мой голос.
Мама взяла в руки один из бюстгальтеров, валявшихся на кровати. Он был очень простым, из белой хлопчатобумажной ткани. Других я не носила.
— Нужно заняться приготовлениями. У тебя есть приличное белье?
Мои щеки снова запылали. Интересно, если щеки слишком часто покрываются румянцем, может ли это привести к тому, что со временем они станут бледными навсегда?