Богачи

Хант вдруг резко поднялся, переполошив всю компанию, и поставил бокал на стол.
— Если мы собираемся сегодня ужинать, то пора двигаться в путь. Я умираю от голода.
Тиффани мягко улыбнулась и сказала:
— Я заказала столик в «Клубе». По-моему, там неплохо готовят.
В неловком молчании они спустились на лифте в подземный гараж. В машине Ханта всеобщая скованность не исчезла, напротив, разговор, который то и дело вяло вспыхивал, потом так же вяло затухал, едва складываясь из бессвязных, отрывочных замечаний по никому не интересным поводам.
— Сейчас на Бродвее поставили неплохое шоу «Кошки»…
— Что-то прохладно сегодня…
— Не представляю, как мы найдем место для парковки…
Единственным человеком, который за все время пути не произнес ни слова, был Грег. Ничто не могло отвлечь его от созерцания точеного профиля Морган.
— Господи, какая здесь толкотня, — заметил Хант, усаживаясь за столик.
— Что ты имеешь в виду? — забеспокоилась Тиффани.
— Слишком много туристов, — буркнул он и погрузился в чтение меню. — Ну-с, что бы нам заказать?
— Что касается меня, то я не голодна, — сказала Морган.
Хант и Тиффани переглянулись, а Грег взял ее руку в свою.
— Ты, я полагаю, привыкла в Англии совсем к другим ресторанам, дорогая, — сделал попытку пошутить Грег.
— Вовсе нет, с чего ты взял? — вдруг возмутилась Морган и отняла руку.
— Тогда, наверное, ты до сих пор не можешь прийти в себя от радости, что вернулась домой? — продолжал Грег, не чувствуя изменения в ее настроении.
— Радости? — переспросила Морган, взглянув на него как на слабоумного. — Хотелось бы мне увидеть человека, который будет рад вернуться из цивилизации к дикарям! В Нью-Йорке ужасно грязно и противно! — Надрывный вой полицейской сирены, донесшийся с улицы, заставил ее прерваться. — Вот, пожалуйста! От этого воя, который не смолкает здесь ни днем, ни ночью, кто угодно свихнется. Знаете, что я вам скажу? — И, не дожидаясь ответа, Морган с торжествующим видом заявила: — За все время своего пребывания в Лондоне я слышала полицейские сирены считанное количество раз, а ночью они вообще не гудят! В этой столице мира даже воздух пропитан благодатью, а от старинных зданий веет самой историей… — взволнованно дрожал голос Морган.
Тиффани вопросительно взглянула на сестру. Интересно, сколько мартини она выпила, перед тем как отправиться на эту вечеринку? Хант вместе со стулом развернулся к Морган, и его глаза вызывающе сверкнули.
— Если вам так славно жилось в Лондоне, отчего же вы вернулись? Почему не остались в этой вечно окутанной сырым туманом стране, аристократия которой до сих пор пребывает в заблуждении, что она стоит у кормила всемирной культуры, хотя 1900 год давно миновал? Эти снобы утешают себя мыслью, что их будущее в их прошлом, а на самом деле Англия давно превратилась во второразрядную страну!
— Я бы не стал так категорично выражаться, — тихо заметил Грег.
— А я стал бы! Назовите мне хотя бы одну отрасль производства, в которой Англия стояла бы в ряду с ведущими мировыми державами? — потребовал Хант.
Морган прикусила губу и с надеждой посмотрела на Грега.
— Отрасль производства — не знаю, а вот британский театр не уступает своих позиций на мировой сцене на протяжении веков, — откликнулся Грег.
— Ха! Театр — вчерашний день! А что вы скажете о киноиндустрии? — Хант, судя по всему, настроился спорить всерьез.
— Давайте лучше заказывать, а то мы проторчим здесь до ночи, — вмешалась Тиффани.
Они поужинали в полном молчании, которое нарушалось лишь в тех случаях, когда кто-либо обращался к официанту. Морган была похожа на праздничный фейерверк, исчерпавший свои возможности, — ее по-прежнему окутывал каскад волшебных искр, но их сияние потускнело в лучах искусственного света. Она ела и много пила, не поднимая головы. Нью-Йорк тяготил ее, заставлял ощущать себя потерянной в лабиринте жертвой. Утром она пробовала прогуляться по городу, и у нее осталось неприятное впечатление от этой прогулки — бездушная прямота и головокружительная высь небоскребов навевали на нее скуку, разбивка улиц, напоминавшая клетки шахматной доски, заставляла страдать от ностальгии по царственной элегантности Бельгравии, тишине Челси, роскоши Мэйфара, великолепию Букингемского дворца и парламента. Морган довела себя до такого состояния, что готова была расплакаться.
— Пойдемте отсюда, — бесцеремонно поднялся со своего места Хант.
Морган попросила первым делом завезти ее домой и категорично отказала Грегу, напрашивавшемуся на приглашение.
— Можно, я позвоню тебе завтра? — взмолился он.
Морган пожала плечами, и ее прекрасный профиль скрыла волна золотистых кудрей.
— Спокойной ночи, дорогая, — сказал Грег. — Я позвоню тебе около полудня, может быть, позавтракаем вместе?
Вместо ответа Морган бросилась бежать вверх по лестнице, оставив Грега стоять на тротуаре под презрительным взглядом Ханта и сострадательным Тиффани. Грег постарался скрыть свое разочарование под смущенной улыбкой, неловко потоптался на месте и наконец обратился к Тиффани:
— Пожалуй, я пройдусь пешком. Отсюда до моего дома всего пара кварталов, и прогулка перед сном будет полезна.
Тиффани с пониманием кивнула:
— Хорошо. Я была рада повидаться с тобой, Грег. Не пропадай, звони.
— Спасибо, Тифф. — Он изобразил нечто отдаленно напоминающее учтивый поклон и зашагал вниз по улице.
Морган пронеслась мимо швейцара, не обратив внимания на его церемонное приветствие и вежливое пожелание доброго вечера.
Слава Богу, она дома! Можно остаться одной, закрыться в комнате и никого не видеть. Вечер оказался гораздо более напряженным, чем она предполагала. Черт бы побрал Тиффани с ее идеей устроить праздник! В результате голова у нее раскалывается, а в горле застыл горький комок, мешающий глотать. До чего же отвратительна жизнь! Или она неудачно складывается только у нее? На ресницах у Морган задрожали слезы, ее душила жалость к самой себе. Хант словно с цепи сорвался, вцепился в нее мертвой хваткой. Тиффани тоже хороша — хоть бы слово сказала в защиту сестры! А Грег! Куда подевалась его извечная веселость? За весь вечер он не произнес ничего остроумного. Его преданные взгляды и дурацкая манера краснеть по любому поводу могут нагнать тоску на кого угодно! Морган вошла в квартиру, стараясь подавить рыдания, теснившиеся в груди и отчаянно рвущиеся наружу. Если бы она могла вернуться в Англию… если бы у Гарри хватило мужества пойти наперекор своей деспотичной матери… если бы…
В холле было темно и тихо, если не считать приглушенных звуков включенного телевизора, доносящихся из отцовского кабинета. Морган ступала осторожно на цыпочках, чтобы родители ее не услышали. Она не в силах сейчас вынести пристрастный допрос отца. Может, завтра она будет чувствовать себя увереннее. Ей нужно время, чтобы сочинить убедительный рассказ о том, как великолепно она повеселилась этим вечером. Сняв туфли, Морган пробежала к лестнице.
Резкий телефонный звонок заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Идиотское изобретение человечества! Почему же никто не берет трубку? Звонок оборвался. Морган вбежала наверх и свернула в коридорчик, ведущий в ее спальню. И вдруг остановилась как молнией пораженная. Пробегая через холл, она заметила на серебряном подносе для почты телеграфный бланк. Так и есть, вон он белеет в темноте. Если родители его не взяли, значит, телеграмма адресована ей.
Морган спустилась вниз, схватила телеграмму и опрометью бросилась к себе. Заперевшись на ключ, она дрожащими от волнения руками развернула листок.
Через миг ее торжествующий вопль сотряс сонную тишину дома и заставил вздрогнуть от ужаса Джо и Рут, которые мирно сидели у телевизора, слушая болтовню Джонни Карсона, заканчивающего свое «Шоу для полуночников».
Хант и Тиффани возвращались домой молча. Он мрачно смотрел на дорогу, крепко сжимая руль. Она тихо положила руку ему на бедро. Хант не сразу ответил на ласку — сжав ее пальцы в своей большой ладони, он уныло пробормотал: